Атенаиса вздрогнула; маркиза поспешила взглядом успокоить ее.

— Батюшка, — после краткого молчания начала она, — мы обе являемся перед Вами в качестве кающихся, так как знаем Ваше благородство. Мы не нуждаемся в уединении исповедальни для того, чтобы сохранить доверенную Вам тайну, потому что Вы, как истинный пастырь, всегда готовы выслушать того, кто в раскаянии захочет облегчить свою душу откровенным признанием. Мы совершили проступок, тяжелый проступок; но мы надеялись спасти этим одного человека, которого обе глубоко уважаем, думая, что наш грех Вы снимете с нас своей благословляющей пастырской рукой.

Пораженная Атенаиса не находила слов: она увидела себя признанной сообщницей греха, и все лишь потому, что, даже не зная о дальнейших планах маркизы, не воспротивилась открыто ее намерению. Мария ловко запутала ее в опасное дело, но, прежде чем молодая девушка успела возразить, ее опасная подруга уже начала рассказывать священнику историю книги. Она картинно описала ему обстоятельства, сопровождавшие появление книги в доме герцога, страх Атенаисы и свой и закончила признанием, что завладела опасной рукописью, так как совесть побуждала ее постараться отвратить несчастье от любимого ею семейства Мортемар.

Священник был взволнован, и его лицо приняло необыкновенно серьезное выражение.

— Итак, рукопись у Вас? Хорошо, — сказал он. — Прежде всего необходимо ознакомиться с ее содержанием. Покажите мне книгу, я рассмотрю ее.

Маркиза с готовностью согласилась на это.

Священник сидел в комнате молодых дам, перелистывая загадочную книгу, и его также поразили ужасные слова, начертанные на корешке. Он рассматривал непонятные знаки, неизвестные письмена и качал головой.

— Эта книга издевается над моими познаниями, — глухо сказал он, — но вы поступили правильно, открыв мне эту тайну. Дурные пути нередко приводят к хорошему концу. При первой же исповеди я отпущу вам обеим ваш грех. Молчите о своем поступке, как и я буду молчать о нем. Мы должны узнать, какое адски-гнусное произведение попало неведомо для самого герцога в число его книг; для этого есть лишь одно средство: в монастыре святого Франциска, близ Рошшуара, есть один инок, по имени Иоанн, уже седой старик. Его глаза почти угасли, уста почти онемели, но его познания необыкновенно обширны, и он очень сведущ в разных странных письменах, знаках и предметах, так как провел свою молодость в чужих странах. Ему мы и покажем эту книгу. Пока сохраните ее у себя, маркиза; через три дня, в полдень, я буду в монастыре. Придите обе туда же и принесите книгу. Я потом скажу вам, что надо будет делать.

Он, благословляя, положил руки на головки молодых женщин и вышел из комнаты.

— Мария, Мария! Что ты сделала! — воскликнула Атенаиса, как только они остались одни.

— Ничего, кроме хорошего, — возразила маркиза. — Во всяком случае мой поступок принес пользу; если не для семьи Мортемар, то для маркизы Бренвилье. Никому нет дела до того, каковы мои пути, особенно — тем, кто не хочет идти со мной рядом.

В назначенный день молодые женщины, под предлогом своей обычной утренней прогулки, отправились в Рошшуар, чтобы передать духовнику страшную книгу. Чтобы никто не догадался, что скрывалось в корзинке, висевшей на руке маркизы, книгу скрыли под массой свежих, душистых полевых цветов.

Подойдя к местечку Рошшуар, дамы огляделись. Постройки францисканского монастыря высились посреди зелени садов. Белые стены казались выточенными из слоновой кости; лучи утреннего солнца горели на оконных стеклах.

Как только прекрасные богомолки назвали имя священника, железная решетка ворот отворилась перед ними, и они вошли на монастырский двор. Пройдя через обширные сени, они очутились в приемной, маленькой комнате с панелями из темного дуба. На передней стене висело большое распятие, а под ним — целый ряд картин, изображавших деяния св. Франциска. В противоположной стене виднелась решетка, за которой находилась выдвижная дверка.

Атенаиса не смотрела по сторонам, но, устремив взор на изображение Спасителя, тихо молилась. Маркиза чертила сорванной по дороге веткой узоры на песке, которым был усыпан пол.

