– Поскольку вчера на несколько секунд я почувствовала, как это было раньше. Перед тем, как он умер. Глупо, не так ли? Забыть о потере брата первый раз в своей жизни? Может быть, мы не можем быть друзьями, как прежде, но я чувствую, что мы должны, по крайней мере... выяснить все.

Я глотаю комок в горле, пребывая в шоке. Я хочу сказать ей, что это не глупо желать, чтобы мы сделали вид, будто вернулись на два года назад. Потому что я хочу того же. Больше всего на свете.

Может быть... может быть, все возможно. В этот раз все будет по-другому. Сейчас я знаю, кто я и на что способна. Я просто должна быть более осторожной. Я должна проследить, чтобы никто не узнал, кто я. И не пострадал из-за этого.

Я устала от одиночества.

– Итак... кино? – она выпрямляется, признавая свою слабость и присущую человеку растерянность, чего раньше никогда не позволяла себе делать.

– Да, – отвечаю я. – Было бы здόрово.

– Потрясающе. Я приеду к шести, – говорит она, убирая прядь волос с плеча, и начинает разворачиваться, чтобы уйти, но я протягиваю руку, останавливая ее.

– Спасибо тебе, – говорю я. – За то, что... ну, ты знаешь.

Ее глаза вновь смягчаются. Она словно хочет что-то сказать, но потом поджимает губы и просто кивает.

Я смотрю ей вслед, прежде чем направиться к своему шкафчику. Не знаю, сделала ли я правильный выбор. Как и переполняемая меня надежда, страх терзает меня изнутри.

* * *

Я стою в очереди в кафетерии, постукивая своей картой по прилавку, когда чувствую руку на своей спине.

– Эй, – говорит Коул.

Я поворачиваюсь и смотрю на него, бабочки трепещут в моем животе.

– Привет, – я перевожу взгляд обратно на свою карту, ощущая, как румянец ползет по моим щекам.

– Я занял тебе место.

Я оглядываюсь на стол Сиенны с двумя свободными стульями.

– Э-э. Я не...

– Все будет хорошо. Обещаю. Просто пообедай с нами, как в старые времена.

Я сглатываю, снова оглядываясь на стол. Не знаю, могу ли сделать такой большой шаг. Я хотела еще раз все обдумать наедине.

Я подставляю поднос буфетчице, и она кладет на него кусок пиццы.

Коул кладет руку мне на плечо.

– Пойдем. Я не принимаю отказа.

А затем он улыбается своей великолепной улыбкой, и я осознаю, что киваю, расплачиваюсь за еду и следую за ним через всю столовую. Он садиться рядом с Патриком, парнем Сиенны, а я сажусь с краю. С компанией... но не как ее часть.

Долгое время никто не говорит. Я откусываю гигантский кусок пиццы, желая, чтобы разверзлась черная дыра и поглотила меня.

– Ну, как твоя бабушка? – спрашивает Кристи, глядя на меня через весь стол.

– Хорошо, – отвечаю я.

– Я не видела ее целую вечность.

Точнее около двух лет.

– Она одержима вышивкой. Если кому-нибудь нужны наволочки ручной работы... – Никки и Кристи хихикают, и вдруг я улыбаюсь в ответ: – Серьезно. Я припрятала, по крайней мере, шесть наборов в своем шкафу, поскольку не в состоянии использовать их все, но ей все время хочется сделать еще. И мне будет очень неудобно, если она откроет шкаф, а они вывалятся на нее оттуда.

– Она такая милая. Уже представляю ее в том самом кресле, окруженную миллионом наволочек, – говорит Кристи.

– Вы должны как-нибудь заехать к нам, – вырывается у меня, прежде чем я успеваю остановить себя. – Она была бы рада снова увидеть вас. И уверена, что вы получили бы прекрасный прощальный подарок, сделанный ее руками.

Она снова смеется.

– Да, действительно.

Мне хочется подавить счастье внутри себя, но я не могу заставить себя.

Я хочу вернуть своих друзей.

Я провожу два часа, убираясь в доме. Пылесошу ковры, отмываю приятно пахнущим чистящим средством покрытые деревянными панелями стены, вытираю пыль на мраморных поверхностях, и очищаю старый керамический туалет. Я даже оттираю ванную, не то чтобы Сиенна решила ею воспользоваться.

