Магистр кивнул на Девина:

— Томас, к примеру, под маской испанского кабальеро познакомился с Евгенией на балу в Рэйвенстоуне, а на следующую ночь привел ее в церковь.

— Что вы наделали… — прошептал Ли-Вань. — Я… — он вдруг все понял. Костяшки пальцев, сжимающих ручку двери, побелели. — Дав нам ваше правило, вы умертвили нас; сделали для него кормом… — Посмотрите, — он поднял лицо, голос его задрожал. — Посмотрите, что случилось. Мы смотрим на витраж, и он вдруг сверкает нам изумрудной искрой, — той частью его, которой мы призваны стать. Мы разбиваем витраж, и вдруг случайно находим на земле именно тот осколок прошлого, который сверкнул нам. Но этот осколок мертв без других вокруг него, сам по себе он не имеет в себе красоты. Когда он был в витраже, он вспыхивал для нас, словно звезда, он был нашей Целью, он вел нас, — но мы разбили витраж, и вот начинаем, склонившись над потускневшим осколком, домысливать и договаривать окружающие его фрагменты… Правила, традиции, верования…

Наступило молчание. Фон Рихтхофен опустил голову.

— Да, мы ошиблись, — наконец сказал он. — Но ведь… — он поднял глаза. — Из записей разговоров монахов в Бань-Тао, мы узнали, что вам известна тайна Падальщика. Значит, еще не все потеряно… Вы знаете, в чем его тайна? Что именно надо повернуть, чтобы открыть Врата правильно?

Ли-Вань зябко обнял себя за плечи.

— Нет, нет…. Я не знаю тайны Падальщика… Я не знаю, как и что надо повернуть… Я пытался, но я лишь догадался о вашем ненужном пароле; у меня ничего не вышло.

Черное окошко, отделяющее кабину водителя от салона, бесшумно опустилось.

— Включите телевизор, сэр, — послышался из кабины голос шофера. — Я подумал, что вы захотите это услышать.

Фон Рихтхофен нажал кнопку на пульте в подлокотнике кресла, — с потолка салона бесшумно опустился экран портативного телевизора.

На экране появилось изображение дымящегося развороченного автобуса, усеянная обломками улица, полицейские машины с красными и синими лампами на крышах…

Раздался тревожный голос диктора:

— В городе один за одним произошли шесть взрывов, три из которых прогремели в городской подземке и три в рейсовых автобусах. События полностью парализовали жизнь столицы. Целиком прекращено движение общественного транспорта, в том числе метро. На дорогах образовались огромные пробки, настроение жителей Лондона паническое. В настоящий момент в городе введены армейские подразделения… Повышенные меры безопасности принимаются и в Нью-Йорке, Париже, Москве… Полиция не сомневается, что произошедшее является следствием хорошо спланированного теракта…

Поверх кадров хроники появились четыре фотографии, — диктор называл этих людей террористами. С одной фотографии, мутной, сделанной камерой безопасности на улице, злым взглядом смотрел парень в толстовке с накинутым на голову капюшоном. Лицо парня на фотографии рядом опознать было невозможно — он прикрылся рукой, — но на шее у него были хорошо видны бусы из круглых шариков.

Девин повернулся к шоферу:

— Хэмпфри, мы можем ехать быстрее? Сколько еще до больницы?

— Сами посмотрите, что делается, сэр! Полгорода перекрыто из-за взрывов!

Фон Рихтхофен нажал кнопку на подлокотнике, наружное окно плавно ушло вниз, салон наполнился гудками, запахом выхлопных газов…

Словно попавшее в западню стадо быков, машины вокруг горбились крышами она подле другой и в страхе ревели…

Все трое быстрым шагом подходили к стойке регистратуры, когда из белых створчатых дверей к ним выбежал Самуэль. Ли-Вань не видел его давно и теперь с трудом узнал. Лицо херувима исхудало, нос обострился; чистые белые кудри, раньше освещавшие лицо, были стянуты резинкой на затылке и словно посерели.

— Скорее! — крикнул Самуэль; голос его срывался от отчаяния. — Скорее же!..

Трое, не обращая внимания на протестующие крики девушки за стойкой, побежали к белым, ведущим к лифтам дверям.