Стук отворившейся двери прервал ее занятия. Вошел духовник. Он благословил обеих женщин, а затем отрывисто сказал:

— Дайте книгу!

Маркиза вынула ее из корзинки, разроняв по полу цветы, а священник подошел к решетке и слегка постучал в панель. Дверка беззвучно отодвинулась, и за прутьями решетки показалась фигура престарелого монаха. Белоснежные волосы и борода обрамляли морщинистое лицо, на которое упал луч света, проникший через окно. Старик по-видимому заметил посетительниц, но не обратил на них ни малейшего внимания. Он высморкался и начал бормотать какие-то едва понятные слова, вероятно — благословения, произнося их совершенно механически. Затем он придвинул кресло к самой решетке и удобно уселся. Тогда духовник герцога подал ему книгу. Желтые пальцы старика ухватились за нее и стали перелистывать. В мрачной комнате царила мертвая тишина; маркиза и Атенаиса насторожили уши в ожидании разъяснений, священник же молча переводил взоры с фигуры монаха на обеих женщин и обратно.

Старик поднес книгу почти к самым глазам и стал рассматривать ее. Иногда он отклонялся на спинку кресла как бы для того, чтобы обдумать то, что прочел, потом опять принимался за чтение, бормоча что-то про себя, обращаясь к священнику с какими-то вопросами и от времени до времени зевая.

Воображение рисовало молодым женщинам исследование старинной книги совсем иными красками: им казалось, что оно будет обставлено какими-нибудь особенными церемониями. Атенаиса положительно чувствовала ужас; но здесь на ее глазах происходило совершенно обычное явление, самый обыкновенный просмотр книги, какому подверг бы ее книготорговец или писец. Старый францисканец так равнодушно просматривал страницу за страницей, что дамы начали сомневаться в опасном содержании книги.

— Слава Богу! Там, кажется, нет ничего страшного! — тихо прошептала Атенаиса.

— Кажется, посредством этой книги ничего нельзя достигнуть! Как жаль! — пробормотала маркиза.

Монах перелистывал уже последние страницы. Наконец он откашлялся и повернулся к решетке, перед которой стоял священник. Мария и Атенаиса придвинулись так близко, что их головы выглядывали из-за спины духовника.

Насколько лицо монаха казалось равнодушным, пока он просматривал книгу, настолько оно выражало тревогу, когда он быстрым движением просунул ее священнику сквозь прутья решетки, после чего довольно громко заговорил, так как сам очень плохо слышал.

— Мы здесь одни? — спросил он, стараясь через решетку заглянуть в приемную.

— Отец мой, — ответил священник, — те, что здесь со мной, никогда не расскажут того, что услышат от Вас. Я за все отвечаю.

— Тогда вот что, — прозвучал старческий голос за решеткой, — немедленно сожгите эту книгу, чтобы ничья рука более не могла коснуться ее. В ней находится большое количество отвратительных рецептов для составления самых страшных ядов. Эти яды — совсем особого рода: они — утонченное и разработанное средство, известное под именем Manna di San Nicolo. В первой части этой книги описывается, как находить необходимые растения; во второй перечисляются минералы, употребляемые для приготовления средств; в третьей — объясняется искусство приготовления капель, порошков и мазей. Две первые части составлены и написаны много сотен лет назад; последняя часть — не такого древнего происхождения; в ней находится ключ к цифрам и знакам первых двух частей. Третья часть самая опасная. Я не могу судить о подробностях: нужно более продолжительное время, чтобы познакомиться с отдельными рецептами, но это видно и из беглого просмотра. Тут описаны такие средства, против которых ничто не может противостоять; нет такой науки, которая могла бы уничтожить их действие. Если эти яды рассеяны в воздухе и этот воздух коснется каких-либо органов жертвы, то она умрет; если они впитаются в бумагу написанного письма, то проникают через глаза, нос и рот в сердце, которое останавливается от внезапной судороги и перестает биться. Кому принадлежит эта книга, тот должен молить Небо о том, чтобы не быть введенным во искушение. Эта книга станет бичом и проклятием человечества, если ей придется попасть в руки злодея! — и старик осенил себя крестным знамением.