— Что за проблема? — устало, но уже ощутив надежду, спросил Краснов.

— «Л-седьмые» могут взять не более тонны бомб, — ответил Чигринов.

— Ерунда! — отмахнулся Краснов, словно авиагенерал мог его видеть. — Их же целый полк!

— Да, четыре неполные эскадрильи. «Л-седьмые» давно устарели, мы их только по ночам используем.

— Да хоть фанеру высылайте, лишь бы с бомбами!

— Вы меня не поняли, — отозвался на том конце провода Чигринов, — машины тихоходные. Пока они ещё долетят…

— Не знаю… вы говорили, полк ночной. Это даже лучше! Значит, экипажи покладут бомбы тютелька в тютельку.

— Как мифические лилипуты любятся? — хохотнул Чигринов. — Что ж, они доставят груз точно по адресу. До свидания, Пётр Викторович. Ждите вестей.

— До свиданья… — Краснов лихорадочно пытался вспомнить имя–отчество командующего 2–й воздушной армии и сообразил, что весьма некстати не знает, как его звать по имени. — До свиданья, господин генерал! Надеюсь на ваших соколов!

И вот с момента сеанса связи Красевича минуло два часа с мелочью. Ночь пошла на исход, но тьма стояла по–прежнему плотная.

Гул десятков двигателей нарастал. В лагере хранили спокойствие, видимо, считая, что бомбовозы летят не по их души. Но когда флаг–штурман полка вывел клин точно на цель и из чрева головной машины посыпались зажигательные и осветительные бомбы, лагерь быстро проявил все признаки жизни.

Заклокотала сирена, часто заглушаемая разрывами 100- и 250–кг бомб. Суматошно забегали по территории расчёты зениток и солдаты батальона охраны.

Первая эскадрилья «подвесила» «люстры», которые спускаясь на парашютах, освещали лагерь, пожалуй, не хуже чем солнце днём. Сыпанув на первом заходе мелочёвкой, эскадрилья пошла на второй круг, чтобы сбросить потом оставшиеся 100- и 50–кг осколочные бомбы.

Вторая эскадрилья бомбила прицельно, штурманы ложили 500–кг бомбы по освещённым капонирам и каждый «подарок» нашёл свою цель. Отбомбившись и уйдя на второй круг с половинной нагрузкой, эскадрилья отдала эстафету следующей. Звенья третьей эскадрильи стали на боевой курс, когда с земли начали бить очухавшиеся зенитчики. С предельно низкой высоты Л-7 сбросили 750–кг бомбы по капонирам и с набором высоты освободились от 50–кг осколочных с внешних подвесок.

Четвёртая эскадрилья, лишившаяся в предыдущем вылете трёх машин, отбомбилась 1000–кг бетонобойными бомбами. Девять БЕТАБ-1000 угадили точно в капониры и нанесли им сильные внутренние повреждения. Фюзеляж концевого Л-7 пропороли трассеры 25–милиметровой зенитки, но самолёт продолжил набирать высоту, чтобы затем уйти домой вместе с полком.

Когда начала повторный заход первая эскадрилья, в небо от земли протянулись редкие лучи уцелевших прожекторов. Лучи впустую рыскали по тёмным небесам, зенитчиков они лишь отвлекали. Лагерь накрыла новая серия осколочных полусоток, погасли почти все прожекторы. Прощальным аккордом прилетели ФАБ-500 2–й эскадрильи и вскоре гул двигателей стал всё больше растворяться в далёкой вышине.

Бойцы «Рарога» рванули к КПП, когда последние пятисоткилограммовые фугаски только–только покинули бомболюки.

По «дороге» бесшумно просквозили тени, авангард — бойцы группы Красевича, без выстрелов перерезал всех охранников в окопах и на КПП, а взрыв от гранаты в дзоте потонул в грохоте разрывов последних бомб.

Масканинцы рысью понеслись в свой сектор, короткими очередями расстреливая всех на пути. Первыми от пуль диверсантов полегло до полувзвода «серых», потом затихли два пожарных расчёта, а где–то в соседнем секторе вновь звонко зарявкали 25–мм зенитки «Магна». Это группа Торгаева захватила батарею и прямой наводкой принялась расстреливать мечущихся, словно муравьи в горящем муравейнике, велгонцев. И вот уже часто защёлкали карабины, застрекотали «Хохи» и ручные пулемёты, послышались взрывы гранат.

Дым порой не давал дышать, а дождь принялся хлестать столь неистово, будто вознамерился затушить все пожары.

