Ахматова очень тонка – подхватит этот «новый тон». Она посылает Ирине Пуниной ночную рубашку «нечеловеческой красоты» (а Нине Ольшевской привозит из Италии халат «нечеловеческой пушистости»: у этого поэта скудноват словарный запас) – в полном соответствии с житейской мудростью Лили Брик, рассказывающей секреты обольщения с честностью профессионала: «все остальное сделает хорошая обувь и шелковое dessous».
Это нужные ей люди, но она о своих подарках скажет многозначительно: «Я одевала тех, у кого ничего нет».
На суд к Бродскому она из Москвы в Ленинград не поехала, протянула время. Потом засобиралась.
21 апреля 1964 года.
«Я вынуждена буду уехать в Ленинград еще раньше, чем предполагала: хворает Ира».
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963—1966. Стр. 204
Вот это причина, чтобы ехать в Ленинград!
Отвратительная неприятность: Иосиф позвонил на Ордынку к Ардовым откуда-то с дороги (в ссылку), спросил, как дела, на что Виктор Ефимович ответил: «Забудьте наш телефон. ЗДЕСЬ у вас никаких дел больше нет». <…> Тут я сразу поняла ее недомогание. <…> «Ужасно, – сказала Анна Андреевна с искаженным лицом. – Ужасно».
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963—1966. Стр. 190—191
Это запись 28 марта, но вот проходит месяц, даже меньше. Дом Ардовых по-прежнему притягателен для Анны Андреевны, она здесь никогда не возмущена, не гневлива.
22 апреля 64.
Я застала ее в столовой. Сидит на своем обычном месте в углу дивана за большим обеденным столом. <…> Я преподнесла ей Леопарди. Случайно он попал ко мне в руки. <…> Издание необычайно изящное. <…> Ардов восхитился переплетом, бумагой. И тут же с большим проворством приклеил непрочно вклеенный портрет.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963—1966. Стр. 205
После суда, когда идут хлопоты о пересмотре дела.
Алена [Ольга Чайковская] советует Анне Андреевне срочно обратиться с письмом к Анастасу Ивановичу Микояну, чтобы в руках у него оказался высокий отзыв Ахматовой о поэте Иосифе Бродском. Он <…> может повлиять на Смирнова. <…> Анна Андреевна предложила нам такой план: она письмо Микояну подпишет, но пусть присоединят свои подписи еще два поэта: Сурков и Твардовский. <…> Я сказала, что уж если Анна Ахматова свидетельствует, то какие и чьи еще требуются заверения? <…> «Не наивничайте, пожалуйста, я этого терпеть не могу! – оборвала меня Анна Андреевна. – Вам не десять лет! Голоса Суркова и Твардовского для Микояна гораздо более весомы, чем голос какой-то Ахметкиной. Наверху своя шкала ценностей».
Она трусит.
Мария Сергеевна глядела на меня с укором. В самом деле, не в возрасте Анны Андреевны и не с ее заболеванием сердца пускаться в судебные тяжбы <…>.
«Сурков и Твардовский им ближе нас всех. <…> О себе не говорю. Про меня давненько с полной ясностью высказался товарищ Жданов».
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963—1966. Стр. 272—273
Ее медаль, она никому не даст забыть.
Бродский отправлен в ссылку, друзья за него хлопочут, а у Ахматовой решается ее «судьба» – поедет или не поедет она в Италию. Все об этом.
«Сил моих нет видеть, как губят молодежь! Собственная моя судьба меня уже не занимает… Поеду в Италию, не поеду в Италию… <…>».
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963—1966. Стр. 231
Это – судьба?
