Сиенна лучезарно улыбается, когда я подхожу к концу. Я сделала все, что от меня ожидалось, как хорошая маленькая марионетка.

– Отлично. Контраргументы?

Коул кивает.

– Иногда в литературе, на телевидении или в реальной жизни, то, что лежит на поверхности, следует понимать буквально.

Подождите, что?!? Сиенна этого не писала. Не двигаясь, я смотрю на нее и вижу, как она борется с желанием поерзать на месте. Сиенна не любит сюрпризов.

– Иногда достаточно того, что вы видите. Если персонажи изображаются как элитарные снобы, нацеленные только на популярность, то невозможно узнать, что они собой представляют на самом деле, и пытаться читать между строк – пустая трата времени.

Какого черта? Я стараюсь подражать идеальной позе и застывшему выражению лица Сиенны, чтобы не выдать того, что такой монолог Коула не запланирован.

Он замолкает, сжимает губы, и смотрит прямо на меня, как будто мы только вдвоем в комнате. Он говорит обо мне? Что это? Я прекращаю копировать Сиенну и ерзаю на своем стуле, мой взгляд перемещается к ней. Она все еще застывшая картина совершенства.

– Иногда люди просто хотят во что-то верить, поскольку им так проще. Но их вера не делает это «что-то» правдой.

Я жую губу, опустив взгляд на свою следующую карточку. Должна ли я продолжить здесь? Я отворачиваюсь и смотрю на зрительный зал, мой взгляд блуждает по лицам одноклассников. Я немного расслабляюсь, когда понимаю, что никто не кажется смущенным. Они понятия не имеют, что он отклоняется от драгоценного сценария Сиенны.

Я задерживаю взгляд на Эрике, который внимательно меня разглядывает. На мгновение наши глаза встречаются, и, прежде чем отвернуться, я замечаю тот самый искрящийся оттенок голубого.

Коул прочищает горло и, наконец, возвращается к теме, опуская глаза, чтобы прочитать записи на карточках. Я отключаюсь, когда слышу уже знакомый текст.

Зачем он это сделал?

К тому времени, когда я прихожу на Приморское кладбище в пятницу, я запуталась больше, чем когда-либо.

Я думала, что в этом году у меня все под контролем. Весь мой план основывался только на одном – на изоляции. Если у меня не будет близких людей, тогда никто не пострадает, даже я сама. Если я не буду вовлечена в жизни других людей, то все будут в безопасности.

Ну, и, возможно, это частично мое наказание. Я убила парня, который этого не заслуживал, и я буду за это расплачиваться. Вечно. Нужно только закончить школу. Потом я смогу переехать в колледж, покинуть этот город и уехать куда-нибудь, где меня никто не знает и не смотрит на меня обвиняюще. Я не буду ни с кем дружить. Я всегда буду одна, поскольку заслуживаю этого.

Я вздыхаю, когда реальность обрушивается на меня. В моем плане столько дыр, как если бы я написала его на швейцарском сыре. Я не могу бросить бабушку с ее проблемами со здоровьем. Не могу себе позволить оплачивать занятия. Не могу уехать от своего тайного озера. Не могу, не могу, не могу. Но этот далекий мираж – идея о мире, где исчезнут все мои проблемы, – это то, за что я сейчас хватаюсь, потому что выносить реальность становится все сложнее и сложнее.

По знакомой тропинке я иду к могиле Стивена. Я придерживаюсь дорожки, потому что если буду притаптывать траву, на ней останутся следы. Цемент же не выдаст того, что я сотни раз навещала Стивена.

Я сую руки в карманы, когда поднимается ветер. Соленый воздух напоминает мне об океане, который в свою очередь, напоминает о том, что я должна быть в воде меньше, чем через час. Я опускаюсь коленями на траву. Его надгробие окружено цветами, оставленными на годовщину его смерти. Их очень много. Это как наглядное представление о том, скольким людям я сделала больно.

– Привет, Стивен.

Я приседаю на корточки. Следующие десять минут или около того я проведу с ним, моим единственным товарищем.

Игрушечная машинка Шевель из Hot Wheels исчезла. Интересно, кто мог ее взять? Наверное, уборщики. Тут много строгих правил относительно того, что можно оставлять на могилах, чтобы их проще было сохранять от разрушения. Но это не важно. Моя машинка все еще у меня, на подоконнике в моей комнате. Иногда я смотрю на нее, когда сижу за столом, пытаясь делать домашние задания.

