Я разворачиваюсь и направляюсь в кухню. Открываю несколько шкафов. Ужин. Он займет мои мысли и руки. Я рассматриваю варианты, мои руки скрещены на груди. Сейчас я не в том настроении, чтобы готовить сложное блюдо. Единственное, чего я хочу, – покончить с едой, убедительно улыбнуться и уйти к себе в комнату, чтобы переждать время до ночи. Я беру фасоль, кукурузу, немного сухой лапши и тушеных помидоров. Добавлю к ним замороженных овощей, и суп готов. Бабушка любит суп.

Я наполняю кастрюлю водой, ставлю ее на плиту и включаю огонь. Когда я тянусь в ящик за ковшиком, краем глаза замечаю что-то розовое. Я улыбаюсь так широко, как только могу, поскольку моя бабушка направляется ко мне, а я хочу скрыть все напряжение, скопившееся за день в школе.

– Лекси, милая, я не слышала когда ты пришла.

– Ты спала в это время, бабуля.

Она хмурится.

– Тебе не следует готовить ужин в твой день рождения.

– Знаю, но я люблю готовить, – я высыпаю лапшу в кастрюлю, а потом разворачиваюсь, чтобы взглянуть на нее. – Все хорошо, правда. Ты можешь присесть. Обед будет готов через двадцать минут.

Она уходит, её тапки шаркают по деревянному полу. Я наблюдаю за ней, пока ярко-розовый цвет не исчезает из виду.

Поворачиваюсь назад и тянусь к консервному ножу, открываю томаты и сбрасываю их в кастрюлю, тихо напевая при этом. В школе отстойно, но мне приятно чувствовать себя нормальной, находясь дома. Это так отличается от моих больших, сверхъестественных проблем. Когда я здесь, мне не приходится ждать подвоха.

Я нахожу в шкафу баночку итальянской приправы и немного добавляю в кастрюлю. Затем прислоняюсь бедром к столу, пока жду, когда закипит суп.

Слышу приближающиеся шаги. Бабушкино лицо закрывает большая коробка, обёрнутая в простую коричневую бумагу. Её морщинистые, жилистые руки крепко держат её.

У меня пересыхает во рту.

– Я думала, мы договорились, никаких подарков, – говорю я.

Единственное, в чем я отчаянно нуждаюсь, это деньги на бензин.

– Подарок не от меня, – отвечает она, ставя коробку на стол.

Когда я вижу почерк, мне становится трудно дышать.

– Он от твоей матери. Она дала мне его прежде... – ее голос обрывается. Бабушка откашливается: – Она хотела, чтобы я передала его тебе.

Я хмурюсь.

– Ты хранила его на протяжении шести лет?

– Я боялась, что тебя очень сильно расстроят старые вещи твоей матери. Но теперь ты взрослая. Если хочешь взглянуть на них, они твои.

– О.

Я смотрю на коробку.

Она накрывает мою руку своей.

– Я доварю суп. Почему бы тебе не пойти к себе в комнату и не открыть коробку наедине?

На этот раз я не возражаю. Беру коробку, захожу в свою комнату и закрываю за собой дверь с тихим щелчком.

Шесть лет моя бабушка хранила это.

Я присаживаюсь на край кровати, поверх маминого старого покрывала в цветочек. Кажется, это в другой жизни я жила с ней в арендованном доме на другом конце города.

В течение нескольких долгих секунд я пристально смотрю на коробку. Мне страшно узнать, что внутри нее. Вдруг там какая-то глупая вещь, вроде шкатулки для украшений или плюшевого медведя?

Мне нужны лишь ответы, подсказки, что делать и как наладить жизни, которые я разрушила.

Я протягиваю руку и срываю с коробки бумагу. Стук моего сердца отдает у меня в ушах. Я снимаю крышку с тяжелой коробки и протягиваю руку. Мои пальцы нащупывают клочок бумаги, я вытаскиваю и разворачиваю его, делая глубокий вдох.

Моей дочери на шестнадцатилетие.

Я сожалею, что меня нет рядом, когда ты нуждаешься во мне. Надеюсь, это поможет понять, что тебя ждет.

Я не осознаю, что плачу, пока не замечаю темных пятен на бумаге. Я должна была получить это в мой шестнадцатый день рождения. В день, когда все изменилось. Знала ли бабушка об этом и просто забыла? Или мама не сказала ей?

