— Черт возьми!.. Нас подслушали, — не своим голосом заревел Экзили и хотел бежать.

— Постойте, господин отравитель, — раздался глухой голос, — а не то я перебью Вам Ваши длинные ноги.

Экзили остановился.

— Попались! — продолжал тот же голос, — попались в собственные сети. Я и мой приятель все слышали.

Говоривший подошел ближе. Свет фонаря осветил его лицо, и Сэн-Круа, к своему удивлению, увидел Мореля в сопровождении какого-то человека.

— Это — ты? — воскликнул Годэн.

— Да, я привел с собой приятеля, — со смехом ответил Морель.

— Кто эти люди? — спросил Экзили, — что им надо? Это — сыщики?

— Нет, — ответил приятель Мореля, — мы — такие же мошенники, как и вы.

Экзили разразился гневными возгласами.

— Успокойтесь, — сказал незнакомец, — я покажу Вам, кто я. Морель, освети меня!..

Морель исполнил желание своего приятеля.

— Вы не узнаете меня, господин де Сэн-Круа? — спросил последний.

Годэн подошел ближе к нему и вглядевшись произнес:

— Да, я где-то видел Вас. Вы, кажется, принесли мне скупленные векселя; Вы хотели, чтобы я покинул Париж и за это согласились уплатить мои долги.

— Да, это был я. Было бы гораздо лучше, если бы Вы тогда приняли мое предложение.

— Но как же Вы попали в общество Мореля? Этот негодяй выдал меня?

— Мы хотели изучить дорогу, по которой ходят члены общества Розианум на свои собрания, и последовали за Вами. Я очень рад печальному исходу собрания, так как он дал мне возможность возобновить наше знакомство.

— Кажется, — сказал Экзили, — Вы — не член братства и не сыщик…

— Я — бродяга, — резко прервал его говоривший, — мое имя Лашоссе: Вы желаете выдать меня?

— Я подумаю об этом.

— Только, пожалуйста, не думайте очень долго; ведь, пожалуй, Сэн-Лорен опередит Вас.

Глаза Экзили метнули искры и он спросил:

— Вы — орудие Сэн-Лорена?

— Не совсем; я его злейший враг.

— А!

— Слушайте, доктор, — проговорил Лашоссе, подходя к итальянцу, — Вы должны повиноваться мне; не кипятитесь… Вы должны! Я могу погубить Вас, а потому Вы должны исполнить то, что я скажу Вам. Сэн-Лорен должен погибнуть, но не от руки Сэн-Круа; я это запрещаю.

— Ха, ха, ха! — рассмеялся Экзили, — кто же отправит его на тот свет?

— Это сделаю я.

Годэн и Экзили отступили назад и воскликнули оба:

— Вы? Но какие причины у Вас для этого?

— Это — мое дело; клянусь Вам, — сказал Лашоссе, — что причина моей ненависти основательнее вашей. Вы должны предоставить Сэн-Лорена мне.

— Таким образом мы делаемся сообщниками? — сказал Экзили.

— Морель, Экзили, Сэн-Круа, Лашоссе и маркиза де Бренвилье… Какое странное смешение!

— Это — гидра, — воскликнул итальянец с ужасным хохотом, — стоглавая гидра; наши враги думают, что отрубили одну голову, но вместо нее выросло несколько новых. Хорошо, господин Лашоссе, мы принимаем Вас в союзники.

— Вы дадите мне Ваши капли? — воскликнул бродяга.

— Нет, — ответил Сэн-Круа, — не давайте их ему, мы можем поплатиться головой. Кто этот человек? Морель, негодяй, говори! Я не желаю этого, я сдержу свое слово и хочу взять Сэн-Лорена на себя.

В течение нескольких секунд в мрачном подземелье царила мертвая тишина. Наконец Лашоссе подошел к поручику и взял его за руку, причем его лицо совершенно изменилось и приняло мягкое и грустное выражение.

— Господин де Сэн-Круа, — сказал он, — Вы попали под власть этих сил; боритесь насколько возможно, чтобы выбраться из этой пучины. Вы уже видели меня. Скажите, Вы никогда не задумывались над тем, почему я принимаю в Вас участие?

— Да, Вы правы. Почему Вы интересуетесь мной? Может быть, Вы — тот, о котором мне говорил Морель? Вы знаете мою мать?

