Кстати, о даче.
Аренда продлевается, но при условии: там будет жить Ахматова, а не Пунины. А все дело в том, что ее лачуга, наверное, понадобилась кому-нибудь из писательских чинуш.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952—1962. Стр. 273.
Если не ей – то есть даже если не Найману или Пуниным – то сразу «чинуши», «лыжницы», «добрые нравы литературы» и пр.
7 августа 55 года.
Давно не видела ее такой встревоженной и раздраженной. При мне какой-то мужской голос позвонил ей из Ленинграда с требованием срочно ехать в Комарово, а то Литфонд недоволен. По телефону она говорила спокойно, но мне, положив трубку, сказала: «Клинический случай идиотизма». Потом легла и попросила дать ей валидол.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952—1962. Стр. 157—158
От такого недолго и помереть.
Запись Л.В. Горнунга: «Сегодня по просьбе Лукницкого снова справился в Цекубу о санатории для Ахматовой…»
ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 2. Стр. 92
Это – гонения после Первого постановления. Ее санатории (бесчисленные) – это отдельная песня. После Второго уже не надо было о санаториях и просить.
Вот гонения после Постановления 1946 года, когда она была «обречена на голод» (об этом тоже есть отдельная глава).
«Вы знаете, меня это даже утомило: я каждый день получаю такое количество карточек продовольственных, что я не знаю, что с ними делать». Ей анонимные лица посылали… Она говорила: «Не меньше десяти в день я получаю». Я говорю: «Что же Вы с ними делаете, Анна Андреевна?» – «Как что? – Отношу в кассу и беру», – она говорит. И вообще она к этому относилась не только спокойно, а выработала в себе даже какую-то такую усмешку по этому поводу.
Е.К. ГАЛЬПЕРИНА-ОСМЕРКИНА в записи Дувакина. Стр. 116
«Я была с моим народом там, где мой народ, к несчастью, был».
В стране в это время был голод. Ее собственных карточек, напомню, никто не отнимал.
В. Из небольших своих заработков она купила <…> машину, вот так вот.
Д. Машину? Все-таки разве у нее могли быть…
В. Да. Когда она издала несколько книг, потом переводы какие-то у нее там… Сравнительно дешево она купила <…> машину.
М.Д. ВОЛЬПИН в записи Дувакина. Стр. 174
И очень мелкие жемчуга.
С одной стороны, ей стали предоставлять работу переводчика стихов, чтобы она не умерла с голоду. Еще через некоторое время, под давлением доброхотов-благожелателей, Литературный фонд сдал ей в аренду маленький коттедж в Комарове на общем участке с тремя другими писателями.
Эмма ГЕРШТЕЙН. Мемуары. Стр. 463
Доброхоты, ах проклятые!.. Это просто невыносимое гонение.
Правда, возили ее в этот «маленький коттедж» на литфондовской машине – как-то компенсировали «травлю».
Что мы все о материальном и о материальном. Страдания Анны Андреевны гораздо более утонченны.
Потом Ахматова рассказала, что у нее попросили стихи для «Правды», она послала «Летний сад», но оказалось, что не подошло. Она прочитала: «Я к розам хочу…» Пастернак в ответ прогудел: «Ну, вы бы еще захотели, чтобы «Правда» вышла с оборочками».
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952—1962. Стр. 728
На «Правду» ей наплевать. Анне Андреевне хочется всего и сразу. Журнал Cosmopolitan учит девушек, что это – правильно. Если мы будем считать Ахматову поэтессой для гувернанток, которым вряд ли удастся выйти замуж, то поприветствуем ее за непоколебимость жизненной позиции.
А если принять во внимание ее претензию числиться в великих, то очевиден правильный ход: надо было пострадать. Пострадать чувствительно (чувствительно по ее меркам, потому что, например, для другой матери то, что случилось с ее сыном, было бы даже слишком; а ей – хоть бы что!). Небольшие же жизненные невзгоды здесь не годились – и она их «подчищала», раздувала и вешала себе на шею – как медаль.
Что она знает о настоящих гонениях?
Часть IV
Подвиг матери
Sa Pauvre Me' Re
Все благоговели перед «Подвигом Ахматовой». Подвиг в чем? Жива, здорова, сама не сидела, мужей теряла только бывших или не своих, не воевала, в блокаде не была, перед красноармейцами не выступала, отлынивала, злилась, лежала пьяная с подругой в кровати до вечера, щеголяла в подаренных ею шляпках. Не печатали какое-то время, да. Так она ведь и не писала. Не писала, потому что думала, что не будут печатать, душевной потребности не было. Подвигом все-таки с натяжкой можно назвать. К тому же многих бы напечатали – а они все равно не пишут. В общем, вопрос совсем не однозначный, но все это не очень похоже на настоящий подвиг. Писем протеста не подписывала, даже демонстративно не отмалчивалась, славословия Сталину писала – это да, это тоже иногда называют ее подвигом, но ход мыслей теоретиков настолько изощрен и тонок, что, следуя их логике, часто ловишь себя на мысли – а все-таки не в противоположную ли сторону мы движемся?
Ее единственный сын сидел в тюрьме. В общей сложности четырнадцать лет. Если это – подвиг, то подвиг Ахматовой напоминает подвиг mixt-героя Павлика Матросова: тот закрыл амбразуру собственным папой. Не знаем, как с сыновними чувствами у этого гибрида, а вот у Ахматовой с любовью к сыну что-то действительно было не так.
Бродский: <…> Рациональность творческого процесса подразумевает и некоторую рациональность эмоций. Если угодно, известную холодность реакций. Вот это и сводит автора с ума.
Волков: Но разве в этом смысле «Реквием» не есть именно автобиографический слепок с ситуации, в которой, как я понимаю, присутствовало определенное равнодушие Ахматовой к судьбе собственного сына?
Соломон ВОЛКОВ. Диалоги с Иосифом Бродским. Стр. 244
С ума ее, конечно, ничто не сводило, весомый голос Бродского эксплуатирует свою весомость, но вот нюх на цыганщину у нее был безукоризненный. Вот один из мотивов: «Несчастная мать».
Мне, лишенной огня и воды,
Разлученной с единственным сыном…
На позорном помосте беды
Как под тронным стою балдахином.
Муж в могиле, сын в тюрьме…
Ахматова уже один раз прикрывалась своим сыном, объясняя неосуществленность романа своей жизни – неромана с Блоком. Безнравственная мать А.А. Кублицкая-Пиоттух (Блок) – сводит сына с дамой (которая, впрочем, и сама на квартиру к поэту в гости невзначай забредает) – но как можно! У нее же ребенок! Из-за рождения которого она пропустила два месяца светских развлечений!
За само по себе отсутствие материнской любви Ахматову не стоит упрекать – за это ее надо бы славить: если бы она могла полюбить ближнего больше, чем родного… Но она не любила никого.
Ей просто повезло, почти как «наисчастливейшей из вдов», – на сцену вышел сын.
«Я пожертвовала для него мировой славой!!!» – выкрикнула она в пароксизме отчаяния и обиды на нескончаемые попреки вернувшегося через семь лет (!) сына.
Эмма ГЕРШТЕЙН. Мемуары. Стр. 323
Здесь еще интересен восклицательный знак, поставленный Герштейн после цифры семь. Что семь? Мол, за семь лет мог бы и притерпеться, и не мечтать о лучшей доле, мать не упрекать?
