15 апреля. Сегодня моему ангелу исполнился год, и мне стало невыносимо грустно, что я сейчас далеко-далеко от нее. Друзья принесли мне цветы и подарки для Мари. Маэстро Биццелли сочинил для моей малышки „Колыбельную“; я непременно разучу ее и буду петь. Чтобы не разрыдаться от тоски, я вышла из гостиницы и купила дочурке сразу три нарядных платьица. Но и это не помогло мне прогнать грусть. Муж тоже не так весел, как обычно, нетрудно заметить, что и он скучает по дочке.

17 апреля. Мы покинули Шанхай на борту парохода „Маккинлей“ и направились в Японию. Прощальный концерт был для нас подлинным триумфом. Сцена буквально утопала в цветах, и я чуть не задохнулась от их терпкого запаха. Мы до сих пор находимся под впечатлением пережитого. Пока море удивительно спокойно, и путешествие проходит как нельзя лучше. И все же нам не терпится поскорее добраться до Японии».

Когда мы вошли в Иокогамский порт, на пристани нас уже поджидали. Среди встречающих был итальянский консул коммендаторе Гаско и множество итальянцев, радостно приветствовавших нас. После непродолжительного отдыха в гостинице мы большой компанией поехали осматривать город. Все эти симпатичные люди проводили нас до железнодорожной станции. Отсюда за какие-нибудь полчаса поезд доставил нас в Токио.

На вокзале японской столицы нас встречало очень много народу, артисты, местные власти, представители итальянского посольства. Меня и моих спутников буквально засыпали цветами и замучили бесконечными интервью. Газеты создали нам широчайшую рекламу, причем меня они величали «королевой легких сопрано» и «наиболее яркой представительницей итальянского бельканто». В газетах и журналах появилась моя биография, составленная в восторженных тонах, портреты, описания моих предыдущих турне. Много похвал досталось и на долю Энцо Де Муро Ла Манто, который своей красотой и живостью завоевал симпатии многочисленных зрителей, особенно среди лиц женского пола.

Мы прибыли в Японию как раз во время цветения вишни. Улицы столицы, широкие аллеи и парки окрасились в розовый, лиловый и красный цвет. На их фоне живописные кимоно женщин, белые и черные костюмы мужчин создавали неизгладимое впечатление, словно вы попали в какой-то сказочный мир.

Меня Токио, третий по величине город в мире после Лондона и Нью-Йорка, совершенно ошеломил. Какой контраст между японским колоритом и западным, «а-ля́ американа», образом жизни некоторых его обитателей.

Этот огромный, шумный город был пропитан паназиатской идеологией, что через десять лет привело Японию к безумной атаке на Пирл Харбор и к трагическому поражению в войне.

В первые же дни жизни в Токио мы побывали в нескольких театрах, и прежде всего в старинном «Ноо». Как великолепны эти спектакли! В странных и непонятных для нас пении и музыке таится огромная сила выразительности и тончайший вкус. А какое богатство костюмов! Главную роль в спектакле исполнял крупнейший японский актер того времени, которого, пожалуй, можно сравнить с нашим Цаккони или Руджери.

Как и в Китае, представления длятся здесь с пяти вечера и до полуночи; зрители едят, пьют чай, уходят, приходят, и это никого не возмущает.

Исполнитель главной роли действительно оказался превосходным актером, великолепным мимом. Мне он очень понравился, хотя речь идет о театре, весьма отличающемся от нашего.

После спектакля мы совершили прогулку по вечернему Токио. Я никогда не видела столь ярко иллюминованного города; повсюду гроздьями свисали лампочки и гирлянды цветов, звучали песни.

Мы посетили домик гейш; красивые черноволосые девушки с вычурными прическами и удивительно белой кожей были одеты в красочно расшитые кимоно. Тонкий запах гардении исходил от них.

Двигались они словно живые куклы, с редким изяществом и грацией. Нам удалось послушать и их песни, которые гейши исполняли проникновенными детскими голосами. А как красиво обмахиваются они веером!

На второй день нашего пребывания в Токио американская фирма «Виктор», которая записала меня на пластинки, устроила в мою честь прием в «Императорском отеле». Здесь собрались сливки общества: известные актеры, певцы, музыканты, критики… Это была дань восхищения и признания итальянского искусства. Хозяева и гости произнесли множество речей на итальянском и английском языках. Конечно, выступила и я, чтобы поблагодарить за гостеприимство.

