Я рисую маленькие волнистые линии по всему оранжевому листу бумаги. Они похожи на волны. В океане. А с оранжевым фоном они напоминают океан на закате – смесь глубокого синего и багрово оранжевого цветов.

По крайней мере, насколько я могу помнить. Я больше не видела его на закате с той самой ночи, когда умер Стивен.

– Ага, обязательно, – говорил Коул.

Я немного отодвигаю свой стул, чтобы не слушать их разговор. Но пары сантиметров не достаточно, а это все, что я могу сделать, не привлекая к себе внимания. Меньше всего мне хочется, чтобы новая учительница запомнила меня, как нарушительницу.

Мне хочется оглянуться на Сиенну, поэтому я изо всех сил стараюсь сосредоточиться на бумаге. Волны растут и заполняют пустое пространство в верхней части страницы, пока там не становится больше чернил, чем свободного места.

– Все соберутся там, – говорит Сиенна.

То самое чувство колет меня в грудь. Потому что я для нее – не все. Никто. Она сказала это нарочно, чтобы задеть меня.

Смотрю на часы. Восемь минут. Столько времени прошло, как я села за парту.

– Замечательно. Я буду не позднее восьми. – Он замирает на секунду. – А что насчет тебя?

Я хмурю лоб. Почему он спрашивает Сиенну, когда она приедет на собственную вечеринку? Когда я поднимаю взгляд, то понимаю, что вопрос адресован мне.

Я открываю рот, но так и не знаю, что ответить.

– Как будто Лекси приглашена, – встревает в разговор Сиенна.

– В любом случае, я занята, – говорю я, но мой голос звучит тише и печальнее, чем я ожидала.

Взгляд Коула смягчается, и он начинает открывать рот, но учитель спасает меня от его жалости.

– Вы? В центре? У вас есть какие-то вопросы по системе оценок?

Мое дыхание перехватывает.

– Ох, э-э, нет, я думаю, что все поняла. Извините.

Затем я возвращаюсь к рисованию волн, стараясь думать о предстоящей сегодня вечером поездке на озеро, а не о вечеринке Сиенны. Так или иначе, я бы не пошла туда. Так почему меня это волнует? Мне нужно плавать.

И Коулу лучше не появляться на моем озере. Я не смогу вынести еще один день агонии, как сегодня. Вода мне нужна, как воздух.

Когда я вечером возвращаюсь домой, то сразу же плюхаюсь на диван, издавая медленный вздох облегчения. Я думала, что сегодняшний день никогда не закончится. До захода солнца остается еще несколько часов, но дома, где мне не нужно носить маску безразличия, я чувствую себя намного лучше. На протяжении последних двух лет я училась притворяться, что мне плевать на их ненависть, но легче это делать так и не стало. Я могу расслабиться только в эти драгоценные часы между школой и сумерками. Как только солнце зайдет и на небе появится луна, меня сразу тянет плавать.

– Как прошел первый день в школе, милая? – Моя бабушка выходит из кухни, держа в руках дымящуюся чашку. Чай. Ее единственная слабость.

– Хорошо. – Я сажусь. – Тяжелые предметы, но я справлюсь.

– Ты всегда справляешься. Знай, я горжусь тобой, – она садится в свое кресло и нажимает на пульт, выключая телевизор. – У вас с друзьями совпадает расписание уроков?

Она медленно отпивает чай, глядя на меня поверх своей лимонно-желтой кружки, ее брови вопросительно подняты. Все эти два года она чувствовала, что что-то изменилось, но мне каким-то образом удалось сохранить свой самый большой секрет даже от нее.

Она приходится матерью моему отцу, и, насколько я могу судить, абсолютно нормальная. Она даже не умеет плавать; бабушка рассказывала мне истории о моем отце, его паруснике и о том, как она отказывалась ступать на борт, пока на ней не оказывался спасательный жилет.

Но затем в один прекрасный день он уплыл. Я всегда представляла себе, как однажды мой отец возвращается. Что он поймет, как глупо было оставлять нас. Но он никогда не возвращался. И не вернется.

Поскольку моя бабушка не сильна в плавании, значит либо я – природная аномалия, либо унаследовала это от своей мамы. И я почти уверена, что знаю, какой вариант правильный. Но моя мать умерла. Поэтому не могу быть уверенной до конца.

