Под навесом вечнозеленого леса дождь не ощутим. Я немного расстегиваю молнию на своей кофте и делаю несколько глубоких вдохов. Глядя сквозь ветки деревьев, я нахожу несколько звезд, не скрытых облаками. Меня приветствует слегка сладковатый запах разлагающегося упавшего дерева.

Наконец, я выхожу к маленькой поляне, которая окружает мое озеро. В тот момент, когда я вижу воду, мое желание возрастает. После ночи без плавания я просто не могу удержаться, чтобы не броситься к воде и не нырнуть.

Дождь падает вниз, увлажняя мою кожу, в то время как я выхожу из-под деревьев. У края берега я останавливаюсь и оглядываюсь вокруг, напрягаясь, чтобы услышать малейший хруст веток или шелест листьев, но меня окружает только пение леса. Я беру свою одежду и вешаю на ту же ветку, что и всегда, а затем иду к кромке воды. Лягушки поднимают свой хор, и я вздыхаю с облегчением, поскольку опускаюсь в ледяное озеро. Прохладная жидкость окутывает мои лодыжки, и боль в теле отступает.

Возможно, Коулу не понравилось озеро. Возможно, он никогда больше не вернется.

Я захожу глубже, и когда ледяная вода достигает моей талии, ныряю. Мгновенно мышцы в моих конечностях расслабляются, напряжение в спине проходит. Для моего тела холодная вода, словно теплая ванна с пеной. Все события сегодняшнего дня исчезает с каждым толчком, с каждым гребком.

Я всегда начинаю свой заплыв с нескольких подводных кругов. Я могу находиться почти десять минут под поверхностью воды прежде, чем мне понадобится новый вдох.

Если посмотреть под нужным углом или лунный свет правильно упадет на меня, то можно разглядеть мерцание моей кожи, почти радужное сияние, когда я выныриваю из воды. Я не похожа на Ариэль из «Русалочки». У меня нет хвоста или чего-то подобного. Иногда, когда я плаваю, мои руки задевают ноги, и кожа кажется гладкой, словно рыбья чешуя. Во все остальное время она совершенно обычная.

Днем все по-другому. Я все еще могу надолго задерживать дыхание, но моя кожа не меняется, и я не чувствую облегчения от плавания.

Мне хочется знать, почему я так жажду воды, почему я такая, какая есть. Но я не знаю этого. И не уверена, что когда-либо узнаю. Единственный человек, который мог ответить на все мои вопросы, ушел шесть лет назад. Когда моя мама умерла, единственное, о чем мне было известно, это то, что она утонула. Все, о чем мне тогда рассказала бабушка. Со временем зов океана стал сильнее, и я решила, что это потому, что мои воспоминания о матери связаны с водой.

Обычно, я часами ходила по пляжу, не понимая, почему так хочу быть ближе к прибою. А затем последовали разрушительные события моего шестнадцатого дня рождения. Именно тогда я стала сомневаться в рассказе о смерти моей мамы. После того, как я впервые поплыла. После того, как убила.

Но было не трудно узнать, что произошло на самом деле. Быстрый поиск в Google изменил все мое представление о ней.

Она не случайно утонула, как рассказывала моя бабушка. Ее ноги были привязаны к шлакоблоку. Большинство статей констатировали самоубийство, и хотя я никогда не хотела в это верить, но не могла найти другого объяснения случившемуся.

Статьи всегда отмечали еще одно необычное утопление Грега Робертса, на то время ее парня. Но Грег утонул не вместе с ней. Он умер, по крайней мере, двенадцатью часами ранее, чем она, километром ниже по побережью.

Я знала Грега, но не так, чтобы хорошо. До того, как прочесть статью о нем, я всегда думала, что он покинул город в тот день, когда умерла мама, в эмоциональном порыве. Он встречался с мамой лишь год, но их отношения казались стремительными, даже двенадцатилетней мне. Моя мать постоянно говорила о нем.

Я не знаю наверняка, как он утонул, но после того, что произошло со Стивеном... У меня есть догадки. Мне бы хотелось, чтоб она все еще была рядом. Я бы хотела, чтоб у нее была возможность рассказать мне, кто я и что ожидает меня впереди.

