— Мир полон психов, — ответствовал Квиг. — Сказать по правде, раз уж вы говорите со мной так, словно я круглый идиот, я и сам не думаю, что вор отдаст ключ. Но уверен, что он спрячет ключ, а мы его найдем, то есть докажем мою правоту. А за борт он его не выбросит, можете не сомневаться, ключ стоил ему немалых трудов…

— Сэр, ключ можно спрятать в носовом котельном отделении. Мы будем искать его там месяц и не найдем. А это лишь малая часть корабля.

— Вы хотите сказать, что не сможете организовать тщательный поиск, и, полагаю, совершенно правы. Организацию я возьму на себя.

— Капитан, вы упомянули о личном обыске команды. Значит, матросы должны раздеться догола…

— Тут теплый климат, никто не простудится, — хохотнул Квиг.

— Сэр, позвольте спросить, стоит ли так унижать людей из-за кварты клубники?

— Мистер Марик, на корабле вор. Вы предлагаете, чтобы я позволил ему воровать и дальше, а может, еще и поблагодарить его?

— Капитан, кто он? — вмешался Кифер.

Квиг принял важный вид, долго молчал.

— Разумеется, это останется между нами… Урбан.

— Урбан? — изумленно вскричали оба офицера.

— Да. Невинный маленький Урбан. Меня это тоже удивило, пока я не разобрался в его психологии. По своей природе он — вор, вот и все.

— Потрясающе, капитан. Вот уж кого я заподозрил бы в самую последнюю очередь, — проворковал Кифер.

Марик бросил на артиллериста короткий взгляд, не понимая, чем вызван его почтительный, успокаивающий тон.

— Да, пришлось пораскинуть мозгами, не без этого, Том, — капитан улыбнулся, довольный собой, — но клубнику украл он… Ладно, теперь за работу. Объявите, что осмотр корабля начнется завтра, в десять утра. Скажите им, что каждый, у кого обнаружится ключ, предстанет перед дисциплинарным судом. Руководить поисками я буду лично.

Офицеры вышли из каюты, молча спустились в кают-компанию. Кифер последовал за Мариком в его каюту и задернул занавеску.

— Ну, Стив, псих он или не псих? — спросил артиллерист, понизив голос.

Марик упал на стул, потер щеки ладонями.

— Прекрати, Том…

— Я уже прекратил, не так ли, Стив? После суда над Стилуэллом. А это уже что-то новое. Он перешел красную черту.

Марик закурил, выпустил облако сизого дыма.

— Допустим. Почему?

— Это же систематизированное интерпретативное фантазирование. Я могу объяснить тебе, что произошло. Причина — в приказе о переводе Дьюсели. Приказ потряс капитана. Ты же помнишь, он был в ступоре. И вот следующий шаг. Он пытается восстановить пошатнувшуюся уверенность в себе. Проигрывает вновь величайший триумф в его карьере морского офицера — розыск пропавшего сыра на «Барзуне». Клубника только предлог. Но при сложившихся обстоятельствах он может доказать себе, что хватка у него осталась такой же, как и в 1937 году. Он выдумал дубликат ключа от нашего морозильника, потому что ему нужно, чтобы этот дубликат существовал, а не потому, что это логично. Наоборот, логикой тут и не пахнет. Это безумие…

— А что, по-твоему, случилось с клубникой?

— О господи, естественно, ее съели вестовые. Ты это знаешь. Что же еще?

— Но вчера он допрашивал их все утро. Напугал до смерти. И он уверен, что они…

— Хотел бы я послушать эти допросы. Он заставил их врать. Он стремился к тому, чтобы они не признали своей вины. Иначе он не смог бы разыграть великую драму поисков ключа. Неужели ты этого не понимаешь?

— У тебя нет фактов, Том. Ты вновь витаешь в облаках.

— У меня есть капитан-параноик, или паранойи, как таковой, не существует, — возразил Кифер.

Марик нетерпеливо схватил со стола донесение вахтенного и углубился в чтение.

— Стив, — продолжал Кифер, — ты знаком со статьями 184, 185 и 186 Морского устава?

Старпом вздрогнул.

— Ради Бога, Том, — пробормотал он, подскочил к занавеске, выглянул в коридор. — Говори тише.

— Значит, знаком?

— Я знаю, о чем ты говоришь, — старпом глубоко вздохнул. — Псих у нас ты, а не капитан.