Я веду себя так, словно это не вечер кино, а вечер свидания или что-то вроде того. Я не должна чувствовать необходимость произвести впечатление своим чистым домом на девушку, которая однажды была моим лучшим другом, которая знала меня лучше, чем кто-либо. Но я ничего не могу с собой поделать.

Если бабушка и подозревает что-то из-за моего поведения, то, по крайней мере, ничего не говорит; она просто сидит в своем кресле, переключая каналы, и изредка поглядывает на меня, когда я прохожу мимо.

За десять минут до шести я обнаруживаю, что вся вспотела из-за тепла, исходящего от печи, поэтому быстро бегу в душ. Через пять минут я уже натягиваю джинсы и винтажную футболку, расчесываю волосы щеткой, в то время как спускаюсь в гостиную, ощущая мягкость только что выпылесосеного ковра между пальцами голых ступней.

Надеюсь, что выгляжу нормально. Я так давно не заботилась о том, как выгляжу, что теперь боюсь перестараться. Я целых два года пыталась стать неприметной.

Когда я захожу в гостиную, меня охватывает шок. Сиенна уже сидит на диване и вместе с бабушкой смеется.

Ни один из них не похож на себя. Бабушка кажется счастливее. Тихо посмеиваясь, Сиенна выглядит светлее, невесомее, вовсе не так, как в течение последних двух лет. Меня охватывает облегчение.

Даже если я и ступила на путь, не до конца уверенная, является ли он правильным, я должна продолжать идти, чтобы узнать, что меня ждет впереди.

Сиенна улыбается, большой, настоящей улыбкой. А не той фальшивой маской, которую она носила в течение двух лет. Она поднимает два DVD-диска.

– Я взяла классику с Риз Уизерспун: «Жестокие игры» и «Блондинка в законе».

– «Жестокие игры» – мой любимый фильм.

– Я знаю, – подмигивает мне Сиенна.

Да. Точно.

– Давай посмотрим сначала его.

Сиенна спрыгивает с дивана, чтобы включить фильм. Как по сигналу, бабушка встает и говорит:

– Я оставлю вас, девочки. Сегодня у меня немного болит голова.

– Уверена? Ты можешь остаться....

Бабушка отходит дальше, ее морщинистые глаза быстро моргают. Она так моргает только тогда, когда лжет. Она просто не знает, что мне так легко прочесть ее.

– Да, я просто устала и хочу лечь пораньше спать. Попкорн в шкафу.

Я подавляю желание улыбнуться. Я обнимаю бабушку, от моего внимания не ускользает блеск в ее глазах. Она действительно так сильно беспокоится за меня?

– Спасибо, бабуля.

– Спокойной ночи, миссис Вентворт, – говорит Сиенна и берет пульт в руки.

– Повеселитесь девочки, – отвечает бабушка.

А потом она уходит, оставляя в комнате только меня, Сиенну и яркий экран телевизора. Он освещает гостиную, каким-то образом делая ситуацию неловкой, экран похож на большой прожектор, направленный на нас двоих.

Сиенна поворачивается ко мне, но по ее лицу невозможно понять, что она чувствует. На ней не так уж и много косметики, в отличие от ее макияжа в школу. Сейчас она выглядит, как тогда, когда мы были моложе, прежде чем она узнала достоинства подводки для глаз и румян. Версия Сиенны времен средних классов, естественно красивая и более невинная.

– Знаешь, о чем я сегодня вспоминала? – спрашивает она.

– О чем?

– Помнишь, как ты хотела синий кошелек от Гучи? – Спрашивает она. – Мы провели три недели в поисках его.

Я не могу сдержать улыбку.

– И в конечном итоге я купила подделку, но ты сказала всем в школе, что это оригинал, и они поверили тебе?

Она улыбается мне в ответ так, как не улыбалась в течение двух лет. Все, что осталось от моего контроля, тает.

– Ты сделала то же самое для меня с теми сапогами Прада.

– Ты хотела сказать Прадо?

Мы смеемся. Лед между нами становится тоньше.

– Ничто не сравнится с той курткой Шаннель, что ты купили на гаражной распродаже.

Мои глаза расширяются.

– Откуда мне было знать, что Шанель пишется с одной «н»!