Эми было тяжело дышать. Все в автобусе беспокоились и нервничали, запертые друг с другом и отрезанные от остального мира. Телефоны не работали. Движение остановилось – машины были сзади и спереди. Ей было плохо от беспокойства, и она хотела писать так сильно, что даже не знала, сможет ли она встать, пройти к туалету в задней части автобуса и сесть.

Водитель автобуса поднялся и объявил, что ему передали по радио о том, что шоссе перекрыто до конца дня, а может быть и на следующий тоже, из-за химической утечки. Двое парней через проход усмехнулись. Им действительно хотелось, чтобы там были зомби.

Водитель сказал, что впереди был торговый центр, и все машины направлялись туда, и там же пассажиры смогут подождать нового рейса или сесть на автобус, который двинется тем же маршрутом назад. Эми знала лишь то, что в торговом центре были магазины, а в магазинах были уборные.

После этого останется только найти другой путь в город. Если придется идти, она пойдет. Она не взяла прогулочные туфли, но идти было недалеко. Она появится у двери Джона с пирожными, покажет ему волдыри на ногах, он обнимет её и попытается стянуть с неё одежду. Потом они будут сидеть на крыльце, есть пирожные и тот восхитительный кофе, который продавали в том кубинском заведении, и они будут говорить… Об этой ситуации, чем бы она ни была, и будут смеяться над бессмысленно перешептывающимися про зомби интернет-придурками.

Автобус съехал на обочину и двигался по ней до съезда к торговому центру. Как только он остановился, Эми на трясущихся ногах направилась к ближайшей двери. Она даже не обратила внимание на то, в какой магазин зашла, лишь заметила, что на полубессознательном пути к туалету она миновала множество ларьков с телевизорами и телефонами, и толпу бормочущих взволнованных людей. Она положила пирожные на полку снаружи, потому что казалось странным брать их с собой внутрь.

Удивительно, как тело влияет на мировосприятие. Воспользовалась туалетом, прошлась, плеснула воды в лицо, и все в мире изменилось. Когда физическое напряжение ушло, ситуация стала куда менее безрадостной. Скорее всего, ей не придется добираться до города пешком – конечно же, должен быть другой пусть, одна из тех гравийных дорог, огибавших кукурузные поля, в конце концов. Потом найти кого-нибудь на парковке, кто едет тем же путем. Она не знала, почему автобус не поехал по одной из них, но может быть, у них были какие-то правила, запрещающие съезжать с главных дорог.

Эми вылезла из уборной, схватила пирожные и уловила новую атмосферу в толпе. Все стояли и пялились в одном направлении. Она проследила их взгляд и поняла, что все они смотрели на ряд громадных телевизоров в Best Buy, на экранах которых были местные новости. Кадр переключился на ведущего, который употребил бранное слово, которого она никогда раньше не слышала в новостях, а его соведующая согнулась в рвотных порывах.

Что за?..

Эми уже почти собралась спросить женщину рядом, что происходит, когда заметила, как кто-то говорит по телефону, и вытащила свой. А, снова появилась сеть. Она набрала номер, и…

— Эми, ты меня слышишь?

— Да!

— Слышала новости?

— Да, Дэвид…

— Послушай меня! У нас все в порядке. Мы с Джоном оба выбрались из города. Теперь мы можем приехать к тебе и остаться на некоторые время, потому не можем попасть в город из-за…

— Дэвид. Замолчи. Ты не слушал сообщения на автоответчике? Я села на автобус в Неназываемый сегодня утром…

— Черт!

Звонок оборвался.

— Дэвид? Ты меня слышишь? Что происходит? В интернете считают, что там зомб…

Нет, звонок сбросился. Она набрала снова, и тут же услышала это тупое сообщение: «все линии заняты».

На экране телевизора сменилась сцена, и внезапно она снова глядела на дом Дэвида, и…

Боже мой.

Он горел.

