— Поручик Масканин, слушаю…
— Молодец, что не вступил! — раздался в трубке обрадованный голос комбата. — У союзников половину пулемётов выбито… Но второй раз минная позиция не сработает… Так что смотри в три глаза! Жди момента… Потери есть?
— Два убитых. Прапорщиков Збруева и Поморника бомбой накрыло. Раненых нет.
— Угу… — после паузы ответил комбат, записав фамилии. — Конец связи.
Масканин носился из окопа в окоп как угорелый. Времени в обрез, а проверить все позиции он хотел лично. Настроение у бойцов боевое, кто курил папиросы, травя байки, кто откапывал заваленные ходы сообщений и восстанавливал брустверы. Многие досадовали, что не пришлось пострелять при первой атаке велгонцев, но решение командира считали правильным. Все ждали новой атаки и выполняли распоряжение поручика о рассредоточении боеприпасов. Лучше потом патронные цинки из ниш повыкапывать, чем от удачного попадания лишиться всего боезапаса.
— Масксеть к херам порвало… — доложил первый номер расчёта "Жнеца" фельдфебель Звягин. — Ласкуты одни пендюрочные остались… Теперь мы как на ладони.
— Во втором отделении тоже порвало, — ответил Масканин и критически осмотрел пулемёт. Велгонский 12,7–мм "Жнец" со станком весил добрых 50 кг, а этот был со щитом и весил все 62 кг. Однако всё в пределах сил для трёх номеров расчёта. — Главное, мужики, почаще позиции менять. Чувствую, употеете вы…
— Да уж… — хлопнул по кожуху Звягин и улыбнулся. — Побегать придётся добряче.
Новый авианалёт застал Масканина в третьем отделении. В небе появилась дюжина пикировщиков и десяток истребителей. VC-15 — они же "Батоны", как их называли на жаргоне и велгонской, и русской армий, выстроились в круг и начали обрабатывать траншеи всех трёх батальонов. Пикировщики бомбили практически без противодействия зениток, их атаковали брошенные на штурмовку истребители V-101F, они же "Горбуны", прозванные так за большой фонарь. Спокойно отбомбиться "Батонам" не дала появившаяся эскадрилья Ер-5. Пикировщики успели сделать по два захода, положа при этом в цель бомбы со снайперской точностью. Русские истребители расшматовали сразу двоих на сходящихся курсах и отогнали остальных. В небе начался сумасшедший, если наблюдать с земли, бой. Кружились истребители, вспыхивали и оставляя дымный след, падали на землю. Купала парашютов ветер гнал на траншеи. Кому–то из русских лётчиков не повезло, они покинули горящие машины над территорией противника. Не всем и сбитым велгонцам везло, часть из них приземлилась у русских окопов, а один прямиком на минном поле и тут же подорвался, сделав несколько шагов.
Когда бой истребителей начал угасать, со стороны Лютенбурга появились русские штурмовики — два звена Ер-3 и эскадрилья новейших И-18. Штурмовиков прикрывала эскадрилья… Масканин аж глаза протёр от изумления! Силуэты истребителей были неотличимы от хаконских Хем-108! Навстречу штурмовикам из облаков посыпались звенья "Сабров" и "Горбунов". Внезапность позволила им обрушиться сверху и расстрелять несколько Ер-3. Но остальные прорвались и принялись утюжить изготовившихся к атаке велгонцев. "Сабров" и "Горбунов" сковали боем Хем-108. В первые же минуты эскадрилья потеряла сразу четыре машины, но остальные намертво перекрыли противнику возможность ударить по прикрываемым штурмовикам.
— Трофейные… — с видом знатока сказал подпоручик Сенников. — Их ХВБ отдали.
Масканин хмыкнул. Сенникову можно было верить, он ведь оружейник из 18–й бомбардировочной авиадивизии.
— А что у ХВБ своя авиация появилась?
— Не так давно… — ответил Сенников, не отрывая глаз от воздушного боя. — Шестнадцатого января танкисты из второй танковой дивизии корпуса Трикутного аэродром захватили. Там полсотни Хем-108 было и немного мелюзги связной. Истребители было решено передать одному из формируемых авиаполков ХВБ, их как раз через наши аэродромы перегоняли.
