Прежде чем позвонить в первую дверь, комиссар, спохватившись, обернулся к Лапуану, который уже протянул руку к звонку.

– Не хочешь чего-нибудь выпить?

– Нет, шеф.

– Тогда начинай. Я скоро.

Конечно, можно было позвонить и от консьержки. Но комиссар хотел поговорить без свидетелей. К тому же очень хотелось промочить горло.

Ему пришлось пройти не меньше ста метров, чтобы найти наконец крошечный бар, в котором, кроме хозяина, не было ни души.

– Белого вина, – заказал Мегрэ.

Потом передумал.

– Нет, перно.

Перно лучше подходило и к настроению, и к погоде, и к атмосфере этого крошечного бара, где, казалось, никто никогда не бывал.

Мегрэ дождался, когда ему принесут перно, выпил полбокала и лишь потом направился к телефонной кабинке.

Когда читаешь в газетах о том или ином расследовании, создается впечатление, что полиция идет прямо по следу, что она с самого начала точно знает, где нужно искать. События логично следуют одно за другим, как в театральной пьесе, где персонажи появляются и уходят в строго определенный момент. В газетах редко пишут о бессмысленной беготне инспекторов, о нудных поисках, заводящих в тупик, о прощупывании той или иной версии наугад. Пожалуй, Мегрэ не мог бы вспомнить ни единого расследования, на протяжении которого он хотя бы раз не оказывался в полной растерянности, без единой мысли, что делать дальше.

Утром он не успел переговорить с Лукасом, Жанвье и Торрансом, которым вчера дал задания, сегодня уже казавшиеся бессмысленными. Поэтому теперь решил им позвонить.

– Судебная полиция? Не позовете Лукаса к телефону? Если его нет, пригласите Жанвье.

Подошел Лукас.

– Это вы, шеф?

– Да. Для начала запиши срочное задание. Нужно отыскать где-нибудь фотографию Пикемаля, смотрителя из Школы мостов и дорог. Дома у него можешь не искать, там точно нет. Но в Школе обязательно должна найтись хотя бы одна групповая фотография, из тех, что снимают в конце учебного года. Возможно, криминалисты сумеют ее как-нибудь «вытащить». Пусть поторопятся. Нужно, чтобы более или менее узнаваемый снимок появился в вечерних газетах. Вы еще успеете. И пусть разошлют снимок по всем участкам. И, чтобы уж точно ничего не упустить, загляни-ка в институт судмедэкспертизы.

– Понял, шеф.

– Новости есть?

– Я нашел Марсель. Полное имя Марсель Люке.

Про себя Мегрэ уже решил, что эта ниточка никуда не приведет, но решил не расстраивать Лукаса раньше времени.

– И что?

– Она работает корректором экзаменационных работ в типографии возле кафе «Круассан», в основном по ночам. Ни «Слухи», ни «Ле Глоб» там не печатают, я проверил. О Табаре она слышала, но лично не знакома. С Маскуленом никогда не встречалась.

– Ты что, разговаривал с ней?

– Предложил ей выпить кофе со сливками на Монмартре. Порядочная женщина. Жила одна, пока не встретила Флёри. Влюбилась в него. До сих пор, кстати, влюблена. Зла на то, что он ее бросил, не держит. Если ему завтра вдруг придет в голову позвать ее обратно, она вернется и слова в упрек не скажет. По ее описанию складывается впечатление, что Флёри – большой ребенок, которому нужна помощь и ласка. Утверждает, что если он и способен на маленькие шалости, как и полагается детям, то на настоящую подлость не пойдет никогда.

– Жанвье там?

– Да.

– Позови его.

У Жанвье новостей не было. Он зря протомился на улице Вано до одиннадцати часов, после чего его сменил Торранс.

– Бланш Ламотт вернулась домой около одиннадцати часов вечера пешком, одна. Поднялась к себе, свет горел еще с полчаса.

– Никого с улицы Сосэ поблизости не заметил?

– Нет. От нечего делать я считал людей, которые возвращались из кино или театра.

У Торранса новостей оказалось еще меньше. За всю ночь по улице Вано прошло всего семь прохожих.