Как это случилось? Знает ли вообще Дэйв? Она подняла телефон, приблизила картинку на экране и сделала снимок горящего дома. Жонглируя коробкой с пирожными, чтобы набрать сообщение, она отправила Дэвиду короткое сообщение:

ЧТО ПРОИСХОДИТ

Появилась надпись «отправлено». Кто знает, дошло ли оно вообще. Тем временем комната вокруг неё сходила с ума. Люди перешептывались и кричали, спорили и ругались в свои телефоны. На пути к двери кто-то грубо толкнул её в спину. Она уронила коробку с пирожными, но так упала правильной стороной, так что она решила, что с ней все в порядке. Нужно было найти стул. Ей надо было присесть, отдышаться и подождать новостей от Дэвида, и сосредоточиться на том, чтобы не заплакать.

На дальней стороне магазина продавали офисные стулья, и там уже сидели люди, но вид невысокой рыженькой, едва сдерживающей слезы, заставил сразу троих парней подняться со своих мест. Она села на тот, что посередине.

Она ждала и ждала. Пыталась звонить – все линии заняты.

Было не так плохо, как могло бы. Разве Дэвид не сказал, что выбрался из города? И что у них все было в порядке. Только это и имело значение. Она вдруг поняла, как хочет есть. Можно ли было тут где-нибудь поесть что-нибудь кроме этих отвратительных булочек с корицей?

Ничего другого не было. Через десять минут она сидела за столиком у окна, отщипывая маленькие кусочки от громадной липкой булочки с корицей и глазела на сбитых с толку людей на парковке. Нужно было следить за автобусом, чтобы он не уехал без неё – там все еще был её чемодан.

Водитель вернулся к автобусу, открыл багажное отделение, чтобы вытащить сумки тех, кто сходил. Высокий длинноволосый парень в грязных штанах что-то спрашивал у водителя, и тот отвечал ему «нет». Парень напомнил ей…

— ДЖОН!

Эми выбежала из дверей и побежала по асфальту со всей скоростью, которую ей позволяли её сделанные исключительно с целью быть миленькими туфли. Джон вздрогнул, увидев её. Прежде, чем он смог что-то сказать, она обвила его руками.

— О, слава богу, о боже, Джон, не могу поверить, что вы тут.

Джон, все еще выглядевший сбитым с толку, произнес:

— Ага, я свалился… В смысле, срань господня, Эми, я думал… Неважно. Все так здорово вышло. Здорово. Боже.

— Ага.

Нужно двигаться на север, - сказал Джон, - Как можно дальше и типа как перегруппироваться. Еще нужно найти тачку, я пытался сесть на автобус, но, похоже, нельзя.

Джон огляделся вокруг. Эми огляделась вокруг. Абсолютно одновременно они сказали:

— А где Дэвид?

Стервятники. Большие, шумные кружащие механические стервятники. Так подумала Эми, впервые в жизни увидел полдюжины вертолетов, кружащих в небе одновременно. Пара из них была обычными, остальные были похожи на военные. Жужжание, мягкий рокот, то приближающийся, то отдаляющийся, когда лопасти их винтов рубят воздух. Если вы видите над собой больше двух вертолетов, можно не сомневаться – произошло что-то ужасно.

Эми заставила Джона отвести её к водонапорной башне и туалетам. Он показал ей крайний правый, зашел внутрь и постоял там. Ничего не произошло. Она заставила его проделать это еще раз двадцать. Затем она предложила попробовать остальные два, но он скал, что уже пробовал, и что это тоже просто туалеты.

Эми ненавидела плакать. Она ненавидела плакать больше, чем ненавидела блевать. И она скорее бы проблевалась в прямом эфире, чем заплакала сейчас перед Джоном. Она не была высокой и в обычных обстоятельствах, но когда плакала, казалось, уменьшалась еще на два фута. Она сразу же низводилась до уровня ребенка, все вокруг начинали издавать успокаивающие звуки и извиняться за то, что даже не делали. Незнакомцы обнимали её за плечи, словно она была потерявшейся пятилеткой на автобусной остановке.

А глаза у неё были на мокром месте. Она плакала, когда на неё кричали, она плакала, когда огорчалась, она плакала во время особенно грустных рекламных роликов. Но это были просто слезы. Она не впадала в истерику, не выходила из себя. Но все относились к ней как к ребенку, потому что едва что-нибудь шло не так, как у неё наворачивались слезы. И теперь, когда Джон открывал дверь туалета снова и снова, она почувствовала жжение в слезных протоках и знала, что предаст себя в десятитысячный раз.