Практически одним движением, Масканин подцепил защёлку и выбил опустевший рожок полным, загнав его в подаватель. Переступив через трупы курсантов и «серых», он рукой показал на вход в капонир, у которого взрывной волной с крыши сорвало пласты дёрна, обнажив бетонные плиты.

— Докучаев, Петриченко, Оковитый! Держать вход! Остальные — за мной!

В открытую дверь полетела осколочная РОГ-2. Выставленная на удар «рожка» очистила проход, влетев в который, Масканин тут же сунул в триплекс тамбурной бронестены следующую гранату. Кто–то там за стеной истошно завопил и тогда за угол полетела новая «рожка».

Взрыв едва отгремел, а Масканин уже нёсся по коридору, отталкиваясь сапогами от изувеченных тел курсантов. За ним спешили Буткевич и Рябинкин, забрасывая гранатами боковые комнаты.

Капонир оказался казармой, причём построенной без всяких затей. В районе кубриков, имевших лишь фанерные перегородки, курсанты успели сделать завалы из мебели и коек, баррикада получилась хлипкой, но всё же препятствие есть препятствие, тем более когда защитники баррикады вооружились «Хохами» и имели позади себя в оружейке целый арсенал.

От очереди Максим ушёл нырком за бетонную стену. Пули заплясали по проходу, рикошетируя от стен и потолка. Где–то сзади слева дважды громко просипел «Скиф МШ» Буткевича, а потом рванула «рожка» и затарахтел «Скиф» Рябинкина.

Масканин затаился у самого прохода в кубрики, коридор методично простреливали короткими очередями и места для манёвра у штабс–капитана практически не оставалось. Не теряя времени, он зашвырнул по косой траектории в кубрик «рожку» и граната разорвалась как только ударила о первое же препятствие. И препятствие это оказалось где–то очень близко. Через три секунды синхронно громыхнули две гранаты — велгонские MPF с таким же как и у «рожки» радиусом сплошного осколочного поражения в 25–30 метров. В принципе, использовать наступательные гранаты в помещении может выйти боком, но ни у Масканина, ни у курсантов других под рукой не оказалось.

После взрывов эмпэфэшек штабс–капитан скривился в злой ухмылке, всё вышло как он и думал: некий храбрец подкрадывался к проходу, прикрываемый стрелками. Максим упредил его лишь на несколько секунд.

Зажав «Ворчун» в коленях, штабс–капитан за пару мгновений перевёл взрыватели у трёх гранат на задержку. И все три «рожки» тут же полетели по разным траекториям за угол, ударясь и рикошетируя вглубь кубриков.

Крики всполошившихся баррикадистов мгновенно потонули в тройном взрыве. Масканин метнулся в проём, в прыжке уходя в сторону от возможной очереди. Но выстрелов не последовало. Завал теперь представлял собою исковерканную груду лома и изломанных тел в форме цвета хаки.

Проскочив сквозь баррикаду в конец кубриков, штабс–капитан впустую потратил гранату на канцелярию. В комнатке никого не оказалось. В оружейке тоже никого. А вот запас оружия был очень даже кстати.

Он набил гранатами опустевшие подсумки, MPFэшками и ОD-2 с зоной сплошного поражения до трёх–пяти метров. Закинул за плечо первый в пирамиде «Хох» и нагрёб в подсумок шесть магазинов к нему. Жаль, что нельзя просто набрать патронов! Они у «Хоха» с тем же калибром, что и у «Ворчуна», и гильза того же диаметра, но на миллиметр длиннее. Всего один долбаный миллиметр — и уже хрен постреляешь!

Минуту спустя к оружейке пробрались Рябинкин и Буткевич.

— Живём! — прапорщик азартно прошмыгнул к ящикам с гранатами.

— Побольше гребите, — улыбнулся Масканин. — Чтоб и ребятам раздать.

На выходе из капонира он узнал о первой потере. Тело Петриченко оттащили по иссечённому взрывом бетону ступенек вниз к двери. Он лежал с автоматом в руках, как будто спящий.

— Курсанты в атаку пошли, — доложил Докучаев, получив от Рябинкина сумку с гранатами. — Сошлись в рукопашную. С ними инструктор был…

Вахмистр выставил на обозрение голову «стирателя» и сплюнул, продолжив:

— Это он Славке по мозгам долбанул и порезал… Потом уж я с этим гадом сошёлся… И не таких шматовал… Ну, куда теперь башку девать, командир?