Геня взбежала на крыльцо и потянула на себя тяжелое кольцо.

За дверью был мерцающий полумрак. Вдоль проходов, на алтаре, в подсвечниках вдоль нефа, в нишах перед надгробиями горели свечи. Странным было не то, что церковь в столь поздний час была открыта и празднично освещена, но то, что в церкви никого не было. Не было и следа того, кто только что зашел сюда последним.

Недоумевая, Геня прошлась вдоль рядов деревянных кресел. Звук каблуков по каменному полу был похож на звук капающей в гроте воды. На полпути к алтарю она остановилась.

— Эй, — тихонько позвала она, — здесь есть кто-нибудь?» Ответа не было; дрожали бесшумно под темными витражами свечи.

Вдруг из боковой темной ниши перед алтарем послышался шорох.

К — Вы хотите исповедаться?

Из ниши вышел невысокий худой человек в черной сутане с белым воротником. В полумраке лицо его было спокойно, глаза смотрели доброжелательно.

— Нет, — сказала Геня, — я зашла случайно. Мне показалось, что сюда только что зашел один мой знакомый, — Вы, вероятно, ошиблись, — все так же доброжелательно глядя на Геню и пряча ладонь в ладонь, сказал священник. — Это я только что зашел в храм. Я выходил проверить, работает ли внешнее освещение.

— Ах, это были вы, — Геня разочарованно улыбнулась, — извините за беспокойство.

Она уже повернулась, чтобы идти, но вдруг услышала: к. — Вам не стоит извиняться. В церковь никто не заходит случайно.

Геня обернулась с вежливой улыбкой.

— Оставайтесь здесь столько, сколько захотите.

Священник повернулся и, подойдя к алтарю, принялся одну за другой тушить на нем свечи.

В церковь никто не заходит случайно…

Глядя на искрящийся отражением свечей витраж в готическом окне, она вдруг подумала: а не здесь ли — ее община? Внимательно и задумчиво она посмотрела на алтарь, где на фоне расходящихся в разные стороны серебряных лучей летел голубь. Голубь вызвал в памяти поездку в детстве с папой и мамой в Рим. В Семья ее не была чрезмерно религиозной, и Геня до того раза Никогда не бывала в церквях. Но в Риме надо было посетить собор Святого Петра. Геня вспомнила, как закружилась у нее голова, когда они зашла внутрь. Вокруг были колонны, уходившие в не выразимую высоту; купол поймал в себя, как в невод, часть голубого неба и удерживал его, чтобы оно не улетело в черный космос; а под ногами был гладкий и чистый пол, и простирался он во все стороны бесконечно. Собор представился ей частью планеты, на которой жили исполины; они с папой и мамой были малюсенькими гостями на этой планете. Но Гене было весело, а не страшно — ведь в правой руке у Гени была мамина рука, а в левой — папина.

Держа ее за руки, родители подвели Геню к алтарю, на котором — вот так же, как в этой церкви — в серебряном свечении летел голубь. Вдруг папа вынул свою руку из ее и несколько раз потрогал себя пальцами — лоб, грудь, плечи. «Что ты делаешь?» — спросила его маленькая Геня. «Я пытаюсь разговаривать с Богом» — сказал папа. Геня уже знала из школы, что Бог — это Иисус Христос, который родился в Рождество. «Иисус живет здесь?» — спросила она. «Ну, как бы», — сказал папа. «А мне надо верить в Иисуса?» — спросила Геня. Папа осмотрелся по сторонам и сказал: «Ты сама решишь, когда вырастешь». «Если ты веришь в Бога, я тоже буду» — решительно сказала она. На это папа улыбнулся, присел на корточки и тихонько дотронулся кончиком пальца до ее носа. И сказал так странно, что она запомнила: «Не так важно веришь ли ты в Бога, — важно, верит ли он в тебя». Может быть, он сам до конца не понимал, что говорит, — просто сказал первое, что пришло в голову. Но она запомнила.

Главным же образом она запомнила ощущение того момента разговора о боге в церкви, и, вспоминая его сейчас, опять почувствовала: да, да, за то самое чувство любви, которое она в тот момент испытывала к папе, можно все отдать.

Церковь — ее община… А почему бы и не попробовать?

