Элен захотелось взять еще бокал шампанского, и она направилась сквозь плотную толпу людей. Все оживленно о чем-то беседовали. Но среди них Элен чувствовала себя бесконечно одинокой.

Она посмотрела на Антонио, который уже довольно долгое время пытался взять в оборот очередную молоденькую блондинку. Он заметил ее и подмигнул. Элен подняла вверх большой палец. Он не успокоится, пока не заполучит эту фигуристую малышку, чтобы потом списать ее в резерв.

Элен подошла к барной стойке, возле которой стоял Маркус, бросая на нее умоляющие взгляды. Он, видимо, уже устал от всеобщего внимания. Задействовав свой шарм и локти, от дам, виснущих не только на его шее, Маркус пробрался к Элен.

Он намеренно прижался к ней, и неожиданные похлопывания по плечу от совершенно незнакомых людей прекратились. Зато Элен стала ловить на себе недобрые, завистливые взгляды. Пора было уходить.

Маркус сел рядом с ней за барной стойкой.

— Что с тобой?

Элен не ответила.

— Это из-за мужика!

Он схватил шейкер и стал изображать из себя журналиста, делая вид, что это микрофон.

— Миссис Сальм, можно отнять минуточку вашего драгоценного времени? Вы одна из самых сногсшибательных женщин в этом зале. Я просто глаз не могу от вас отвести. Простите мою наглость, но не согласились бы вы провести эти выходные в моих апартаментах?

Рот Элен расплылся в улыбке. Маркус говорил так громко, что журналисты навострили уши, надеясь услышать что-нибудь сенсационное. Маркус знал об этом.

В эту игру они часто играли. А когда репортеры просили поведать всю историю в подробностях, он уходил от ответа и говорил, что они зарвались. Они стояли как оплеванные. Маркус преподал им хороший урок того, как нужно работать.

Элен ничего не ответила, и тогда Маркус упал перед ней на одно колено. Преданно глядя ей в глаза, он произнес:

— Я поставлю тебе Моцарта… или Клейдермана, если ты их любишь. Только пойдем со мной!

Элен улыбалась:

— Почему я должна идти с тобой?

Он поднялся и прошептал ей на ухо так, чтобы другие не слышали:

— Потому что тебе сейчас паршиво и нужно со мной поговорить.

Элен удивленно взглянула на него, высоко подняв брови. От скромности он точно не умрет. А разыгрывать спектакли он обожал.

— Да, я рыцарь, который тебя спасет. Я тот, кто приведет тебя домой, преодолевая все преграды. Пойдем. Целых три дня будут наши.

Элен еще раздумывала над его предложением, как внезапно тон его стал серьезным.

— Надо поговорить. За бокалом хорошего вина.

— О чем?

— О твоем ясном соколе.

Элен разразилась гомерическим смехом. Он невероятно талантлив. И очень проницателен!

Они в обнимку проследовали мимо изумленных присутствующих. Маркус — вечный ребенок, и Элен, сияющая от счастья. В сопровождении звезды ей было спокойнее. Ему рядом с ней тоже. Если бы он шел один, то стал бы легкой добычей для фанатов и репортеров.

Хижина Маркуса, как он ее называл, представляла собой чудесную стильную виллу, расположенную на возвышении, с видом на озеро и далекие горные хребты. К ней примыкали небольшой лес и маленький пруд, у которого очень любила сидеть Элен. Когда Маркус впервые пригласил ее сюда, они знали друг друга уже около года — Маркус очень опасался фальшивых друзей. Тогда Элен вовсе не впечатлило его жилище. Ей казалось, что за толстыми высокими стенами жить не очень уютно. По облику дома она поняла, что у них с Маркусом совершенно разные взгляды на комфорт. Но это не вносило дисгармонии в их общение, и Маркус, к счастью, не разыгрывал из себя звезду экрана. Вскоре Элен поняла, что существовало не так много мест, где они могли бы спокойно встретиться и поговорить.

Была поздняя осень, и день выдался замечательный. В воздухе прямо-таки пахло снегом. Воздух был чист, в небе — ни облачка. Солнце сияло изо всех сил, но уже не могло согреть.

Элен весь день пробыла на улице. Маркус, наверное последний раз в этом году, объезжал озеро на своем «харлее». Он обожал мотоциклы, и громкий рев мотора возвещал всю округу о его приближении.

Начинало смеркаться. Маркус с двумя чашками пунша подсел к Элен на скамейку на берегу пруда. На том берегу уже зажигались первые огни, когда они с пустыми чашками возвращались в дом.