Я снова перечитываю письмо.

Мама знала. Она знала, что покинет меня и написала эту записку за несколько лет до того, как я должна была ее прочитать.

Она написала это перед тем, как убила Грэга, или после?

Я протягиваю руку и прикасаюсь к чему-то твердому, в кожаной обложке, и как только достаю этот предмет, то понимаю, что это книга. Очень старая книга.

Я провожу пальцами по сухой, выцветшей поверхности, когда кладу книгу на колени, и мои джинсы покрываются пылью. Должно быть, она очень древняя. Когда я приподнимаю обложку, открывая книгу, отламывается корешок.

Первая пожелтевшая от времени страница практически пустая, кроме двух слов, написанных уверенным идеально каллиграфическим почерком:

Для прόклятых.

Я неровно вздыхаю, затем провожу пальцем по странице и переворачиваю ее.

7 января, 1750

Уильяму не подходит Джулия. Их помолвка – это деловая сделка, не более того. А поскольку сейчас он влюблен в меня, то и жениться хочет на мне, а не на ней. Он пообещал мне, что разорвет их помолвку.

Предполагаю, что ее не очень волнует, чего хочет он. Ей нужен только его титул, и она будет бороться, если он захочет уйти. Надеюсь, ему хватит сил.

Сегодня, когда он осмелился потанцевать со мной на балу в Херксбери, я прочла это в ее глазах. Еще не кончилась песня, а я уже знала, что согрешила. Позже, я стояла в стороне, оскорбленная, когда он лгал, чтобы успокоить ее. Он сказал, что просто пытался быть вежливым. Сказал, что никто не приглашал меня на танец, а он, будучи джентльменом, пригласил.

Танец из жалости.

Она все еще злилась, но я знала, что-то произошло между нами.

Она сделает все, чтобы заполучить его, чтобы стать герцогиней. Поэтому мы должны тайно сбежать. Уилл попросил меня подождать месяц, а потом он будет моим, только моим.

Шарлотта

18 января, 1750

Я в ужасе. Джулия знает. Она все знает. Она застала меня, когда я укладывала багаж, и набросилась на меня. Она думает, что может контролировать меня только потому, что я работаю у нее компаньонкой, но она не может решать, кого мне любить.

Она сказала, что я глупая, потому что верю ему. Она сказала, что он скомпрометировал ее, поэтому теперь его долг жениться на ней. Ее слова отдавались тупой болью в моей груди. Должно быть, она лжет. Это меня скомпрометировали. Но ведь я просто прислуга. Его нельзя заставить жениться на мне. Впервые я не уверена, что все эти месяцы поступала правильно.

Но я должна доверять ему. Он меня любит. Он сдержит все обещания, что шептал мне. Я больше ничего не могу сделать, кроме как верить в это. Слишком поздно, чтобы вернуться назад и исправить то, что я сделала.

Шарлотта

7 февраля, 1750

Прошлым вечером Уилл должен был приехать и забрать меня. Я просидела три часа за конюшней на перевернутом ведре, дрожа от холода, а он так и не появился. Мне пришлось просить конюха оседлать лошадь, чтобы я могла поехать в его поместье. Но все было напрасно, потому что мне сказали, он уехал на север со своими друзьями. Как он мог так поступить?

Я была вынуждена вернуться домой, но Джулия сразу же выяснила, куда я ездила. В гневе она набросилась на меня и, если бы не камердинер ее отца, я могла сильно пострадать. Не прошло и часа, как ее отец уволил меня, даже не дав рекомендательного письма.

Этим вечером я стояла на станции, ожидая экипаж, который забрал бы меня от единственного дома, который у меня был эти последние два года, когда Джулия подлетела ко мне верхом на лошади, ее волосы не были собраны и развивались за спиной. Я никогда не видела ее такой растрёпанной, а одного взгляда ее глаз хватило, чтобы мой желудок завязался в узел.

Она спрыгнула с лошади и бросила в меня чем-то. Немного мерцающего, похожего на пыль, порошка, от которого я закашлялась. В легких до сих пор горит, даже когда я пишу это, находясь в километрах от того места, на старом постоялом дворе.