– Свет в окнах зажегся около шести утра. Наверное, она встает пораньше, чтобы прибраться. Она вышла из дома в десять минут девятого и направилась к бульвару Сен-Жермен.

Мегрэ вернулся к стойке, допил перно. Напиток показался слабым, поэтому он заказал еще один бокал и заодно набил трубку.

Вернувшись в здание на бульваре Пастер, комиссар услышал, что Лапуан уже дошел до третьей квартиры, и терпеливо занялся допросом жителей на «своей» стороне коридора. Иногда такие допросы занимают очень много времени. В этот час мужчин дома почти не было, одни домохозяйки, прибирающие свои квартиры. Первой реакцией их при виде комиссара и инспектора было желание закрыть дверь. Они принимали их за продавцов пылесосов или еще какой-нибудь бытовой техники. При слове «полиция» все они изумленно отступали на шаг назад. Пока им задавали вопросы, слушали вполуха. Голова их была занята булькающим на плите супом, играющим на полу ребенком, не выключенным пылесосом, шумевшим впустую. Некоторые были не слишком довольны, что их застали растрепанными и в халате, машинально поправляли волосы.

– Попытайтесь вспомнить прошлый вторник… Утро.

– Да, вторник…

– Вам не приходилось между десятью часами утра и полуднем открывать дверь, выглядывать на площадку?

Первая, кому Мегрэ позвонил в дверь, сказала, что во вторник ее не было дома. Она была в больнице, где оперировали ее сестру. Вторая оказалась молодой привлекательной женщиной. Она держала на руках маленького ребенка, поддерживая его бедром, и постоянно путала вторник и среду.

– Да, я была дома. Я всегда по утрам дома. Я хожу за покупками только вечером, когда муж приходит домой.

– Вам не приходилось открывать входную дверь?

Нужно было бесконечное терпение, чтобы постепенно, шаг за шагом вернуть этих женщин в атмосферу вторничного утра. Если бы комиссар начал спрашивать в лоб: «Вы не видели во вторник утром незнакомого человека, поднимавшегося по лестнице или на лифте на пятый этаж?», все они уверенно ответили бы «нет», не дав себе труда задуматься.

На четвертом этаже Мегрэ догнал Лапуана, потому что в квартире, в которую он постучался на третьем, никого не оказалось.

Жильцы, под стать дому, вели размеренную и как будто ничем не примечательную жизнь. Кухонные запахи на этажах отличались один от другого, как и цвет обоев на стенах, но в целом все это принадлежало к одному классу, классу людей трудолюбивых и честных, которых полиция всегда немного пугает.

Мегрэ возился с глухой старухой, которая не пригласила его войти и заставляла по нескольку раз повторять каждый вопрос. Он слышал, как за его спиной Лапуан беседовал с хозяйкой из квартиры напротив.

– А с чего это, – кричала старуха, – вы решили, будто я держу входную дверь открытой? Что, эта стерва консьержка вам наговорила, будто я подсматриваю за жильцами?

– Что вы, мадам, вас никто ни в чем не обвиняет.

– Тогда к чему полиция? Зачем эти вопросы?

– Мы пытаемся найти человека…

– Какого еще человека?

– Человека, которого мы не знаем, но разыскиваем.

– Кого разыскиваете?

– Человека, мужчину.

– А что он натворил?

Комиссар все пытался донести до старухи суть своих вопросов, когда услышал, как Лапуан выходит из квартиры напротив. Обернувшись, он увидел, как инспектор делает знак, что у него есть новости, и с облегчением оставил в покое раздосадованную старуху.

– Шеф, познакомьтесь с мадам Годри. Ее супруг работает в банке на Итальянском бульваре. Сыну пять лет.

Сынишка двумя руками вцепился в юбку матери.

– Иногда по утрам ей случается отправлять сына в один из ближайших магазинов, где мальчика хорошо знают. Только в те из них, которые на этой стороне бульвара.

– Я никогда не разрешаю ему переходить дорогу одному. И когда его нет дома, всегда оставляю дверь приоткрытой, чтобы слышать, как он вернется. Поэтому во вторник…

– Вы услышали, как кто-то поднимается?

– Да. Я как раз ждала Боба. Сначала я даже подумала, что это он идет по лестнице. Обычно люди заходят в лифт, но я ему еще не разрешаю.