Комиссар плохо знал историю компании «Нику и Совгрен». Ходили слухи о том, что до замужества сестры, то есть еще около десяти лет назад, Совгрен был мелким субподрядчиком и в обществе практически не появлялся, принадлежал ему скорее номинально. Его контора находилась на площади Республики, неподалеку от конторы Нику. У Совгрена был роскошный кабинет, где он и просиживал целыми днями, принимая мелких посетителей, которых к нему направляли исключительно с целью чем-нибудь его занять. Если Маскулен открыто принимал за своим столиком такого человека, на то должны были быть причины. А почему здесь был мэтр Пинар? Не потому ли, что защищал интересы Совгрена?

Редактор крупного журнала, выходя из ресторана, задержался у столика Мегрэ, чтобы пожать ему руку.

– Работаем? – благодушно поинтересовался он.

Когда комиссар сделал вид, что не понял, тот уточнил:

– Просто я никогда вас здесь раньше не видел.

И, покосившись на столик, за которым сидел Маскулен, добавил:

– Не знал, что судебная полиция занимается такого рода делами. Пикемаля нашли?

– Пока нет.

– Все ищете отчет Калама?

Слова «отчет Калама» были произнесены насмешливым тоном, будто документ существовал исключительно в воображении не слишком далеких персонажей либо уж точно никогда не будет найден.

– Ищем, – коротко бросил комиссар.

Редактор открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал и вышел из ресторана, приветственно махнув на прощание рукой. В тамбуре он чуть не столкнулся с вновь прибывшим посетителем, на которого Мегрэ, возможно, и не обратил бы внимания, если бы не проследил взглядом за своим собеседником.

Мужчина уже толкнул вторую, внутреннюю, дверь, но тут его взгляд остановился на комиссаре и на лице отразилось некоторое смятение. Конечно, он должен был поприветствовать Мегрэ, которого знал много лет. Он практически так и сделал, но вместо этого бросил нерешительный взгляд на столик, за которым сидел Маскулен, и, наверное, понадеявшись, что комиссар не успел его узнать, резко развернулся и вышел.

Маскулен, в свою очередь, не упустил ничего из этой короткой сцены, но на лице его, будто на лице профессионального игрока в покер, ничего не отразилось.

С чего это Морису Лаба появляться в ресторане «Филе морского языка»? И почему он так резко сдал назад, едва завидев Мегрэ? Около десяти лет Лаба проработал на улице Сосэ. Был даже период, правда, весьма непродолжительный, когда поговаривали, будто он оказывает некоторое влияние на министра внутренних дел. Но потом неожиданно выяснилось, что он подал в отставку, а потом – что решился на это не совсем по своей воле, а дабы избежать более серьезных неприятностей. С тех пор он пытался сделать карьеру в той среде, к которой принадлежали посетители этого ресторана, вернее, на ее «окраине». Он не стал, как частенько делали коллеги, попав в сходное положение, открывать частное детективное агентство. Никакой другой профессии или сторонних источников дохода у него не было. А между тем, помимо жены и детей, он содержал в квартире на улице Понтье любовницу на двадцать лет моложе его и, скорее всего, стоившую ему больших денег.

Мегрэ бездумно поглощал морской язык в соусе дьепуаз, к слову сказать, совершенно не заслуживавший столь пренебрежительного отношения. Инцидент с Лаба заставлял задуматься. Не логичнее было бы предположить, что бывший полицейский пришел сюда именно на встречу с Маскуленом? Лаба являлся одним из тех многочисленных исполнителей, которым можно было поручить не слишком честное дело и которые к тому же сохранили кое-какие связи на улице Сосэ. На что он надеялся, так резко развернувшись в дверях ресторана? На то, что Мегрэ не успел его узнать? Или Маскулен, на которого комиссар в тот момент не смотрел, сделал ему знак, чтобы он ушел?

Если бы Лаба было лет сорок, если бы он был шире в плечах и курил сигары, комиссар ни на секунду не усомнился бы, что обнаружил человека, побывавшего на улицах Пастер и Вано и забравшего с собой Пикемаля. Но Лаба было всего тридцать шесть. Он был типичным корсиканцем. Маленький, щуплый, он носил ботинки на толстой подошве, чтобы казаться выше, а на лице его красовались темные завитые усики. Наконец, с утра до вечера он курил сигареты, о чем свидетельствовали пожелтевшие от табака пальцы.