Наступил вечер. Поужинав, они поднялись в музыкальный салон. Маркус сдержал свое обещание попотчевать Элен красным вином. Было ясно, что сейчас он начнет ее расспрашивать. И она оказалась права.

— Ты согласилась с тем, что все кончено?

— Да.

— Нет, не согласилась. Иначе бы так не маялась. Ты себя обманываешь.

Он поставил бокал на маленький столик и сел рядом с ней на полу.

— Надо уметь отступать. Решись же наконец!

— Да нечего больше решать. От меня ничего не зависит. — Она постаралась ответить как можно спокойнее.

— И тебя это устраивает? — спросил он с недоверием. — Мне так не кажется. Ты всегда боролась и умела быть хозяйкой своей жизни. Не опускай руки! Делай что-нибудь! Только так ты можешь что-то изменить! Или ты и впрямь хочешь плыть по течению?

Элен посмотрела ему прямо в глаза.

— Что ты имеешь в виду?

— Не нужно надеяться, что кто-то придет и все сделает за тебя! Так только недоразвитые поступают. А ты не такая. Возьми ответственность в свои руки!

— Маркус, я с этим уже согласилась. Пути назад нет. Он сказал, что не хочет меня видеть.

Маркус вспыхнул и поднялся с места.

— Ладно. Тогда не надо ходить с таким лицом. Забудь. Что было, то прошло.

Элен смотрела, как он идет к пианино. Она встала с кресла, подошла к Маркусу и положила ему руку на плечо.

— Извини! Он не выходит у меня из головы ни днем, ни ночью. Я бы столько могла ему сказать!

— Чтобы вернуть его? — Он листал ноты, не глядя в ее сторону.

— Нет, чтобы поблагодарить. Я никогда не говорила ему спасибо. Никогда не говорила, какой он замечательный человек. — И, обращаясь к самой себе, она добавила: — Я никогда не думала, что, если не сделаешь чего-то, бывает так больно. Это единственное, о чем я жалею.

Маркус нашел то, что искал, и поставил ноты на пюпитр.

— Я понимаю тебя намного лучше, чем ты думаешь. Знаешь, мой отец умер довольно рано. Мне было четырнадцать, и я долго старался об этом не думать. И только потом я понял, сколько не сказал ему. Но было уже поздно. Он был мертв. Это пожирает изнутри. Может очень долго не давать покоя. — Он улыбнулся и посмотрел на Элен. — Но твой-то сокол жив.

— Маркус! Я даже не знаю, где он. Прошло столько времени… И даже если бы я знала, где он, для него все уже в прошлом. Глупо было бы изливать ему душу.

— Тогда напиши об этом! Ты должна это высказать, избавиться от этого, иначе оно тебя замучает.

— Я уже пробовала.

— И что?

— Не очень помогло. Он все равно не узнает, каково мне сейчас.

— Почему ты не отправишь ему письмо?

— Зачем так рисковать? А если оно вернется нераспечатанным? Мне только этого не хватало!

От этой мысли у нее по спине побежали мурашки. Маркус задержал на ней взгляд, а потом Элен услышала первые аккорды своей любимой «Wonderful Tonight».

— Маркус, не надо сейчас!

— Нет. Именно сейчас.

Она смотрела, как его пальцы скользят по клавишам. Светлые пряди упали ему на лоб, огонь свечей слепил глаза. Если бы публика видела его таким, то обожала бы еще больше.

— Не расскажешь мне о нем? Что в нем особенного? Что он за человек?

— Кто, Торальф?

Он перевел на нее взгляд.

— Наверное, с севера.

— Да. Там, на севере, у моря, его корни. Он и сам такой. Он тихий, как плеск прибоя, но иногда вдруг начинает бушевать, и поднимается шторм. Его волны огромной силы и в то же время непреодолимо нежные.

— Он что, слишком горячий?

— Нет. Это скорее его внутреннее неприятие всего искусственного. Это можно понять, только пообщавшись с ним. Он может быть так близок мне, что когда я на него смотрю, то кажется, что вижу свое отражение. Он не выбивает двери ногой, нет, он касается твоего сердца нежно и очень бережно. За это я готова отдать ему все самое дорогое. Не знаю, понимаешь ли ты, о чем я говорю… Взгляд его темных, почти черных глаз заставил меня видеть и слышать все по-другому. Он незаметно привил мне свое видение мира. Научил меня острее чувствовать. Ты понимаешь? Это парадокс. Он научил меня тонко чувствовать! Он, который кажется таким сильным.