— И чем же я могу помочь столь утончённой даме? — консул изобразил самую радушную улыбку из своего арсенала, попутно целуя протянутую кисть и подводя посетительницу к удобному креслу с полусвободной спинкой.

— Благодарю, — последовала вежливая улыбка. — Вас должно быть посвятили в мои затруднения?

— О, да, госпожа. О ваших затруднениях я успел получить некоторое представление. Хотите ли чаю? Или быть может сок? Или… Рискую показаться неотёсанным, но может желаете вина? Вольногорского? Южнораконского? А может привычного вам арагонского?

— Вы ошибаетесь, господин консул, я не арагонка.

На столе, между тем, появился серебряный поднос с изящной бутылкой с несколько длинноватым горлышком, и парой бокалов из кантонского хрусталя. А ещё не лишённая изыска закуска, видимо заранее приготовленная.

— А жаль, я уж было порадовался, что воочию встретил особу голубых кровей…

Консул осёкся, прочитав в глазах посетительницы неудовольствие. Быстренько излился в извинениях и перевёл разговор на впечатления о Фалонте. Хельга приняла его игру. Делала вежливые оценки городу, перемежая их с жалобами на извечную фалонтскую погоду. Поддерживала отдающие цинизмом остроты собеседника, да и сама позволила себе некоторые колкости насчёт фалонтцев в частности и Сокары в общем.

— Итак, госпожа Корф, отчего же вы решили обратиться лично ко мне?

— Вы ведь человек не обидчивый? — Хельга вертела пальчиками бокал, не встречаясь с консулом взглядом.

— Пожалуй.

— И на сколько я успела вас узнать, вам не чужд некоторый цинизм.

— Хм, — консул улыбнулся, разговор определённо начал доставлять удовольствие. — Да, цинизм мне не чужд.

— Так может, — Хельга мило улыбнулась, — не стоит больше пытаться подловить меня на косвенных вопросах? У вас это… Как бы это выразиться? Получается несколько коряво. Консул вновь хмыкнул и улыбнулся.

— Я вас внимательно слушаю, госпожа Корф.

— С недавних пор я в курсе, скажем так, финансовых затруднений консульства… — Хельга сделала глоток, ожидая реакции собеседника. Но консул молчал. Он в данный момент просто слушал.

— Поэтому, я была бы не прочь сделать родному консульству пожертвование. Снова молчание. Консул прищурился, пропустив мимо ушей слово "родному".

— Вас устроит платина в слитках?

Консул и бровью не повёл, а голове его мысли начали перескакивать одна через другую. Сумасшедшая? Не похожа. Провокатор? Но кому это надо? Велгон? У них иные методы. Сокарская МБ? Им–то что? Им вообще плевать на заокеанские дела.

— О каком количестве идёт речь?

— Сто килограмм в банковских слитках.

С каменным лицом консул молниеносно произвёл подсчёт. В сокарских даблерах, валюте для него и для консульства самой наиактуальной, порядок цифр впечатлил. Настолько впечатлил, что он запоздало заметил, как вытянулось его лицо. Выходило свыше пяти миллионов даблеров! И это когда консульство, да и вообще все загранслужбы Аргивеи давно уже сидят на самом настоящем голодном пайке.

— Что вы хотите взамен?

— А взамен я хочу во–первых: вашего содействия в размещении драгметаллов в любом приличном банке. Во–вторых: аргивейское подданство на меня и моих друзей. В третьих: рекомендательные письма во все аргивейские заграничные учреждения.

— По первому пункту, — консул взял бутылку и, получив одобрение, вновь наполнил бокал посетительницы, потом свой, — как много вы хотите депонировать?

— Порядка двухсот килограмм. Золото, палладий, платина.

— Какой это должен быть банк?

— Уверенно себя чувствующий по обе стороны океана. Кстати, что вы скажите о "Русском трансконтинентальном"?

— РТБ относят в разряд монстров. Я бы вам его посоветовал, но Новороссия ведёт войну. Кто знает, чем это для неё кончится?

— Всё же пусть будет РТБ.

— По второму пункту, — консул осушил бокал залпом. К чёрту этикет! — По поводу гражданства, это вам скорее в посольство. Так уж у нас заведено.