В сплошном грохоте разрывов свистящее вытьё снарядов и мин было почти не различимо. Земля тряслась так, будто невидимый исполин расшатывал земную ось. Артобстрел длился уже час, помимо дивизионных гаубиц и миномётов, велгонцы подтянули корпусную артиллерию, по позициям бил как минимум один восьмидюймовый дивизион. И это только по центральному фасу обороны. И если восьмидюймовки сейчас били и по соседям, то их не меньше полка. Масканин забился в окопную нишу своего НП, это было единственное убежище и далеко не надёжное, его давно засыпало и придавило обрушенным пластом мёрзлого суглинка, бывшего до этого стенкой окопа. Дышать было тяжело, но раскапываться он не спешил. Обстрел начал стихать, почувствовав это, поручик медлил не долго. Он раскопался и долго отплёвывал скрипящую на зубах землю, вытряхивал её из–за шиворота. Последний снаряд рванул где–то рядом, на засыпанное дно окопа шлёпнулся плашмя большой осколок. Масканин секунды три рассматривал острые зазубренные края осколка. "Вот сука… Что ж так в башке стреляет…"
…Связист бежал рывками. Артобстрел ещё продолжался, но чутьё говорило, что он вот–вот закончится. Чутьё за последние два месяца, как он попал на фронт, ещё не подводило. Приходилось резко залегать, нырять в воронки, потом резко вскакивать и продолжать бежать, несмотря на близкие взрывы и расползающиеся над головой белёсые облачка разрывов шрапнелей. Больше всего он боялся шрапнели, но приказ есть приказ. И пока что везло.
Последние двадцать метров до НП он пролетел как на крыльях и рухнул в окоп. Жарко. Он вспотел не смотря на мороз. Сплюнул тягучей слюной и осмотрелся. Поручик оказался цел, а ведь минуту назад здесь буквально метр на метре земля вспухала от взрывов. Вот он полевой телефон. Разбит вдребезги. Камнем его что ли? Связист поставил рядом принесённый с собою такой же старый, но не доступный вражеским "глушилкам". Чёрти что сейчас с рациями творится! Велгонцы в последнее время научились радиосвязь подавлять, спасу прям нету иной раз. И "глушилок" этих у противника стало появляться всё больше и больше. Поручик почему–то улыбался, только улыбка его была злой. Может быть так казалось из–за испачканного грязным снегом лица и налившихся кровью глаз. Похоже офицера контузило, иначе чего он так улыбается? И почему он так спокоен? Его чуть не убило, а он спокоен… Интересно, сколько ему лет? Не такой уж и старый, лет двадцать пять ему. Подумаешь семь лет разницы! Поручик помог снять со спины крепление катушки и протянул флягу. Связист аж закашлялся от воды. Жадными глотками он освежил пересохшее горло и вернул флягу.
— Рисковый ты парень, — вновь улыбнулся поручик. — Как звать–то?
— Рядовой Андреев. Сергей. У меня приказ…
— Да я понял, что приказ. Отдышался? Теперь дуй обратно. Пока не началось.
— Не могу… У меня приказ быть с вами… Чтоб связь была.
— Аппарат я и сам могу потаскать. Дуй отсюда… Толку от тебя, если провод перебьёт…
— Тогда пойду искать обрыв… У меня приказ. Командир батальона приказал чтобы связь была.
— Дерьмо… — прошептал поручик и уставился в небо.
Как–то странно он смотрел на свинцовую пелену в вышине. Связисту показалось, что взгляд этого офицера сродни брошенному и обречённому псу. Тоска и непонимание. И злость. Но разве брошенные псы злятся? Нет, скорее это взгляд обречённого волка.
…Подпрапорщик Армяков высматривал подходивших велгонцев в оптический прицел. Бинокля не было, но шестикратная оптика родной СМки позволяла наблюдать врага как на ладони. Километр восемьсот. Дистанция для СМ "неподъёмная". Ну ничего, и для неё время придёт.
На траншеи уступом шла танковая рота. "Хафлеры" двигались не спеша, возможно эта неспешность была продиктована прицепленными спереди минными тралами. За танками, не растягиваясь в линию, шли БТРы и БМП, пехота плотной гурьбой следовала за техникой. Это пока что они так плотно жмутся. Потом–то рассредоточатся. А сейчас им главное по протраленным путям пройти, а там и до траншей не далеко.