Сегодня вечером я недолго думаю о ней, поскольку во время плавания у меня в голове не остается ни одной мысли. Я всплываю, и песня, которую я пою каждую ночь, вырывается наружу, высвобождаясь из моего горла, словно отлетающий колпачок от взбалтываемой банки содовой. Это бессловесная мелодия, которая исходит откуда-то изнутри меня, и которой я не в силах управлять. Мои руки и ноги работаю вместе, пока я не разгоняюсь до такой скорости, которой мог бы позавидовать олимпийский пловец.

Я уже научилась находить свой ритм, плавая по инерции. Это напоминает мне то, как погружаешься в сон, и как часы проходят в бессознательных мыслях. Я просто погружаюсь в воду и плаваю; к тому моменту, когда понимаю, что уже рассвет, я чувствую себя бодрой и готовой к новому дню.

На рассвете я выхожу из воды, пальцы моих ног погружаются в грязь на берегу. Рыхлая, мягкая земля приятно ощущается под моими ногами. Желание петь исчезает и не вернется в течение еще нескольких часов. Я бодрая, отдохнувшая, и у меня появляется желание найти способ перехитрить то, с чем только что имела дело.

Но уже в следующее мгновение пальцы моих ног начинают замерзать. Холод пробирается в мои кости, и ко мне возвращается ощущение реальности происходящего. Сентябрь не по сезону прохладный. Климат в Сидер Коув умеренный, хотя почти всегда дождливо и ветрено, поскольку мы находимся практически в Тихом океане. Но сегодня, температура снаружи едва достигает пяти градусов.

Я не готова к зиме. Не готова еще один сезон проделывать все это во тьме, долгой ночью, холодным утром, с мокрыми волосами и кожей.

Я вздрагиваю и на мгновение задумываюсь о том, чтобы вернуться в озеро, но уже рассвет, и от плавания не будет никакого эффекта. Сейчас я всего лишь обычная девушка в холодной-прехолодной воде, и которой следует уже быть дома, в постели.

Не смотря на это, я никогда не болею, и меня не беспокоит до костей леденящий холод, когда я выбираюсь из озера на рассвете, а вода с моих волос капает на голую спину.

Я нахожу полотенце, которое оставила на ветке, вытираюсь и одеваюсь. У меня уходит двадцать минут, чтобы выбраться из леса. Солнце медленно поднимается из-за холмов, освещая мне путь. К тому времени, когда я добираюсь до дороги, оно уже возвышается над горами, полное и круглое, готовое к новому дню. Чтобы вернуться в город, мне потребуется еще тридцать минут. И так каждый день напрасно потраченное время на езду и пешие прогулки. Так много денег, выброшенных на ветер, для заправки автомобиля. Вся моя стипендия уходит на это.

Когда я добираюсь до своей ржавой Тойоте, то поворачиваю ключ в зажигании. Слышу легкое тарахтение, и мое сердце падает. Но затем двигатель возвращается к жизни. Я включаю печку. Меня обдает холодным воздухом, и я жду, пока он прогреется. Я сижу в предрассветных лучах, с включенным двигателем, и мое тело оттаивает.

Наконец, я переключаю передачу и отправляюсь в Сидер Коув.

Если бы в каждом дне существовали тридцать минут, которые я могла убрать из моей жизни, то это был бы обед. К несчастью, я должна использовать карту столовой для оплаты еды. Если бы я могла уговорить свою бабушку давать мне деньги наличными, то предпочла бы заправку или продуктовый магазин. Я могла бы купить там что-нибудь, избежав этих мучительных минут в обеденной очереди в столовой.

Сегодня я стучу картой по идеально чистой столешнице, желая получить свой сэндвич с индейкой и уйти из столовой. Буфетчица практически закончила: она перерезает мой сэндвич на половину и кладет на бумажную тарелку.

Я хватаю тарелку, как только она опускает ту на столешницу. Затем отдаю ее кассиру, который быстро сканирует мою карту и отдает назад. Я засовываю карту в задний карман и направляюсь к двери, уже начиная испытывать облегчение от того, что пытка с покупкой обеда практически закончилась.

С опозданием понимаю, что выбор маршрута не самый удачный. Компания Сиенны – все мои старые друзья – в этом году занимает другой стол. Мое сердце подскакивает к горлу. Я вынуждена идти мимо них.