Она купила полоски для расширения носовых ходов, без которых не могла спать. Хотела купить каких-нибудь противоалергенных средств, но их не было. Она поискала таблетки от изжоги для Дэвида, но их тоже все разобрали, остались лишь Tums со вкусом тропических фруктов, которые никто не купил даже в условиях кризиса.

Стойка с тампонами была пуста. Также она заметила, что ящик с презервативами тоже опустел, что, как она подумала, было слегка чересчур оптимистично. Ей удалось купить зубную пасту для чувствительных зубов и тот единственный дезодорант, от которого у неё не было сыпи. Наконец, стойка с конфетами. Её любимых конфет не было, но она взяла другие, которые на вкус были как залежавшиеся те.

Она могла бы бродить и бродить по магазину до конца дня, размышляя о том, что могло бы понадобится им с Дэвидом, но она уже опаздывала, а если Джон приедет на место встречи и не обнаружит её, он может психануть.

В своем сообщении Эми писала Джону, чтобы он подхватил её на автобусной остановке перед гигантским мексиканским рестораном, который нельзя было не заметить. В неё была лишь одна смена одежды, сумка с медикаментами и её подушка. С такой спиной подушка была предметом необходимости. Она не могла спать ни на одной другой. Они могли забрать все, могли отправить её в карантин одетую в мешок из-под картошки, но подушку они не заберут.

Она добралась до остановки на три минуты раньше, и ровно в одиннадцать увидела белый Бронко, выезжающий из-за угла. Она глубоко вздохнула и помолилась.

Через два часа Эми все еще сидела на остановке.

Из-за угла выехал не Джон, и это был не Бронко. Другая модель. За рулем сидел какой-то деревенщина.

В пятый раз она набрала номер Джона. Автоответчик.

Когда она положила трубку, мимо неё прошли двое с дробовиками. Прямо среди бела дня.

Замерзая, она сидела на скамейке автобусной остановки с подушкой на коленях и немеющей попой. Она позвонила на стойку регистрации отеля Джона, чтобы узнать, не могут ли они проверить его комнату – они не стали. Она позвонила Нише, чтобы узнать, не слышала ли она чего-нибудь от Джона – она не слышала.

Не плакать. Она установила правило о том, что не будет плакать, до тех пор, пока не решит сама. Съела с полдюжины конфет.

Из-за угла выехал внедорожник. Из него вышли четыре парня, все с пластиковыми кейсами, форма которых намекала, что внутри винтовки. У некоторых были небольшие чемоданчики, в которых, как она предположила, были пистолеты или стволы поменьше. Все они двинулись в одну сторону.

Эми уставилась в свой телефон, желая, чтобы он зазвенел.

Примерно в полвторого она наконец дозвонилась до Джона.

— Алло?

— Джон, боже! Ты где?

— Я.. Э… В мотеле. Что случилось?

— В каком смысле «что случилось»? Я на автобусной остановке.

— Ты ждешь автобус сюда или…

— Что? Джон! Сегодня воскресенье.

Пауза.

— Автобусы по воскресеньям не ходят?

— Джон…

— Да? Что случилось? Ты плачешь?

Она замолчала на миг, пытаясь взять себя в руки, но не смогла.

— Алло? Эми?

— Джон, мы собирались сегодня поехать в город. Чтобы повидать Дэвида.

— А, да, точно. Я только сейчас получил твои сообщения. Мой телефон работает черти как, может быть, звонки не проходят из-за неполадок в сети…

— Ты едешь?

— Ой, вряд ли. Сегодня неудачный день. Я серьезно приболел. Думаю, отравился чем-то. Скорее всего, что-то в мотеле, потому что у всех то же самое. Но может быть, оно и к лучшему. Думаю, стоит отложить. Но я провел тонну исследований. Оказывается правительство выложило списки имен в интернете. Я сам еще не смотрел, но давай я дам тебе адрес…

Эми повесила трубку и выключила телефон.