И все равно его появление здесь наводило на очень интересную мысль. Мегрэ уже ругал себя за то, что так свято уверовал, будто интересующий его человек обязательно должен принадлежать к Службе безопасности. Например, Лаба. Да, когда-то работал там, но уже давно не работает. И кроме него в Париже существовало не менее дюжины полицейских, от которых Служба точно так же в свое время избавилась по схожим причинам. Комиссар решил немедленно раздобыть себе список. Он чуть было не пошел звонить Лукасу и не сделал этого лишь потому, что, каким бы странным это ни показалось, постеснялся пересекать зал под внимательным взглядом Маскулена.

Маскулен, отказавшийся тем временем от десерта, пил кофе. Мегрэ тоже не взял десерт, а, заказав кофе и коньяк, принялся набивать погасшую трубку, пытаясь припомнить всех, кого знал с улицы Сосэ. Иногда ему казалось, что он вот-вот вспомнит нужное лицо и имя, но оно неизменно ускользало.

Как только ему в первый раз рассказали о массивном на вид широкоплечем мужчине, и особенно после того, как к описанию прибавилась сигара, у Мегрэ в памяти что-то шевельнулось. Комиссар был так погружен в свои размышления, что не заметил, как Маскулен поднялся, вытер губы салфеткой и обменялся несколькими словами со своими спутниками. Мегрэ обратил внимание на депутата лишь тогда, когда тот, слегка отодвинув столик, прямиком направился к нему неторопливым прогулочным шагом.

– Комиссар, вы позволите? – спросил Маскулен, берясь за спинку свободного стула.

Лицо его было серьезно, не считая легкого дрожания уголка губ, которое вполне могло быть нервным тиком, а не улыбкой.

На секунду Мегрэ растерялся. Такого он не ожидал. Он никогда раньше не слышал голоса Маскулена, который, оказывается, обладал глубоким приятным тембром. Поговаривали, что именно благодаря этому голосу, заставлявшему забыть о неприятной внешности Великого Инквизитора, некоторые дамы рвались занять места в Палате в те дни, когда он должен был там выступать.

– Какое любопытное совпадение, что вы появились здесь именно сегодня. Я ведь как раз собирался вам звонить.

Мегрэ оставался равнодушным, всеми силами пытаясь максимально усложнить задачу депутату, но тот нисколько не смущался молчанием собеседника.

– Я только что узнал, что вы занимаетесь Пикемалем и отчетом Калама.

Он говорил вполголоса, стараясь, чтобы его не услышали соседи, ибо взгляды обедающих были прикованы к столику комиссара.

– У меня не только есть важная для вас информация, но, полагаю, мне следует сделать официальное заявление. Не соблаговолите ли послать сегодня в Палату одного из ваших инспекторов? Ему любой укажет, где меня найти.

Мегрэ даже не шевельнулся.

– Речь идет о Пикемале. Дело в том, что на прошлой неделе я с ним встречался.

Письмо Маскулена лежало у Мегрэ в кармане, и он начинал понимать, почему депутат счел нужным к нему обратиться.

– Я сейчас не припомню, в какой именно день, но секретарь зачитал мне одно из тех писем, которые я во множестве получаю ежедневно и на которые обычно секретарь и отвечает. Подписано письмо было Пикемалем, обратный адрес, если не ошибаюсь, – улица Жакоб. Какой-то отель, названия не запомнил. Что-то провинциальное.

Не сводя глаз с депутата, Мегрэ сделал глоток кофе и снова принялся курить трубку короткими затяжками.

– Думаю, вы догадываетесь, что я каждый день получаю сотни писем от людей самого разного сорта. Сумасшедшие, полусумасшедшие, честные люди, сообщающие о злоупотреблении властью. Именно мой секретарь, которому я полностью доверяю, сортирует эти письма и решает, какие из них стоят внимания.

Мегрэ, внимательно разглядывавший лицо депутата, вдруг задался вопросом, а не интересуется ли его собеседник мужчинами больше, чем женщинами. Откуда такая мысль? Никаких слухов и сплетен на эту тему никогда не было. Если это было правдой, Маскулен скрывал сей факт с великим искусством. Комиссару казалось, что такая деталь многое бы объяснила в характере собеседника.