Ну и так далее. Отсылаю ревнителей мужественной Анны Андреевны к многочисленной мемуарной литературе.
Внук Толстого, преподаватель МГУ, знавший в молодости брата Ахматовой, спешит поделиться с нею новостью.
При встрече с Анной Андреевной он ей сказал: «Знаете, я от Виктора Андреевича недавно получил письмо. Вас, наверное, интересует, жив он или нет». Она вся побледнела и сказала: «У меня нет брата и я не желаю ничего о нем знать».
С.Б. БЕРШТЕЙН в записях Дувакина. Стр. 140
…Затем показала статью <…>, передававшуюся по французскому радио. Статья о ней <…>. Перевела отрывок. «Ахматову чтут в России за ее бесстрашие в сталинские времена»…
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963—1966. Стр. 132
«ГОНЕНИЯ»
Ахматова, как известно, была всегда гонима и травима, без этого не обходится ни один вздох о ней. Даже не заблуждающиеся на ее счет машинально повторяют мифы.
<…> Ее травили, все время, до последних дней ведь ее травили <…>.
М.М. БАХТИН в записи Дувакина. Стр. 47
Она числит за собой два периода официальных гонений: после «Первого постановления» и после «Второго». «Первого постановления» в природе никогда никакого не существовало. Просто она была в творческом кризисе как минимум пятнадцать лет, до войны, но задним числом сочла более эффектным оправдать его партийным запретом. Здесь явный просчет: запрет чего? Писания? Или публикаций? Писать вроде запретить трудно, публикации возобновили – а написанного не оказалось.
«Второе постановление», 46 года, было реальнее, но было оно не о ней – о журнале, для которого она была неподходяща. И из этой завязки она сделала сюжет о том, что ей опять запретили писать – ну и начали холодную войну.
В записках о Мандельштаме Анна Ахматова вспомнит: «…Он выгнал молодого поэта, который пришел жаловаться, что его не печатают. Смущенный юноша спускался по лестнице, а Осип стоял на верхней площадке и кричал вслед: «А Андрея Шенье печатали? А Сафо печатали? А Иисуса Христа печатали?»
Н. ГОНЧАРОВА. «Фаты либелей» Анны Ахматовой. Стр. 41
1928.
Анна Андреевна ездила в Москву, где, между прочим, ей предложили принять участие в руководстве работой ленинградского отделения ВОКСа. Шилейко сказал: «Ну тогда в Москве будет ВОКС populi, а в Ленинграде – ВОКС Dei» (Vox populi – vox Dei: глас народа – глас Божий).
П.Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 2. Стр. 280
Это – после «Первого постановления»!
Никакого «Первого постановления» никогда не было.
Работать – заниматься литературным трудом, хорошо зарабатывать – она могла бы всегда. Не хотела. Даже писать стихи, как выяснилось, могла – только на заказ, зная, что опубликуют и оплатят.
25 января 1936.
Выписка из протокола № 3 курортно-бытовой комиссии при секторе персональных пенсионеров Ленгорсобеса о прекращении выплаты А.А. персональной пенсии за литературную деятельность.
ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 3. Стр. 18
Казалось бы, литературной деятельности и вправду не было особой – стихов не писала, лежала на кушетке, несколько работ сделала как хобби, на персональную пенсию точно не тянуло. Лет тоже было немного – 46. Однако:
9 сентября 1937.
А.А. выдана пенсионная книжка персонального пенсионера республиканского значения.
ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 3. Стр. 28
Какого же еще более официального признания она хотела?
Она умеет противостоять попыткам ущемить ее права на привилегии, а назвать их можно как угодно: и гонениями, и репрессиями.
Разговор о квартире: «На новостройку я не поеду. Ни в Стрельну, ни в Лесной. Здесь ко мне все мои друзья близко, я до всех могу сама дойти пешком, а там я буду отрезана. И Владимир Георгиевич сможет навещать меня не чаще раза в неделю».
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 90
18 днем <…> Анну Андреевну позвали к телефону. Она подошла – и вернулась к нам в большом гневе. «Звонит какая-то секретарша из Литфонда. Сообщает, что все места в Детском заняты и для меня путевки нет (дело происходит через девять дней после того, как доктор ей предписал отдых, но она отказалась от путевки – а потом передумала и обратилась снова. Тем временем разгар лета). Я кричу (тут она действительно закричала по слогам), что я никого не хочу лишать отдыха, что я рада не ехать… А она в ответ: да вы не волнуйтесь, не волнуйтесь, мы вас все-таки как-нибудь устроим… Они совсем не понимают, с кем имеют дело! Она ждала, что я начну требовать (а она не начала? Это – не начало? «Какая-то секретарша» не скажет начальнику: Ахматова кричала и требовала?): мне, мне давайте путевку! Что я приму участие в общей свалке!»
(О, как я благодарна ей за то, что ей хорошо ведомо, кто она, что, блюдя достоинство русской литературы, которую она представляет на каком-то незримом судилище, – она никогда не участвует ни в какой общей свалке!)
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 165
Январь 1940 года.
«Целые дни теперь приходят и приходят изо всех редакций».
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 66
Все, что было написано за эти годы якобы опалы, о чем молчалось – все можно было опубликовать. Опубликовала – «Из шести книг» (назвала для солидности) – и потом долгие годы разражалась гневом, мол, какая ужасная книжка. «Старо, слабо, – скажет Марина Цветаева. – Что же она делала эти годы?» Говорила, что много работала, – не всплыло никогда. Разве что иногда ставила заведомо ложные даты. Иосиф Бродский говорит об этом с провоцирующей наивностью.
Бродский: Был период, когда Ахматова писала стихов довольно мало. Или даже почти ничего не писала. Но ей не хотелось, чтобы про нее так думали.
Соломон ВОЛКОВ. Диалоги с Бродским. Стр. 267
Это он объясняет, почему она ставила под своими стихами фальшивые даты. Это объяснение, кстати, еще самое мягкое – более корректным было бы обвинить ее в мошенничестве.
Все слухи оказались справедливыми. Действительно, ей уже прислали из Москвы три тысячи единовременно, и ежемесячная пенсия повышена до 750 рублей. Зощенко с листком, присланным из Москвы, ходит в Ленсовет просить для нее квартиру. В Союз принимали ее очень торжественно. За ней заехали секретарша и член правления Союза – Лозинский. Председательствовал Слонимский.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 65
Это все она рассказывала. Это все для нее очень важно в 51 год.
Теперь сделаем паузу и процитируем другой документ.
В Совет Литфонда.
Прошу принять меня на работу в качестве судомойки в открывающуюся столовую Литфонда.
М. Цветаева.
26 августа 1941 г.
Анна СААКЯНЦ. Марина Цветаева. Жизнь и творчество. Стр. 753
Гонения после Второго постановления (было всего одно, оно и было).
Описать гонения довольно трудно. Почти все они заключались в том, что отказались печатать «Сероглазого короля» и «Чудотворной иконой клянусь / И ночей наших пламенным чадом…» Что касается тов. Жданова – то он ничего нового в ее характеристике не выдумал, «блуд в молельне» был обнаружен критиками давно, в самом начале ее литературного пути, об этом говорилось обыденным тоном, как об очевидном содержании ее поэзии.