Она была зла, как никогда в жизни. Она несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь вспомнить приемы с уроков по медитации, на которые ходила (кое-кто заявлял, что они могут снимать боль не хуже любых обезболивающих, ха-ха).

Оставался лишь один выход. Она достала из сумочки зомби-листовку, развернула и набрала номер горячей линии, который сообщали на пресс-конференции.

Она пробралась через несколько уровней меню, а попав на оператора, сказала:

— Э, привет. Меня зовут Эми Салливан. Моего парня зовут Дэвид Вонг. В его доме началась инфекция. Мы оба были там. У меня появились симптомы. Думаю, меня нужно посадить на карантин, но я в двух часах езды, и у меня нет транспорта.

Долгая пауза на другом конце.

— Подождите пожалуйста.

Через минут дружелюбный мужской голос прозвучал на линии:

— Мисс Салливан?

— Да, сэр.

— Мы приедем за вами. Оставайтесь там же, где вы находитесь. Не паникуйте.

— Хорошо. Вы знаете автобусную остановку перед…

— Мы знаем, где вы находитесь. Будем в течение получаса. Пожалуйста, оставайтесь на месте. Если кто-то приблизится к вам, попросите его держаться не менее чем в пятидесяти футах. Сохраняйте спокойствие.

Тридцать минут? Значит, в городе есть их люди.

Она повесила трубку и впилась зубами в конфету. Она почувствовала себя дурой. Именно это она и должна была сделать с самого начала. Она будет в Неназываемом еще до вечера.

Темно. Хочется пить.

Меня клали в больницу лишь один раз до этого, с сотрясением мозга, порезами и раздроблением глазницы, которые я получил в автомобильной аварии и небольшой огнестрельной раной, не относящейся к аварии. Ничего из этого я не помню отчетливо. Все это относится к тому периоду моей жизни, память о котором я по большей части потерял. Но одну вещь я помню – медленное, словно на ощупь, пробуждение от искусственной медикаментозной комы. Образы и запахи, плавающие в тумане бессмысленной логики снов, и чувство, будто мир совершил прыжок во времени без меня. И вместе со всем этим – жажда. Так все и было.

Моим последним отчетливым воспоминанием было то, как я прошел через голубую туалетную кабинку в туалет ББ, и оказался среди орущей и колышущейся толпы, собравшейся за магазином. Людей сюда согнали бойцы Национальной гвардии – сбитые с толку испуганные мальчишки с автоматами и без защитного снаряжения. Кто-то начал стрелять, и мертвец, голова которого лопнула, словно воздушный шарик, повалился в дверной проем, из которого я только что вышел.

С этого момента прошло несколько дней. Я знал это. Я чувствовал это по своим ноющим суставам, и у меня было расплывчатое представление о циклах в сознании и без – сон ночью, теряя и приходя в сознание таким же темным днем. Меня все время перемещали, возили на каталке по коридору. Я помню капельницу на своей рук, потом её сняли, потом поставили снова. В какой-то момент я был снаружи, за оградой, разговаривал с другими людьми. Я помню крики и панику. Все это проносилось в моем разуме, словно фары машин, проносящихся в ночи мимо окна спальни. Туда-сюда. Без смысла.

Сон.

Пробуждение.

Темнота.

У меня были глаза. Я чувствовал, как дергаются мои веки, опускаясь и поднимаясь, но картинка не менялась. Я ослеп?

Я пошевелил рукой. Я не чувствовал тянущего веса пластиковых трубок, присоединенных к ней, так что видимо меня в какой-то момент отключили. С некоторым трудом я поднес руку к лицу проверить, не были ли мои глаза прикрыты. Они не были. Я моргнул. Попытался поднять голову и застонал – вспышка боли пронзила шею. Я огляделся в поисках отсвета электронных часов или полоски света под дверью или мигающих зеленых лампочек на панели аппарата, измеряющего мои жизненные функции.

Ничего.

Я попытался сесть. Отлепил спину от простыни, но другая рука не подалась. Я дернул её, раздался лязг, и я почувствовал холод металла на своем запястье. Я был прикован к постели.

Это всегда дурной знак.