— Не расспрашивайте дальше! Вы должны повиноваться, когда я Вам говорю, что Сэн-Лорена может убить всякий, но не Годэн де Сэн-Круа. Оставьте этого человека. Вы никогда не должны делать ни малейшей попытки преподнести ему Ваши ужасные капли. Если Вы решитесь на это, я выдам всех и погибну на эшафоте вместе с вами.

Тон, которым Лашоссе говорил эти слова, был так серьезен и внушителен, что никто не решился возражать ему.

— Довольно! — воскликнул итальянец, — пусть Лашоссе освободит нас от Сэн-Лорена. Ему уже не уйти, его подстерегают со всех сторон.

— Завтра я буду у Вас, господин доктор, — сказал Лашоссе, пряча свой фонарь, — а теперь мы должны разойтись. Я вижу свет; это, должно быть, Гюэ. — После этого он ударил Экзили по плечу и воскликнул: — Ну, покойной ночи!..

— Вы найдете меня через Глазера, — крикнул ему итальянец.

— Знаю, — ответил, удаляясь, Лашоссе.

— Нужно было задушить этого негодяя, — прошептал Экзили, — рискованно доверяться незнакомцу!

— Мы уже не в силах выпутаться из этой сети, — глухо ответил Сэн-Круа, — все больше становится крови, все больше преступлений. О, я был проклят уже в колыбели!

— Надейся на меня, — сказал итальянец. — Предоставь ему Сэн-Лорена; он, кажется, порядком насолил этому бродяге. Когда один погибнет, я уберу другого. Жизнь и смерть в нашей власти, Годэн!

Сэн-Круа прислонился к стене и прошептал:

— Мария!

Свет приближался. Лашоссе не ошибся — это был Гюэ; он быстро и осторожно шел по извилистой галерее и, наконец, запыхавшись произнес:

— Вот Вы где! Нам надо подняться наверх, полиция в подземелье, и мы рискуем попасться ей в лапы. Следуйте за мной!

Все трое спустились по небольшой лестнице. Они шли молча, и темнота совершенно скрывала их, а шум шагов заглушался журчаньем воды, струившейся по стенам и капавшей с потолка: эта часть галереи шла по самому берегу Сены.

В кабинете короля было тихо, но еще за несколько минут перед тем здесь слышался громкий, даже бурный разговор. Он происходил между людьми, крупными буквами записавшими свои имена на страницах истории. Тут были: Кольбер, Лувуа, Тюренн, Вобан и Конде, и они высказывали тут свои мнения относительно кампании против Фландрии. Собственно говоря, этот поход представлял собой развлечение, которое Лувуа хотел доставить королю, так как Людовик не предпринимал до тех пор ни одной крупной войны.

Вышеупомянутое совещание несколько раздосадовало короля; хотя ему и удалось отстоять свое мнение, но он предвидел еще много препятствий. Его недовольство усиливалось еще одним обстоятельством: у него не было денег.

Это может показаться странным, но это было так. Личная касса короля была пуста, а министр финансов Кольбер очень неодобрительно относился к постоянным празднествам в Версале, стоившим очень много. Что предпринять? Король не хотел доверять свою беду Лозену, так как тому это всегда очень много стоило, и среди своих друзей он не мог найти никого, кто мог бы ссудить столько, сколько было нужно ему, Людовику. Король очень досадовал на это и на Кольбера и решил отставить его от должности министра финансов, как только государственные финансы будут приведены в порядок.

Вдруг Людовику пришло в голову одно имя.

— Да, да, — прошептал он, — он может сделать это мне, надо велеть позвать этого старого друга нашей семьи.

Вслед за этим был куда-то послан Бантен. Вернувшись, он доложил о приходе де Сэн-Лорена.

Король пошел навстречу посетителю и произнес:

— Приветствую Вас, мой милый Сэн-Лорен!.. Я боялся, что Вы уже покинули Париж.

— Не попрощавшись с Вами, Ваше величество? — возразил Сэн-Лорен. — Нет, я не мог поступить подобным образом.

Всякому, кто видел раньше Сэн-Лорена, несомненно бросилась бы в глаза происшедшая в нем перемена. Он страшно похудел, его глаза ввалились, руки тряслись.

— Я хочу обратиться к Вам с просьбой, милейший Пьер.

— Вы конфузите меня, Ваше величество!

— Нет, нет, я говорю правду. Вы имеете в своем распоряжении большие денежные суммы. Мне нужны деньги, но я не хочу обращаться ни к кому, кроме Вас, старого друга моей матери, а потому спрашиваю: может ли король Франции иметь у Вас кредит на три миллиона?