– Э-э, да. Сиенна в моем классе английского, а с Никки у нас общая химия.

Я встаю, избегая ее взгляда.

– Ты принимала сегодня инсулин? – спрашиваю я. – Тот, что тебе приписали?

Бабушка ставит кружку на пол рядом с собой.

– Как бы мне хотелось поменьше докучать тебе этим. Я должна делать все сама.

Я останавливаюсь на входе в кухню.

– Ты мне не докучаешь, бабуля. Просто хочу убедиться, что ты не забыла.

– Как я могла забыть, если ты завела тот проклятый будильник? Всякий раз, когда он звонил, я едва не выпрыгивала со своего кресла.

Я улыбаюсь и говорю:

– Ладно. Хорошо. Я собираюсь приготовить для тебя еще несколько шприцов. Хочешь спагетти на ужин?

Бабушка кивает, берет в руки пульт и снова включает телевизор.

– Звучит здόрово.

Я открываю холодильник и достаю оттуда флакон с инсулином, затем подхожу к шкафу и беру из ящика шприц, ножницы и пластырь. Кладу их на маленький кухонный стол, рядом с которым оставила свой рюкзак. Дотягиваюсь к маленькому кармашку на молнии и вынимаю оттуда пластиковую таблицу размером с дорожную карту.

Кладу периодическую таблицу элементов на стол. Я потратила половину прошлого месяца, готовясь к поступлению в класс углубленного изучения химии. Нас не заставляют запоминать всю таблицу, но я пытаюсь. Уверена, мне это еще пригодится.

Знания. Книги. Школа. Этими вещами я заполняю свои мысли, чтобы не сойти с ума. Несколько минут я смотрю на стол, а потом отвожу взгляд, снова и снова шепотом повторяя элементы. Азот, фосфор, мышьяк, сурьма, висмут.

В пятнадцатом ряду.

Старательно отрезаю куски пластыря. Семь штук. И маркирую их: понедельник, вторник, среда... до тех пор, пока не перечисляю всю неделю. Затем беру шприцы и набираю в них по 40 кубиков инсулина. Дневная доза моей бабушки. Я помечаю каждый шприц, а затем встаю. Азот, фосфор, мышьяк...

Я уже забыла, какие элементы идут дальше. Подхожу к старому холодильнику цвета миндаля и бросаю шприцы в пустую коробку на верхней полке. Я заглядываю в холодильник, постукивая ногтями по дверке. Когда я достаю немного сыра пармезан и зеленый перец, мой разум возвращается к привычным для меня вещам, к тем вещам, которыми я могу управлять.

Пока вода закипает, я нарезаю перец и слушаю отзвуки передачи «Кто хочет стать миллионером» из соседней комнаты.

Мои ноги горят огнем, но еще слишком рано, чтобы плавать. Я не знаю почему, но при свете дня купание бессмысленно и не приносит никакого удовлетворения. Я смотрю на часы.

Еще три часа.

Путь к озеру мучительно долог. Если бы дорога была заасфальтирована, мой путь длиной в двадцать километров от города, мог занимать всего пятнадцать минут. К сожалению, дорога из гравия, изрыта колеями и лужами. Она предназначена для перевозки бревен. Моя Тойота стонет, в то время как я поднимаюсь в гору, а древние кедры, в честь которых был назван наш городок, окружают меня с обеих сторон дороги. Дворники периодически смахивают грязь с лобового стекла.

Радио в моей машине не работает, поэтому единственная музыка, которая прерывает тишину, это шарканье моих шин о старую поверхность из гравия или скрип изношенного амортизатора кузова. Когда я только начинала приезжать сюда, то ночная тишина казалась мне пугающей, но сейчас я привыкла к ней.

Я паркуюсь под большой елью. Мою машину скрывает тень. Сегодня луна прячется за облаками, и густой туман начинает опускаться на землю, когда я выхожу из машины. Я одеваю старую флисовую кофту, застегивая ее до подбородка, и отправляюсь вниз по тропе.

Даже без фонаря у меня не возникает проблем с передвижением по уже знакомому пути. Под моими поношенными из-за долгих прогулок ботинками хрустят листья и ветки. Коленки пронзает сильная боль, когда я перебираюсь через ствол упавшей сосны. Еще несколько минут, и боль пройдет.