Единственным обстоятельством, в последнее время приводившим герцога в недоумение, являлась странная, мелочная заботливость, с которой лесничий старался предупредить посещение кем бы то ни было своего домика и даже приближение к нему. Он окружил свое жилище живой изгородью, которую засадил колючими и ползучими растениями, вход в эту естественную крепость загородил воротами с опускной дверью. Тем из людей герцога, которые стремились получить от него объяснение таких странных поступков, он отвечал, что это — его дело и что, если герцог этим недоволен, то он, Жак, оставит свою службу. Но герцог не заботился о его странностях, и все продолжало идти по-старому.

Разговор между господином и слугой явился следствием появления монаха, который обязательно должен был пройти через лес и вернулся, очевидно, тем же путем. Однако лесничий положительно заявил, что не видел рокового гостя, что было весьма возможно, принимая во внимание, что он постоянно ходил дозором по всему лесу.

— Так вот что, — сказал герцог, — я слышу, что ты недавно взял себе помощника. Что это за человек? И почему я узнаю о нем через других, а не от тебя самого?

Лесничий смущенно вертел в руках свою шапку, отороченную лисьим мехом.

— Ваша милость, — сказал он наконец, — я думал, что в своем углу я сам себе господин, оттого и не доложил Вам, что я принял к себе человека. Если же Вам угодно знать, кто именно у меня живет, так извольте: это — внук моей старой сестры, которая уже со дня на день ждет смерти. Она просила меня взять юношу и заменить ему отца. Так вот этот внук сестры и попал ко мне.

— Что же он делает? Чем занимается? Его почти не видно. Даже кажется, будто бы ты стараешься всячески помешать его сношениям с другими людьми?

— Так оно и есть, Ваша светлость, — смело ответил Жак, — моему Шарлю незачем водиться с людьми. Он ходит со мной в лес, помогает метить деревья и кормить дичь, а годика через два я увезу его отсюда, может быть, в какой-нибудь монастырь или куда в другое место, где он мог бы добиться чего-нибудь порядочного.

— Об этом надо подумать, Жак. Если молодой человек окажется порядочным мальчиком, я могу дать ему место у себя.

Лесничий ответил лишь молчаливым поклоном, и после нескольких деловых распоряжений герцог отпустил его.

Вскоре после того в замке Мортемар поднялась суета: служанки бегали туда и сюда, вертела вертелись, в комнатах шла уборка. Все указывало на то, что в замок ждали гостей.

Так оно и было. Под аркой главных ворот стояли в праздничных костюмах герцог, герцогиня и их дети, чтобы встретить гостей, подъезжавших в экипаже, в сопровождении двух вооруженных слуг. Гости были: Дре д’Обрэ из Шателя в Париже, который обозревал находившиеся под его управлением провинции, и его дочь, которая должна была остаться гостить в замке Мортемар.

Дочь, молодая, двадцатилетняя женщина, два года назад вышедшая замуж за полковника маркиза Анри де Бренвилье, с радостью воспользовалась возможностью променять на время шумную жизнь столицы на тишину и покой деревенской жизни.

Мария Мадлена, маркиза де Бренвилье, была одной из самых красивых женщин своего времени. Ее фигура не производила величественного впечатления, ее даже можно было назвать маленькой, но трудно было представить себе более грациозную, гармоничнее сложенную женщину.

Прелестное личико обрамляли темные волосы; черные, сверкавшие умом глаза, умевшие смотреть то невинно, то задорно, придавали особенное очарование благородным чертам. Герцог невольно крепко пожал маленькую ручку маркизы, когда она, об руку с герцогиней, стала подниматься по лестнице, мужчины не преминули обратить внимание на прекрасную ножку, мелькавшую из-под дорожного платья.

За завтраком разговаривали о путешествии прибывших гостей, о Париже, о монахе и празднествах. Потом дамы принялись обсуждать вопрос, как им распределить время пребывания гостьи в Мортемаре. О чем бы ни говорили, — маркиза всякий разговор умела оживить метким замечанием, остроумным выводом или анекдотом.

Атенаиса и маркиза Бренвилье, обе красавицы, обе необыкновенно привлекательные, являлись совершенной противоположностью друг другу.