— Ты знаешь про Хранителей? — на бегу крикнул Самуэлю Ли-Вань.

Тот не расслышал, прокричал в ответ другое:

— Я уже месяц получаю анонимные письма с угрозами, — вчера в меня стреляли!

Зеленым светом светили неоновые лампы с потолка.

Они добежали до дверей палаты, распахнули дверь.

Посреди просторного помещения, на высокой кровати со штативами, похожими на клешни серебряного краба, лежала Геня; лицо ее было покрыто красными пятнами, волосы разметаны по подушке, полный слез взгляд застыл на…

Ли-Вань проследил ее взгляд и похолодел: в открытой прозрачной кабине, увитый трубками, обмотанный пластырями и бинтами, лежал зеленый младенец — точь-в-точь такой, какого он видел во сне. Глаза ребенка, ввалившиеся и окруженные глубокими темными кругами, казались двумя пустыми дырами; туловище было намного больше, чем у нормального новорожденного; зеленая кожа, распласталась, словно заплесневевшее тесто, по стенкам узкой прозрачной колыбели.

— Он растет… — голос Гени задрожал.

— Где Лиза? — повелительный голос Фон Рихтхофена заставил всех обернуться.

Девин быстрым шагом подошел к окну и отодвинул занавеску — на окне затрепетала детская карусель-подвеска из разноцветных рыбок.

Девин нажал красную кнопку, что была спрятана за занавеской, — серая перегородка у изголовья кровати дернулась и с жужжанием отъехала в сторону. За ней, словно в детской игре Лего, открылся целый маленький город. На постаменте в центре города стояла, мигая рубиновыми глазами, Лиза; вокруг, среди проводов, нагромождения приборов и стоек с аппаратурой суетилось с полдюжины людей в белых халатах; рядом с роботом, тоже одетый в халате едва сходившимися на животе пуговицами стоял, упираясь одной рукой в клавиатуру, старший программист проекта Леон. Увидев Фон Рихтхофена, он почтительно поклонился.

— Великий Магистр, мы не смогли выполнить приказ. Все избранные не могут быть собраны у Врат.

Фон Рихтхофен поднял острый подбородок. Стоящий к нему ближе других Ли-Вань увидел, как дернулось и забилось веко Магистра.

— Что с каждым?

Леон склонил голову.

— В крови у избранной Катарины Галлеани врачи обнаружили вирус. Узнав диагноз, она отказывается разговаривать с кем-либо.

— Другие.

— Избранный Теодор Звеллингер вчера был срочным рейсом отправлен из Германии в США. На официальном приеме у канцлера он упал в обморок — произошло резкое обострение врожденной болезни. Специалисты говорят, что в случае выздоровления он скорее всего потеряет способность мыслить разумно…

Не делая паузы, Леон продолжил:

— Избранный Дипак Бангари сегодня утром арестован полицией. Его обвиняют в контрабанде крупных партий наркотиков и торговле людьми. По закону, наказание за подобные преступление — заключение вплоть до пожизненного. До избранного Станислава мы не смогли дозвониться…

За окном послышался гулкий взрыв, затем крики. В следующую секунду все здание вздрогнуло от нового взрыва, со звоном брызнули внутрь палаты оконные стекла, в палате погас свет… Пол пошел волной, люди попадали на пол.

— Великий Магистр! — прокричал Леон, стоя на коленях и прикрываясь рукой от падающей с потолка штукатурки. — Лиза пишет, что Падальщик вошел в мир и хочет говорить с нами! Пусть Южный Хранитель скорее скажет нам его тайну!

— Я не знаю тайны!.. — крикнул с пола Ли-Вань.

В следующую секунду со стороны золотой машины раздался гул, то и дело сменяющийся шипением. Лицо Леона осветило призрачное мерцание монитора на груди Лизы.

— Я не понимаю…

Программист не закончил — послышался полный ужаса крик Самуэля:

— Посмотрите на ребенка!

Все обернулись к прозрачной колыбели. С треском раскололся пластик, в стороны отлетели трубки, лопнули бинты… Ребенок вдруг стал огромным.

Страшно закричала Геня.

Чудовище повернулось и открыло рот. Края огромной черной дыры задвигались, — младенец силился что-то сказать, но из дыры не исходило ни звука.