Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A
* * *

В этой «американской» главе не могу не упомянуть о мистере Инсулле, одном из крупнейших финансистов того времени, а к тому же страстном любителе оперной музыки и подлинном меценате.

Владелец крупных предприятий, он находил время принимать живейшее участие в музыкальной жизни, особенно в родном Чикаго. Он был другом самых знаменитых певцов и ко мне относился с искренней симпатией.

Довольно пожилой, истинный джентльмен, мистер Инсулл был обаятельным человеком.

Я разместила свой «генеральный штаб» в чикагском «Конгресс-отеле», где жили также Райза, Муцио, Хаккет, Римини и другие первоклассные певцы, и мы очень часто виделись с мистером Инсуллом. Однажды он сказал мне:

— Что вы делаете, дорогая Тоти, с вашими гонорарами?

— Странный вопрос, — удивилась я. — Откладываю их, за вычетом каждодневных расходов, кстати, довольно крупных, особенно здесь, в Америке.

— А вы не пытались вложить их в какое-нибудь выгодное дело?

Что я могла ответить, если не была в состоянии даже заполнить банковский чек? Я удивленно посмотрела на него, и, должно быть, в моем взгляде было столько наивного изумления, что он расхохотался как сумасшедший. Короче говоря, мои американские гонорары я поручила заботам мистера Инсулла, что сделали, впрочем, и остальные мои коллеги. Очень скоро я убедилась, что решение это принесло мне изрядную выгоду.

Впрочем, я многим рисковала, в чем убедилась несколько позже, в год великого кризиса, когда Уолл-стрит заставил Америку да и почти весь мир на время обезуметь от страха. В том ужасном 1929 году тысячи, десятки тысяч богачей и миллионы мелких вкладчиков потеряли все свое состояние и совершенно разорились.

В те дни я тоже опасалась за свои сбережения, ведь я доверила мистеру Инсуллу почти миллион лир. Но мне повезло и в этом случае. Раньше чем он сам пострадал от урагана финансового краха, мистер Инсулл успел перевести в Милан ровно миллион лир, то есть все мои сбережения, плюс проценты. Многие мои американские друзья и товарищи по сцене оказались куда менее удачливыми.

Время от времени мистер Инсулл закупал для своих многочисленных служащих все билеты на лучшие спектакли в чикагском театре «Аудиториум».

В период моего первого турне Инсулл субсидировал пышную и красочную постановку оперетты Штрауса «Летучая мышь». Были приглашены тенор Хаккет, Райза, Римини и другие лучшие певцы, гастролировавшие тогда в Америке. Я прибыла в Чикаго в самый разгар репетиций.

Едва мистер Инсулл узнал о моем приезде, он пригласил меня в свой кабинет и предложил принять участие в спектакле. Гонорар был довольно высок — семьсот долларов за выступление.

Мне предстояло спеть «Венецианский карнавал» как вставной номер во втором действии, когда венское общество принимает у себя русского князя. Словом, я должна была изображать итальянскую певицу, призванную украсить прием.

Конечно, я приняла предложение мистера Инсулла. Мое появление было полной неожиданностью для всех, одним из тех сюрпризов, которые приводили в неистовый восторг темпераментного американского зрителя. Когда настал момент моего выхода на сцену, оркестр внезапно заиграл вступление к «Венецианскому карнавалу». Зрители устроили мне настоящую овацию.

Но мои коллеги были весьма раздосадованы. Они так разобиделись, что я пожалела о содеянном. Все они, не жалея сил, на английском языке разучивали арии и дуэты из «Летучей мыши», и вот буквально в последнюю минуту появляюсь я и получаю самый лакомый кусок, притом без всяких усилий с моей стороны. Ведь очень выигрышный и эффектный «Венецианский карнавал» давно вошел в мой репертуар. Однако гнев моих коллег скоро поостыл. Относясь ко мне очень хорошо, они поняли, что моей вины тут нет. Просто мистер Инсулл, как всякий истинный американец, любил преподносить знакомым и друзьям сюрпризы, возможно, не всегда приятные; вот и на этот раз он не удержался от искушения сыграть с ними «веселую» шутку.