Через несколько дней между ними завязалась искренняя дружба, которая так легко возникает между молодыми женщинами, особенно, если к прелести интересной беседы незаметно присоединяется очарование романтической обстановки тихого лесного замка.

Прощаясь с уезжавшим отцом, маркиза просила его не торопиться с отъездом, чтобы она могла продолжить свое пребывание в Мортемаре.

Юные красавицы гуляли по полям и лесам, свободные, как птички; два раза в неделю они отправлялись к обедне в старую обросшую мхом церковь; а по воскресеньям из соседнего городка приезжал священник, служил обедню в самом замке и оставался обедать, что для молодых дам представляло приятное развлечение, так как священник был не только ученым, но приятным и кротким человеком.

— Что мы сегодня будем делать? Такое чудное, солнечное утро! — спросила однажды маркиза у своей подруги.

— Да то же, что всегда! — засмеялась Атенаиса: — побежим в лес собирать цветы, дразнить белок и будить лесное эхо. Впрочем, постой! Мы уже много раз ходили гулять по дороге к Обюссону и Грамону; пойдем сегодня по дороге в Белак. Я покажу тебе прелестные миниатюрные водопады.

— Как хочешь, дорогая! Вполне полагаюсь на тебя; ты знаешь все дороги лучше всякого охотника.

После завтрака обе молодые женщины вышли из ворот замка и направились через парк в лес.

Герцог и герцогиня, стоя на террасе, смотрели им вслед. Рядом с ними была и Мадлена.

— Как они обе милы, когда идут вот так, рядом, по лугу! — сказал герцог.

— Я всегда с удовольствием слушаю, как они болтают, — прибавила герцогиня. — Атенаисе полезно общество маркизы.

— Мама, — сказала вдруг Мадлена, — знаете, что мне пришло в голову: отчего это маркиза никогда не говорит о своем муже? Хотя бы она когда-нибудь рассказала что-либо о нем!

Пораженные этим справедливым замечанием, герцог и герцогиня переглянулись. И в самом деле, маркиза почти не упоминала о своем муже. Говорили, что этот брак был с ее стороны вынужденным; о самом маркизе отзывались не особенно хорошо, но многие оправдывали его, говоря, что, как военный, он с самых ранних лет привык к беспорядочной жизни и, конечно, не способен к жизни домашней; кроме того он был еще очень молод и обладал большим состоянием, а это — весьма опасные преимущества для такого города, как Париж.

Маркиза и Атенаиса направлялись между тем к лесу.

— Ах, — сказала маркиза, — остановимся на минуту передохнуть! О, какой здесь пряный запах! И что за тишина! И как все дышит миром! Вы очень счастливы здесь, не правда ли?

— Да, счастливы, — ответила Атенаиса, — я только зимой скучаю здесь, но, когда просыпается весна, я не променяла бы нашего тихого поместья ни на что на свете.

— Неужели?

— Разумеется! Я вовсе не привыкла к тесным жизненным рамкам; положение моего отца не принуждает меня принимать участие в блестящих, но пустых развлечениях, которые мне противны, потому что они ничего не дают сердцу.

— Что же, ты воображаешь, что так будет продолжаться вечно?

— Почему бы и нет? — возразила Атенаиса, глядя на подругу широко раскрытыми глазами.

— Потому что ты не можешь ни властвовать над судьбой, ни направлять ее. Нам предназначено жить и блистать в свете. Тебе следовало бы родиться дочерью какого-нибудь горожанина или арендатора; тогда тебе был бы предоставлен выбор и ты сама решала бы свою судьбу. Но герцогиня де Мортемар-Рошшуар не имеет своей воли. Ты должна привыкнуть к мысли, что непременно придется расстаться с этими тихими лесами, с родным замком, с этими холмами и площадкой у водопада. Подумай, что все эти красоты природы, может быть, скоро заменятся нарядными залами с их скользким во всех смыслах полом, блеском и чадом их свечей, что тебя повезут в такое общество, где тебя попросят замолчать, если тебе вздумается запеть одну из твоих простодушных провинциальных песенок.