Я делаю медленный вдох и закрываю глаза. Не знаю, с чего начать.

– Я недавно разговаривала с Сиенной. Не много... но больше, чем раньше. Я не заслуживаю ее дружбы, но, знаешь, я все еще скучаю по ней. Раньше мы были так близки. Наверное, я даже рада, что она меня так ненавидит. Если бы не это, соблазн попытаться все вернуть назад был бы слишком велик.

Я опускаюсь вниз и срываю травинку, крутя ее в пальцах.

– Иногда бывает очень трудно находиться рядом с ней. Я даже не могу смотреть на нее, не думая о тебе.

– Знаешь, она по тебе скучает. Она никогда в этом не признается, потому что не любит показывать свои слабости, но я слишком хорошо ее знаю, чтобы это понять.

Я делаю долгий вдох. Я не хочу сейчас говорить о Сиенне.

– Единственный, кто не испытывает ко мне ненависти, – это Коул.

Я чувствую укол совести, называя Стивену его имя.

Я гляжу на небо. Темные облака сгущаются, нависают все ближе и ближе к земле.

– Он стал другим, не таким как раньше, когда ты был рядом. Я даже не заметила сначала. Он старался больше подражать тебе, знаешь? Смеялся, шутил и гонялся за девочками. Сейчас он спокойнее, в некотором смысле основательнее.

– Он пытается заставить меня поговорить с ним, и мне слишком тяжело этому сопротивляться. В смысле, когда он смотрит на меня, я чувствую, что могу рассказать ему обо всем. Обо всем, Стивен. Что мне с этим делать?

Я снова смотрю вниз на траву, траву, которая создает впечатление, словно его там нет. Она стирает его следы, превращает в очередной кусок земли.

Должно быть, сегодня работали уборщики, потому что я чувствую запах травы всякий раз, когда поднимается ветер.

– Наверное, я не должна тебе этого говорить, да? Это действительно не честно. Ты рассказывал мне все свои секреты, а у меня не было возможности рассказать тебе мои. А теперь я хочу поделиться ими с ним, хотя это должен быть ты. Всегда был ты.

Песочные волосы Стивена и лучистые живые глаза вспыхивают в моей памяти, они никогда не оставляют меня. Он был таким жизнерадостным, как праздник, который не хочется заканчивать. Без него все утратило яркость.

Мои глаза теряют фокус, и я позволяю травинкам размыться в одно зеленое пятно.

– Что мне делать? Должна ли я доверять Коулу? Или я просто должна... Не знаю, сделать так, чтобы он возненавидел меня так же, как и все остальные? Кроме того, сближаться с ним – нечестно по отношению к тебе. – Я смотрю вверх и касаюсь гранита. – Если бы ты мог сказать мне, что двигаться дальше – это нормально.

Внезапно я слышу глухой стук позади себя и так резко оборачиваюсь, что в конечном итоге приземляюсь на свою задницу, едва не ударяясь головой о гранит.

Позади меня стоит Сиенна в темно-голубых джинсах и черном коротком пальто на пуговицах. В глаза бросается контраст между ее темной одеждой и бледной кожей. Она смотрит на меня немигающим взглядом, ее глаза расширены, рот приоткрыт. Ее платиновые волосы развиваются на ветру.

Тот стук, должно быть, был вызван ее упавшим букетом кроваво-красных роз, потому что он лежит у ее ног. Почему она не пришла на годовщину его смерти, как все остальные?

Она прижимает руки по бокам.

– Ты... ты...

Мы обе не можем произнести ни слова, и я так сбита с толку, что не могу заставить себя сдвинуться с места. Мы просто стоим там неподвижно, и этот момент длится целую вечность. Наконец, я моргаю и поднимаюсь на ноги.

– Извини, я пойду. – Я спешу пройти мимо нее, когда она вдруг обретает голос.

– Подожди.

Просьба в ее голосе заставляет меня остановиться, но я не оборачиваюсь. Я просто уставилась на иву около тропинки и смотрю, как бриз поднимает в воздух ее листья. Они улетают от нас, тихо опускаясь на гранитные надгробия.