В заключение нашего турне мы дали еще два концерта в Токио и один в Осаки и выступили сверх программы по столичному радио. 2 июня мы закончили все выступления. И как раз вовремя, потому что на следующий день я заболела тонзиллитом. Болезнь не опасная, но томительная. 4 июня мне подарили чудесную собачку Мичико, о которой я уже однажды упоминала. 5 июня мы упаковали багаж и погрузились на пароход «Ганж», который должен был доставить нас в Италию.

Я была счастлива, несмотря на то, что еще не вполне оправилась после болезни. Я мечтала вновь увидеть мою дочурку и буквально считала минуты.

«Ганж» был отличным, современным пароходом с настоящей итальянской кухней. Наши попутчики оказались очень приятными людьми, да и немного отдохнуть после стольких трудов совсем не мешало. Впрочем, о подлинном отдыхе не могло быть и речи — ведь наш импрессарио уже на 12 июня назначил концерт в шанхайском театре «Эмбасси». 21 июня мы прибыли в Сингапур, и уже вечером состоялся концерт в «Виктория-холл». Зрители были почти одни англичане, и нам, как и прежде, сопутствовал громкий успех.

Вот еще несколько записей из дневника:

«23 июня. Мы плывем на остров Цейлон, в Коломбо. Попали в муссон, пароход отчаянно качает. Счастье еще, что ни я, ни Энцо не подвержены морской болезни. Большинство пассажиров запрятались в каюты и поручили душу богу. Эльси тоже испарился с палубы.

26 июня. Мы провели в Коломбо чудесный день. Осмотрели чуть ли не все местные достопримечательности. На улицах много слонов; здесь на них возят самую разную поклажу. Я не удержалась от соблазна и заглянула в ювелирную лавку. Остров Цейлон славится своими топазами и сапфирами. В одной из таких лавок я купила великолепный сапфир.

28 июня. Священник отслужил на борту мессу. Я спела „Аве Марию“ Гуно, принеся эту песнь в дар святой деве Марии. Месса в море, на палубе парохода, бесконечно растрогала меня. Звуки моего голоса уносились далеко, к самому горизонту, и проникали в сердца простых людей, прежде всего наших моряков.

30 июня. Остановка в Бомбее. Я впервые ступила на землю Индии. Город очаровал меня. Особенно поразила меня красота женщин, их грациозная походка, удивительная скромность, прелесть их национальной одежды сари.

Мы поднялись на холм Маллабар и осмотрели Башню Молчания, где стервятники пожирают трупы парсов.[13] Пока мы с любопытством рассматривали башню, внесли тело очередного покойника, за которым шли родственники в белых одеждах. Я набралась храбрости и пошла за ними. Лицо мертвеца представляло собой какую-то кровавую массу. Я в ужасе выбежала из башни и, желая поскорее забыть об увиденном, отправилась в самый шумный квартал города, где бурлит рынок и на каждом шагу попадаются живописные лавки ремесленников. Особенно много здесь ювелирных магазинчиков. Я купила тяжелый индийский браслет и серьги.

2 июля. Мы снова в пути. И в Аравийском море нас настиг муссон. Пароход отчаянно пляшет на волнах.

Мы с Энцо не утратили аппетита, но едим, только лежа, чтобы не скатиться на пол от внезапного толчка. Почти все пассажиры не выходят из своих кают.

5 июля. Наконец-то муссон перестал нас трепать. Мы прибыли в Аден. Здесь крайне редко выпадают дожди и все вокруг пожелтело и высохло. Нам сказали, что последний дождь шел тут два года назад. Мне вспомнилась картина ада в опере „Мефистофель“, знаменитая сцена шабаша ведьм. Мы осмотрели арабское селение, расположенное на склонах потухшего вулкана. Полуголые мужчины-арабы стройны, очень красивы и напоминают изваяние. Что же до женщин, то я их просто не видела: у каждой лицо скрыто под чадрой. Шофер, возивший нас по городу, сказал, что вода здесь дороже пива.

8 июля. Медленно плывем по Суэцкому каналу; дует легкий ветерок, неся нам желанную прохладу.

9 июля. Короткая остановка в Порт-Саиде. Меня ничто уже не интересует. Я сгораю от желания поскорее увидеть мое сокровище.

10 июля. Вот мы и в Средиземном море. Мысли мои постоянно уносятся к дочурке; утром я неожиданно для самой себя расплакалась от счастья. Просто невероятно, что однажды ненастным зимним днем я выехала из Милана и отправилась на Дальний Восток. Откуда у меня взялись силы, чтобы выдержать столь долгое и трудное путешествие?!