— Да полноте. У вас свои правила, не такие как у всех? Ерунда. К тому же, у вас тут этот вопрос чуть ли не на поток поставлен.

— Хорошо, забудьте. Всё будет в лучшем виде. Как шаг на встречу, могу предложить паспорта старого образца. Отнюдь не устаревшие, просто полно старых заготовок осталось. Старые и новые паспорта равноценны.

— Да, я знаю. Думаю, это подойдет.

— А насчёт рекомендательных писем… Хм, много у вас друзей?

— Четверо. Это вас не затруднит?

— Затруднит? Вовсе нет, что вы.

— Тогда завтра я приду сюда же. Обсудим детали. В это же время вас устроит?

— Конечно, конечно, — консул подхватился, помогая посетительнице подняться, и проводил её к двери. — Всего доброго, госпожа Корф.

— До встречи, господин консул.

Когда она ушла, из неприметной двери, ведущей в другую комнату, появился подтянутый гладко выбритый сотрудник консульства, одетый в неброский костюм служащего. И сам он выглядел не броско: роста среднего, лицо какое–то не запоминающееся. Не суетлив, всегда сдержан, всегда вежлив, всегда аккуратен. Перевёлся он в консульство с месяц назад, из посольства в сокарской столице, где числился в подчиненных торгового атташе. Здесь он тоже проходил по линии торговли. Но какая торговля в нынешние времена? Но времена временами, а внешняя разведка продолжала работать. И не важно уже на кого, главное против кого.

— И что вы скажите? — спросил консул.

— Соглашайтесь на все условия.

— На это я, положим, и вопреки вам пошёл бы. Я о другом. Откуда столько платины и золота с палладием?

— По Фалонту ходят слухи о кладоискателях. Про "Фунт счастья" слышали?

— Причем здесь казино? Там бандиты друг в друга стреляли. А эта цыпочка, руку даю на отсечение, либо арагонская аристократка, либо из патрициев островитян.

Невзрачный человек вежливо улыбнулся, не желая что–либо доказывать. Про себя он задавался вопросом, как островитяне прохлопали экспедицию в южные широты? И как скоро они сделают свой ход?

В малолюдном в этот утренний час парке, фигура высокого, погрузневшего от прожитых лет человека, неспешно попыхивающего трубкой, не вызывала у случайных прохожих удивления. Стариком он ещё не был, разве можно назвать пятьдесят прожитых лет старостью? Однако ниспадающие на плечи волосы, полускрытые под модным в последние десятилетия в творческой среде беретиком, были совершенно седыми. Утреннего холода он не чувствовал, подделся загодя, зная каково бывает в парке с первыми лучами солнца. Чудаковатый, нелепо намотанный на шею шарф, выпяченный над воротом смешного плаща с неизменно подкатанными рукавами, был привычным элементом одежды. Будь сейчас полдень и полно гуляющего по парку праздного народа, над ним не посмеивались бы. Привыкли к его причудам за многие–многие годы, а кое–кто, из тех что помоложе, с детства привыкли наблюдать в парке этого чудака. "Старичок" мог ещё и не в такое вырядиться. Ведь представителю свободной профессии свойственно быть несколько не от мира сего.

Он был художником. Хорошим пейзажистом, добившимся признания, выставок, почитателей. Его работы не раз приобретали знаменитые музеи, бывало, и коллекционеры. Некоторые картины он дарил.

В Фалонте он обосновался лет двадцать назад, успев перед тем попутешествовать по миру. Первые годы здешней жизни, как это часто бывает с людьми его профессии, пришлось победствовать. Приходилось писать на заказ портреты не самой уважаемой публики, заниматься оформительством. Признание давалось с трудом. Фалонт — город порочный, в отличие даже от сокарской столицы, не говоря уж об иных городах и иных странах. Здесь к искусству преобладало утилитарное отношение.

На холсте, обтянувшем широкий подрамник, был пока набросок будущей картины. Этюд покрытого туманной дымкой леса.

Дождя художник не боялся, водонепроницаемый чехол всегда был наготове рядышком с мольбертом. Дождь он даже любил и часто подолгу не уходил из парка, когда непогода настигала. Вбирал изливающуюся вместе с влагой тоскливость, чтобы продолжить работу в студии.