Боль в животе вновь обозначила себя. Острой она не была, но приятного мало. Элизабет высыпала на ладонь пару обезболивающих таблеток и проглотила. Да, за всё надо платить. В том числе и за гормональные препараты, что приходилось принимать чтобы не беременеть. В запасе их ещё много, они позволяют совмещать исполнение Долга и удовольствия, но они же и калечат организм. Семь лет назад она не убереглась и залетела. Пришлось срочно искать готового пойти на аборт врача и выкладывать большие деньги. Врач избавил её от столь досадной беременности и впоследствии стал жертвой несчастного случая. Пришлось его «подчистить». На всякий случай. В Новороссии аборты называют детоубийством, хотя какое оно там дитя, если ещё не сформировалось? За это и женщине, и врачу светит только одно: смертная казнь. И общественное мнение будет на стороне закона.

В этой проклятой стране полно идиотских законов. Её коллеги по театру — настоящие клуши, только и думающие о замужестве либо бесконечно судачащие о детях. Скука какая… В гримёрке приходится делать на собой усилия, чтобы не выдать себя взглядом. Чтобы невзначай не намекнуть, что она отдала бы любую роль за одну только ночь с любой из этих клуш. Порой их нагота сводит с ума и приходится убегать в туалет, где видения прекрасных девичьих тел не отпускают пока не… Тут самое главное не застонать.

Как Элизабет их всех ненавидела! И в то же время желала. За глаза её называли стервой, разлучницей и блудницей. А она мстила им, отбивая женихов. Да, стерва, но они сами виноваты. Это только здесь в Новороссии стерва имеет негативный окрас, в Великом Герцогстве Арагонском, к примеру, или в Островном Союзе роковые женщины теперь не редкость. И Элизабет завидовала им. Здесь же стерва воспринималась как производное от стервятника, то бишь падальщика.

До войны было проще, её как актрису часто приглашали на премьеры фильмов с её участием, что проходили за границей. А ещё случались театральные гастроли. Вот тогда–то Элизабет и давала себе волю. Проще всего было за океаном, там можно инкогнито приехать в знаменитый Фалонт и запросто найти себе ничего не подозревающую девку навеселе или на худой конец снять проститутку. В Островном Союзе с этим тоже проблем не было: трахнула шлюху, сунула деньги и выставила за дверь. А в Герцогстве было сложней, можно и на полицию нравов нарваться. В обеих Ракониях тоже приходилось осторожничать. В остальных странах, исключая родной Велгон, она не бывала. Говорят, в Кантонах за это ждёт смерть. Здесь в этой проклятой стране — тоже смерть. А всё из–за отживших своё древних законов, что как пережиток древней Войны сохранились в некоторых странах. Влечение к своему полу в нынешние времена штука неслыханная, но проклятые древние законы в нескольких государствах не потеряли юридической силы и по сию пору. И направлены они как раз против её единокровников.

С началом войны Элизабет за границу не ездила, из–за чего тихо сатанела. Лишь однажды она сорвалась в первые военные месяцы, когда проезжала через один губернский город. Очень уж та девица ей приглянулась, пришлось покрутиться в студенческом кафетерии и подмешать кое–что в кофе. Потом несколько слов на особой интонации и девица сама пришла вечером в парк. Пусть и сомнамбула, но это лучше чем ничего. Дальше была поездка на авто, лес, вполне приятные часы на свежем воздухе и замаскированная могилка под утро.

Элизабет вылезла из ванны и тщательно вытерлась полотенцем.

— Лизка! Ну где ты там?!

— Иду, Котик, иду!

Она улыбнулась, оставшуюся ночь можно полностью посвятить своему удовольствию. Любовник ещё полон сил и она не отпустит его, пока не выпьет все его соки. Ночь только начинается…

Тыл Вежецкого фронта, середина октября 153 г. э. с.