На следующий день мы дали первый концерт в императорском театре. Огромный успех разделили со мной муж и отличные музыканты Эльси и Биццелли. Зритель жаждал послушать наших классиков: Россини, Доницетти, Беллини, народные неаполитанские и венецианские песни; эти песни словно несли токийцам дыхание нашей лагуны, которую большинство из них видело только на открытках. Меня даже удостоили награды — ордена Фиджи Шимпо; говорят, что им награждают только артистов с мировой славой.

В Токио мы дали еще три концерта: 27, 28 и 30 апреля. Каждый раз успех был необыкновенным и на меня буквально обрушивалась лавина цветов: огромных гвоздик, лилий, сирени, чудесных роз. Я украсила этими цветами алтарь девы Марии в католической церкви Токио. То были счастливые для нас с мужем дни. Особенно меня радовали телеграммы из дому о том, что моя Мари отлично себя чувствует и быстро подрастает.

Нас слегка испугали два чувствительных подземных толчка, но француз-миссионер успокоил нас. Для Токио да и для остальной Японии такие толчки не представляют опасности, это сущие пустяки. После Токио мы отправились в Нагойю. В пути я любовалась зелеными полями и холмами, так напоминавшими мне холмы родного Венето. От созерцания этой чудесной картины меня оторвал лишь выросший на горизонте легендарный вулкан Фудзияма, покрытый вечными снегами.

В Нагойе обычный успех, обычная буря оваций, обычное море цветов… Но здесь нас поджидал и пренеприятный сюрприз — новое землетрясение. Толчки были столь сильными, что я от страха еле дышала, а Эльси вскочил с постели в одной пижаме, и, смертельно бледный, в ужасе забормотал: «Синьора… я еду домой… немедленно домой…» — точно его Виченца находилась совсем рядом, за поворотом дороги. Нечего и говорить, что наше пребывание в Японии было несколько отравлено постоянным страхом перед землетрясениями.

Из Нагойи двинулись в Осаку: еще четыре концерта. Эти беспрестанные переезды заставляли нас без конца упаковывать и распаковывать чемоданы, создавали невероятную неразбериху. Положишь какую-нибудь вещь в один чемодан, а находишь ее в другом. Особой неаккуратностью отличался Энцо, он вечно ругался на чем свет стоит, разыскивая очередную пропажу. Часто только остроумие и шутки Эльси помогали нам избежать ссоры. Мы постоянно пересчитывали сумки, тюки, чемоданы, боясь впопыхах забыть что-либо.

После короткой остановки и концерта в Кобе мы переехали в Киото, самый японский из всех городов Японии. Какие неслыханные богатства собраны в многочисленных буддийских монастырях! А сколько паломников мы повидали здесь всего за несколько дней! Бесконечные толпы людей вливались по высоченным ступеням в распахнутые двери главных храмов.

В Киото я побывала на чисто японском эстрадном концерте. Десятки гейш, на редкость грациозных, пели и танцевали, утопая в море ярчайших красок, под звуки весьма странной музыки.

Здесь же, в Киото, мне довелось попробовать знаменитый зеленый чай, который в Японии и Китае пьют почти повсеместно. Он слишком пахуч, но зато хорошо подкрепляет силы и в конце концов начинает казаться вам даже вкусным.

Во время этого путешествия по Дальнему Востоку многочисленные обеды стали для нас истинным кошмаром. В Киото нам даже пришлось в разгар убийственно сытного обеда под самым банальным предлогом распрощаться с хозяевами. Но зато уж национальному блюду японцев шиаки я воздала должное. Это необыкновенно вкусное кушанье. Мелко нарезанное мясо долго варят вместе с очень похожими на сельдерей тростниками бамбука и приправой из разных специй и трав. Мне лично шиаки очень нравится. На званый обед в Киото пришел и наш аккомпаниатор маэстро Кито, и мы уговорили его свезти нас в чайный домик. Там хозяева усадили всех нас за низенький столик, уставленный непонятной снедью, прямо на подушки, заставили снять туфли и… принялись угощать. Несмотря на наши смущенные протесты, нам подали холодные спагетти. Энцо отпустил несколько своих грубоватых шуток, но и ему пришлось отдать дань нашему национальному кушанью, пока юные гейши услаждали нас своими прелестными танцами.