* * *

В период моего турне по Соединенным Штатам там действовал и довольно строго соблюдался «сухой закон». Однако маленькие и крупные организации контрабандистов систематически его нарушали. Достаточно вспомнить о печальной памяти гангстерских бандах Аль Капоне и других главарей.

Эпицентром контрабанды был Чикаго.

Мы, итальянские певцы, иной раз с тоской вспоминали о добром стакане отечественного вина. Я тоже за обедом нередко мечтала о бутылке натурального вина с холмов Тревизо. Вот почему в один прекрасный день (хотя, скорее, в один ужасный день) я и трое моих коллег приняли приглашение пообедать и выпить на ферме в двух-трех десятках миль от Чикаго.

После долгой езды на машине мы наконец прибыли на хваленую farm,[9] где были торжественно встречены хозяином и его семьей. Стол был накрыт в погребе, просторном, чистом, по-своему уютном помещении, сплошь заставленном бочонками. Проголодавшись за дорогу, мы отдали дань уважения вкусной домашней еде. Что же до вина, то его мы пили не из бутылок, а прямо из бочек, пользуясь, как и местные крестьяне, резиновыми трубочками. Вскоре все мы немного захмелели. А на обратном пути я и мои друзья, кто в меньшей степени, кто в большей, почувствовали себя плохо.

Проснувшись утром, я с ужасом увидела, что лицо мое побагровело и вздулось еще хуже, чем после памятного коктейля из устриц.

Что делать? Прежде всего срочно вызвать врача, а затем просить перенести спектакль на другой день. Как я могла выйти на сцену в таком ужасающем состоянии? К тому же мне становилось все хуже. Приехавший врач без труда поставил диагноз — отравление фальсифицированным вином. Этот нектар, амброзия, эликсир бодрости был сделан из чего угодно, но только не из винограда.

Этот случай послужил мне хорошим уроком на будущее. Все остальное время моего пребывания в Соединенных Штатах я строго придерживалась «сухого закона».

* * *

Я избороздила Северную Америку вдоль и поперек, пела в самых крупных промышленных центрах и в провинциальных городках, проехала на поезде, в машине, на пароходе тысячи километров. Эта огромная страна неизменно поражала и даже слегка пугала меня своим динамизмом, энергией, баснословным богатством и бешеным ритмом жизни.

Иногда эта вечная спешка и беспрестанная смена впечатлений вызывала у меня головокружение. И именно в этих шумных американских городах я нередко испытывала щемящее чувство одиночества.

Мне навсегда запомнились грустные серые сумерки, когда я одиноко сидела в четырех стенах моей комнаты в нью-йоркской гостинице «Балтимор-отель». Меня вдруг охватила тоска по милой Венеции, тихому Пьеве ди Солиго, по родным, друзьям, которых я не видела уже несколько месяцев, и я… расплакалась. Не в силах больше выносить это одиночество, я вышла из комнаты, села в лифт и спустилась на людную, в огнях реклам, авеню. Неподалеку находились универсальные магазины Дэвиса.

Я зашла в один из них, купила огромную куклу с длинными темными косами и большими голубыми глазами. Вернувшись в гостиницу, я положила куклу на кровать и сразу почувствовала себя не такой одинокой.

XXI. Бриллианты, собаки и… контрабанда

Кроме Австралии и Соединенных Штатов Америки я совершила три поездки по Южной Америке. И каждое из этих путешествий было рискованным предприятием. Основным средством передвижения были тогда поезда и пароходы. Самолеты в то время не отличались надежностью, и к их помощи прибегали довольно редко. Путешествие в Южную Америку (Бразилия, Уругвай, Аргентина, Чили) длилось целый месяц.

Зарубежные певцы получали в этих странах высокие гонорары, ибо весьма многочисленные ценители музыки, среди которых было немало итальянских эмигрантов нового и старого поколений, до фанатизма любили оперу.

После выступлений в Сан-Паоло, Буэнос-Айресе, Монтевидео, Сантьяго, где повсеместно можно услышать итальянскую речь и даже наши диалекты, я нередко бывала растрогана до слез. Мы несли сотням тысяч итальянцев голос их родины.

вернуться

9

Ферма (англ.).

28
{"b":"250134","o":1}