— Хорошо.

Их взгляды встретились. Затем Кифер повернулся и вышел.

В тот вечер старпом долго писал в «медицинском журнале». Затем запер его в сейф и снял с полки пухлый, в синей обложке, том Морского устава. Открыл книгу, покосился на занавеску, поднялся из-за стола и задвинул стальную дверь, которой никогда не пользовались в тропиках. Статью 184 он прочел вслух, сдавленным шепотом:

Плоские серые облака сомкнулись над головой. Сильный западный ветер очистил мостик от топочного газа. Белая пена появилась на почерневшей, вздыбившейся поверхности моря. Матросы бродили по палубе, собирая ключи, раздавая бирки, занимая друг у друга ручки и карандаши, шепотом кляня капитана.

К семи вечера Вилли допросил всех своих подчиненных. В картонной коробке на его койке скопилось более четырех сотен ключей. Подняв коробку, он пересек кают-компанию, поднялся по трапу и под моросящим дождем прошел к капитанской каюте. Стукнул ногой в дверь.

— Откройте, пожалуйста, сэр. У меня заняты руки.

Дверь открылась, автоматически отключив свет в каюте. Вилли шагнул в темноту, закрылась дверь, тут же ярко вспыхнули лампы.

В каюте находились четверо: капитан, энсин Воулз, Пузан и главный старшина Беллисон. На капитанской койке навалом лежали ключи, казалось, их не меньше ста тысяч: бронзовые, стальные, железные, всех форм и размеров, и с каждого свисала бирка с указанием фамилии владельца. На полу рядком выстроились картонные коробки. Пузан и Беллисон раскладывали ключи на две кучки. Из меньшей Воулз по одному подавал ключи капитану. Квиг, сидя за столом, с побледневшим лицом и красными от напряжения глазами, но полный энтузиазма, вставлял каждый ключ в замок, пытаясь повернуть его, а затем бросал в коробку, стоящую между его ног.

— Не стой столбом, — рявкнул он, глянув на Вилли. — Оставь ключи и уходи. — И тут же вставил в замок очередной ключ, затем еще и еще. Вилли перестал для него существовать. В каюте было душно, накурено. Вилли вывалил ключи в общую кучу и поспешил на палубу.

Косые струи дождя секли нос корабля. Ветер трепал штанины, брызги летели в лицо. Вилли укрылся с подветренной стороны средней надстройки. «Кайн» плюхнулся носом в подошву волны, разрезав ее на два черных пенящихся потока, начал подниматься на следующую волну. Фонтан брызг пролетел мимо Вилли, окатив палубу и мостик.

Он любил стоять в одиночестве на баке в любую погоду. Безбрежный океан и свежий ветер успокаивали, помогали забыть жизненные неприятности. В сгущающихся сумерках он различал темные силуэты «Монтаука», «Каламазу», ближайших к «Кайну» эсминцев охранения — маленькие черные щепочки на фоне серо-черного океана. Внутри каждой такой щепочки горел свет, было тепло и шумно, свято выполнялись бесчисленные флотские ритуалы и, насколько он представлял, разыгрывались драмы, по накалу страстей не уступающие клубничной эпопее «Кайна». Кто из вахтенных, стоящих на мостике этих судов, мог догадаться, взглянув на старый тральщик, что его команда бурлит от негодования, а капитан, с горящими глазами, безвылазно сидит в каюте, примеряя к замку один ключ за другим?

Но море занимало в душе Вилли куда большее место, чем Квиг. В его сознании капитан олицетворял гигантское зло, непреходящей угрозой нависшее над ним, но, когда Вилли видел перед собой только воду и небо, он мог, хотя и на короткое время, представить себе Квига самым обычным, даже больным человеком, взявшимся за работу, которая ему не по плечу. Постоянная суета, срочность всяких заданий, расследования, невразумительные приказы, скандалы, все это по сравнению с морем казалось не более чем картинками из комиксов, хотя бы на несколько мгновений. Едва Вилли спускался с палубы, образ моря исчезал. Дребезжание телефона в кают-компании, капитанские окрики, клочки бумаги с наскоро написанными карандашом распоряжениями возвращали Вилли к лихорадке будней. Но море, пока он любовался им, придавало сил. Вилли простоял на баке с полчаса, полной грудью вдыхая влажный воздух.