Почему не может молится богу женщина с запахом боярышника в волосах, с зелеными бездумными глазами? Уж верно, это лучше, чем колдовать. Индивидуальное колдовство без опоры на традицию доводит до разбрасывания приглашений в мужских раздевалках. Надо не колдовать, а просить совета и помощи так, и в тех местах, — как, и где люди уже тысячи лет просят высшую силу устроить им то будущее, которое они хотят, просят проверенными способами, объединив свою уходящую В космос энергию с энергией тысяч таких же, как они сами, людей — живущих сейчас, живущих раньше…

Геня повернулась и прошла к большой деревянной тумбе у входа — на ней лежали горкой свечи и стояла деревянная коробка с прорезью. Раскрыв сумочку, Геня вытащила из нее кошелек и опустила в прорезь десять фунтов, затем взяла с горки несколько свечей. Подойдя к одному из подсвечников, она зажгла свечу и поставила ее.

Глядя на огонь и то как он неясно освещал контур ниши, она снова представила себе папу. Папа теперь был Бог. Геня будто бы снова приоткрыла дверь папиного кабинета; Геня хотела, чтобы папа обернулся к ней и поиграл с ней. Она представила то чувство, которое ощутит, когда он обернется. Теплая волна радости окутала ее.

Я не одна. Все будет хорошо. Папа поможет.

«Я сделаю так, что ты поверишь в меня», — прошептала она одними губами.

Ей представились все те люди, которые как и она, стоя сейчас Я» церквях в разных точках планеты, просят у Отца то, чего недостает им для счастья.

«Дай им то, что они просят, папа!» — попросила она. «А тебе самой?» — почудился ей вдруг внутри себя добрый голос.

Она не удивилась. «Ты знаешь».

Рядом послышались чьи-то шаги. Она открыла глаза. Священник шел по ряду между кресел. В — Простите, — Геня запнулась, не знала, как правильно обратиться к нему. — Вы оказались правы… Не покажете ли вы мне, как правильно креститься?

Священник остановился и, улыбаясь, доброжелательно покачал головой:

— Смотрите, как это делается.

Через четверть часа, держа в руках подаренную священником Библию, Геня вышла из церкви. Это было странно, но она ощущала себя цветком, который после долгой и холодной жизни на подоконнике, вернули в то уютное место в саду, откуда когда-то давно с корнями вырвали…

Дипак проснулся в своей квартире от телефонного звонка.

Щурясь от яркого солнца, веселящего парящие в воздухе пылинки, он протянул руку и нащупал лежащий рядом на стуле мобильный телефон.

— Алло, привет!

Судя по голосу, Самуэль проснулся уже давно.

— Который час? — Дипак проехался пятерней по волосам.

— Полседьмого!

— Ты с ума сошел? Что ты не спишь? Или…

Он вспомнил, что вчера, когда все ждали такси внизу, красивая лаборантка, одетая ангелком, вдруг вспомнила, что забыла в кабинете у Самуэля сумочку. К моменту, когда приехало такси, ангелок так и не появился.

— Послушай, — подтвердил его догадки Самуэль, — у меня вчера закрутилось с этой Катариной… Как-то так получилось, что мы вдруг стали целоваться — в общем, я ее соблазнил. У нее фигура, ножки, Дипак — да ты видел!.. Я просто сгорал от желания. И вот, она легонько отстраняет меня, целует и говорит, что только быстро сходит в душ. А я в это время — не знаю зачем! — сажусь к компьютеру, захожу на сайт и задаю Лизе вопрос, стоит ли мне заняться с Катариной сексом. И машина отвечает мне — нет!

— Нет? А зачем ты задал машине этот вопрос?

— Я не знаю! Наверное, это все, о чем я мог в тот момент думать.

— И Лиза сказала «Нет»?

— «Нет!» Побулькала своими чернилами в колбах, поменяла цифры в квадратиках, и потом по Алгоритму вышло, что секс с Катариной приведет к уменьшению моего счастья. Я был в отчаянии.

— Так, — медленно почесывал глаз Дипак, — и что дальше?

— Когда Катарина вернулась, я держался, как мог, — рассказывал ей всякую чушь из своих занятий философией. Был полным идиотом. Потом она снова ушла в душ, а я уснул. А сейчас проснулся — ее нет. Снова спросил машину, стоит ли звонить ей. пытаться вернуть — и опять: «Нет».