На днях Анну Андреевну посетил Сурков: все те же разговоры об осенней поездке в Италию.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963—1966. Стр. 217
<…> О Поликарпове заведующем отделом культуры ЦК КПСС – о его приезде в Переделкино к деду. С его, Чуковского, заступничеством они считаются, а вы, Корней Иванович, за кого, дескать, заступаетесь? Ну и дальше запустил обычную шарманку: подстрочники, попойки <…>. «Бесстыдники, – сказала Анна Андреевна. – Чуковскому который год пошел? Восемьдесят третий?» Я сказала, что сперва испугалась: дед лежал странно, косо и «не в ту сторону», то есть головою не там, где подушка, и губы, губы! – но он вдруг выпрямился, сбросил ноги на пол и, форся перед нами, сказал: «Он требует, а я ему – кукиш!» Между тем Анна Андреевна уже не слушала меня. Она пристально глядела в окно. Ей так не терпелось узнать, кто пожаловал в Будку – что она встала, с неожиданной легкостью прошла в переднюю, отворила дверь на холод. Оказалось: Натан Альтман с женой. <…> Начался разговор о поездке в Италию, о премии, о художественных сокровищах Рима, об Оксфорде. Анна Андреевна веселая, даже, я сказала бы, радостная. Никаких тебе трагических четверостиший о встречах, что разлуки тяжелей.
Я ушла.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963—1966. Стр. 250—251
«Приезд ко мне Ирины (жены Альтмана) – хороший знак. Эта дама – вернейший барометр. Она никогда не удостоила бы меня визитом, если бы мои акции в глазах начальства не поднялись». Завтра Анна Андреевна уезжает в Ленинград, оттуда в Москву, оттуда в Рим. Выдержит ли сердце?
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963—1966. Стр. 251—252
Сегодня она величественна и раздражена. Звонил Сурков. Сообщил, что она летит в Италию получать премию, что это уже решено. Он явится в 5 часов рассказать подробно о предстоящей церемонии. «Я ему скажу: верните мне Иосифа! А то я не поеду».
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963—1966. Стр. 215
Потому она и едет, что не просила Иосифа.
В поздних «воспоминаниях» имя Ахматовой часто упоминается в связи с защитой Бродского. Просто все помнят, что она как-то была связана с ним, а то, что нет никаких упоминаний о ее конкретных действиях, – это никому не приходит в голову.
«За него хлопочут и Фрида, и я, и вы, и Твардовский, и Шостакович, и Корней Иванович, и Самуил Яковлевич, и Копелевы…»
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963—1966. Стр. 207
Ну это она сама.
В результате вмешательства видных деятелей европейской культуры (в том числе – письмо Ж.-П.Сартра руководству страны), вызванного публикацией на Западе записи судебного процесса, сделанного Ф.А. Вигдоровой, Бродский, отбыв в ссылке 18 месяцев, освобожден досрочно).
В.А. КУЛЛЭ. Иосиф Бродский. Хронология жизни и творчества
Имен деятелей культуры, вступавшихся за Бродского, как видим, много. Их упоминает и отец Иосифа Александр Бродский в жалобе Председателю Президиума Верховного суда РСФСР. Ахматову, естественно, назвать не рискнул – и потому, что не билась она за него, и потому, что знает – такой мировой угрозы она не простит. «Вы опять хотите, чтобы я была за все в ответе?»
«Все радиостанции мира кричат об освобождении Ивинской и Бродского. Для того ли я растила Иосифа, чтобы имя его стояло рядом с именем этой особы?»
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963—1966. Стр. 250
И растила, и освобождала…
Трусость как таковая
Анна Андреевна Ахматова была настоящий мальчиш-плохиш: ленива, лжива, труслива. Труслива во всем: от простых житейских ситуаций, когда ей хамили домработницы и горничные в зарубежных отелях, наглые юнцы и самоуверенные девицы (она не смела возразить, а потом, конечно, отыгрывалась на «преданных») – патологической трусостью как таковой, когда смелость требовалась всего лишь в пределах санитарных норм. Ни за кого не заступилась, ничего не подписала (я не наивничаю – речь идет о временах, когда это все-таки можно было делать). За родного сына не вступилась, хоть на XX съезд партии только ленивый не обращался. Жалкую свою «Поэму» за набат считала и – нет, не гордилась, хотя по объявленной свободе уже и нечем было, – трусила по-прежнему.