11 июля. Несмотря на свое душевное смятение, я согласилась дать вместе с Энцо благотворительный концерт. Весь сбор пойдет в пользу семьи одного моряка с „Танка“, который умер еще по пути на Дальний Восток, и другого бедняги матроса, который свалился в трюм и сломал обе ноги.

Концерт, прошедший с большим успехом, принес его устроителям сто шестьдесят фунтов стерлингов. Буквально все пассажиры и экипаж корабля, состоявший почти из одних венецианцев, охотно внесли свою лепту.

12 июля. Недолгая остановка в Бриндизи; мы сошли на берег, и Энцо первым делом отправился разыскивать ресторан с неаполитанской кухней. Он заказал спагетти с моллюсками, жареную и тушеную рыбу, вино „Граньяно“. Всего этого хватило бы на целую роту солдат!

13 июля. Энцо занемог. У него поднялась температура. Что с ним могло случиться? Биццелли распрощался с нами. Он поехал в Рим поездом.

Мы уже на подходе к Венеции, а состояние Энцо все ухудшается. Температура поднялась до сорока градусов. Я очень волнуюсь. Не объелся ли он моллюсков? Мне тревожно за него, но радость предстоящей встречи с дочкой пересилила все страхи».

Не стану подробно описывать наше прибытие. Мать Энцо была очень взволнована болезнью сына. А я ничего не видела и не слышала вокруг. Прижала к себе мое крохотное создание и залилась от счастья слезами.

Все же радость возвращения и встречи с дочкой была омрачена болезнью Энцо. Врачи нашли у него кишечную интоксикацию. Ему пришлось энергично лечиться, чтобы скорее поправиться. Мне и маме стоило немало трудов уговорить его не вставать с постели и соблюдать предписанную врачами диету.

Очень скоро я заметила, что у Мари совсем не такой уж цветущий вид. Иногда глаза матери видят дальше и лучше, чем даже опытный глаз врача-педиатра. Ведь мною руководил неистребимый материнский инстинкт.

Я выяснила, что няня-немка слишком строго относилась к малышке и плохо ее кормила. Я сама занялась питанием дочки и нашла целебный эликсир в виде бутылки старого, двадцатипятилетней давности, вина, которую отыскала в погребке. Каждый день для поднятия аппетита я давала дочке ложечку живительного напитка.

Когда наш домашний врач узнал об этом, он одобрил мои действия, добавив, что несколько глотков натурального старого вина порой бывает полезнее лекарства. То же самое не раз говорили моя бабушка и отец.

Энцо стал поправляться, и я вместе с ним и дочкой перебралась в домик, снятый мною в горном селении Прадерадего, расположенном на высоте тысячи метров над уровнем моря. Чистый, слегка прохладный воздух, прогулки на лоне природы, простая и вкусная пища сотворили чудо. Муж окончательно выздоровел и окреп, а дочка стала розовой и пухленькой. Отдых был коротким, но таким чудесным; за всю мою нелегкую жизнь актрисы это были, пожалуй, самые спокойные дни. Правда, мне приходилось упорно бороться с неодолимой ленью мужа, который любил вкусно и сытно поесть, а потом удобно развалиться в кресле и вдыхать полной грудью живительный воздух. Но врач прописал ему побольше двигаться, и я упорно не оставляла Энцо в покое и тянула его за собой. Обычно мне все же удавалось расшевелить его и вывести из состояния блаженной дремоты. В такие минуты он напоминал сытого кота, растянувшегося после вкусной кормежки.

В Прадерадего мы не ощущали недостатка в приятелях. Здесь отдыхали многие наши знакомые, которые не давали нам скучать и были постоянными участниками веселых, шумных пикников.

Не раз местный оркестр в полном составе собирался под окнами нашего дома и услаждал мой слух исполнением прелестных серенад. А как не вспомнить о великолепном супе из рубцов, который нам подавали в остерии? Понятно, мы обильно услаждали свои трапезы изумительным белым вином с виноградников Тревизо. Наш отдых достойно завершился балом на открытом воздухе у самого нашего дома. Этот веселый и блестящий вечер навсегда остался в памяти местных жителей и многочисленной колонии отдыхающих. Я чувствовала себя наверху блаженства и заметила, что и Энцо очень счастлив. Но нас ждал концерт в городке Франкавилла, где у Энцо было много друзей. Если бы не это, мы остались бы в Прадерадего на целое лето.