Приказ, присланный из управления контрразведки фронта, явился для генерал–майора Усова полной неожиданностью. «Как обухом по голове», — пронеслось у него в мыслях при повторном прочтении. Что ж, рассуждал Усов, приказ есть приказ и его надлежит исполнять. Первоначальное раздражение уже успело растаять и если судить трезво, то польза для общего дела в сотрудничестве с контрдиверсионными группами Главразведупра несомненно будет. Профессиональная ревность, присущая ему как жандарму и кадровому армейскому контрразведчику, у него присутствовала издавна. Но ревность ревностью, а группы «охотников», как на жаргоне Главного разведуправления назывались контрдиверсанты, знали своё дело туго. И потери они несли куда меньшие, нежели жандармы–оперативники. Естественно Усов знал, что совершенно не в качестве подготовки его жандармов дело, зачастую те и поопытнее будут; всё дело в пресловутых «стирателях», одолеть которых крайне трудно да и не всегда возможно для человека, неподготовленного по специальным техникам сверхвосприятия. Такого врага надо бороть его же оружием и хорошо, что оно имеется, пусть даже и у «конкурентов».

Заоконную тишину разрезал гул двигателей. Судя по звуку — легковушка и БТР. Скрип тормозов и снова тишина.

«Легки на помине». Усов спрятал папку в стол и подошёл к окну, глядя с высоты второго этажа, как начкар проверяет документы у прибывших. Четыре офицера вышли из легковушки и спокойно по очереди предъявили документы, нисколько не смущаясь тем обстоятельством, что до особого знака начальника караула все они находятся под прицелом охраны. Только после того как прибывшие прошли к парадному входу, из БТРа начали выпрыгивать автоматчики. До этого, видимо, им было приказано не высовываться, дабы не нервировать жандармов. Что ж, вполне осмотрительно, — оценил Усов.

Через пару минут в дверь постучали, затем вошёл дежуривший по отделу вахмистр.

— Впускайте гостей, — махнул рукой Усов, не дожидаясь доклада.

Козырнув, вахмистр исчез за дверью и в кабинет вошли четверо офицеров. Старшим у них был полковник, на вид лет этак тридцати -тридцати пяти, несомненно он и есть тот самый Семёнов, упомянутый в приказе. Остальные помоложе: вольногорский штабс–капитан с опасным взглядом, который запросто может вызвать ступор у чувствительных натур; и два совсем ещё юноши — штабс–капитан и подпоручик, чьи мечтательные выражения лиц могли бы обмануть кого угодно, но только не хозяина этого кабинета.

— Честь имею представиться, полковник Семёнов, — щёлкнул каблуками старший из гостей. — Вот мои документы и полномочия, прошу.

Он протянул их генералу и Усов порядка ради быстренько их изучил.

— А это мои офицеры, — представил Семёнов застывших в линии подчинённых, — штабс–капитаны Торгаев и Масканин и подпоручик Ершов.

— Прошу, господа, — указал на стулья Усов и занял за столом своё место. Подождав пока все рассядутся, произнёс: — Итак… я вас слушаю.

— В Светлоярске меня уверили, что с вашей стороны я получу полное содействие…

— Вы его получите, — подтвердил Усов и, немного помедлив, добавил: — в пределах разумного, разумеется.

— Совать свой нос во все дыры я не намерен, — Кочевник самую малость улыбнулся.

— Рад, что вы меня поняли, полковник.

— Меня интересует одно единственное дело…

— «Туман», — упредил его жандарм.

— Так точно, господин генерал. Именно «Туман».

Усов кивнул. Как раз это он и предполагал. Дело «Туман» почти два месяца было его головной болью и фигурировала в нём неуловимая до сего дня разведдиверсионная группа, действовавшая как правило в войсковых и армейских тылах участка фронта, занимаемого 4–й армией. Взятие «языков», засады на рокадах, дерзкие налёты на тыловые гарнизоны и даже на штабы стоящих в резерве частей. И ни одного тела диверсанта в руках контрразведки, не говоря уж о пленном. У вражеской группы имелся специфический «почерк», по которому и объединены все случаи с её участием в дело «Туман». Во всех случаях велгонцы действовали внезапно, словно не существовало против них режимно–заградительных мер и словно бы охране и часовым отводили глаза. Да так оно, похоже, и было. В рапортах очевидцев полно чертовщины и всего того, что не влезало в рамки обыденного представления о физических законах материального мира. Тут поневоле начнёшь сомневаться или в здравости ума многочисленных свидетелей, или в собственном взгляде на устройство вселенной. И когда таких фактов накапливается много, то начинаешь соображать, что сказки о «стирателях» не такие уж и сказки. Собственно, ко всякого рода «мистике» Усов стал серьёзно относиться ещё в первый военный год.