— Благодарю, — Фрейзер повернулся к Вилли. — Рад был познакомиться с вами, Кейт.

— И я тоже, будьте уверены. — Вилли не удалось скрыть радости, и Квиг стрельнул в него злобным взглядом.

Обычно, когда откомандированный офицер покидал «Кайн», об этом знал лишь вахтенный, заносивший в журнал время отбытия. Но Вилли, стоящий на вахте в тот день, уже в половине четвертого понял, что грядут события неординарные. У трапа кучковались матросы, один за другим на ют поднимались офицеры. Одни наблюдали за передвижением солдат и машин на серых, израненных островах, другие посмеивались над пловцами, плещущимися у стоящего по соседству эсминца, или глазели на палубную команду, красящую трубу в синий цвет. Сладкий запах масляной краски плыл в теплом воздухе.

— Идет, — выкрикнул кто-то.

Из-за носа транспорта показался юркий катер и, рассекая мутную воду, направился к «Кайну». Легкий вздох прошелестел по палубе. Уиттекер и вестовой кают-компании вынесли деревянный ящик с двумя синими брезентовыми саквояжами. Следом за ними появился Рэббит. При виде такого количества провожающих он изумленно вскинул брови. Офицеры пожимали ему руку, матросы стояли не вынимая рук из карманов или засунув большие пальцы за пояс. «Счастливого пути, мистер Рэббит», — попрощались с ним некоторые из них.

Катер замер у забортного трапа. Рэббит подошел к Вилли и отдал ему честь. Его губы плотно сжались, глаза блестели.

— Прошу разрешения покинуть корабль, сэр.

— Покинуть корабль разрешаю, — ответил Вилли и тут же добавил: — Вы не представляете, как вам повезло.

Рэббит улыбнулся, пожал ему руку и сошел по трапу. Катер отвалил от «Кайна». Провожающие выстроились вдоль борта. Их печальные спины напомнили Вилли зевак, не приглашенных на свадьбу. Катер исчез за транспортом, оставив лишь пенистый след.

Не прошло и часа, как капитан Квиг закатил жуткий скандал. Пейнтер принес ему сводку о наличии топлива и воды, в которой отмечалось, что за время операции по захвату Кваджалейна потребление командой воды возросло на десять процентов.

— Значит, они забыли цену воде? Ладно, мистер Пейнтер, — бушевал капитан. — На ближайшие сорок восемь часов запрещаю использование воды в личных целях. Может, тогда они поймут, что война — не пикник!

Еще через полчаса «Кайн» снялся с якоря и, выйдя из лагуны Кваджалейна, взял курс на Фунафути.

Во времена парусников попутный ветер почитался за благо, в дни пароходов все изменилось.

Двести миль от Кваджалейна до Фунафути «Кайн» прошел со скоростью десять узлов под грудами облаков, наваливающимися на палубу, словно грязные серые подушки. Корабль окутывали собственные испарения, избавиться от которых не было никакой возможности. Ветер дул в корму со скоростью тех же десяти узлов, и относительно «Кайна» воздух, казалось, совсем не двигался. Тральщик как бы завис в дымном кошмаре. Топочный газ растекался по палубам, маслянистый, тяжелый, чуть ли не видимый глазом. Дурно пахло, язык и гортань покрывались какой-то мерзкой пленкой, резало глаза. Кроме жары досаждала влажность. А запах капусты, ящики с которой лежали позади камбуза, по вони успешно соперничал с топочным газом. Матросы и офицеры «Кайна», потные, грязные, не имеющие права даже умыться, грустно переглядывались и зажимали носы.

«Кайн» и эсминец сопровождали шесть ТДК, тучные корпуса которых длиной в триста футов и по форме похожие на сабо переваливались по волнам со скоростью восемь узлов. Из-за зигзагообразного курса охранение двигалось чуть быстрее.

Запрет Квига на использование воды «не по назначению» действовал уже двадцать четыре часа, когда Марик зашел в каюту капитана. Командир «Кайна», голый, лежал на койке. Жужжали два вентилятора, гоня на него волны воздуха, но тем не менее на белой груди Квига от жары выступили капли пота.

— В чем дело, Стив?

— Капитан, учитывая необычные погодные условия, не могли бы вы разрешить команде пользование водой для личных нужд через одни сутки, а не через двое? Пейнтер заверил меня, что до Фунафути воды нам хватит с лихвой…

— Не в этом дело, — воскликнул Квиг. — Ну почему на этом корабле собрались одни тупицы? Неужели вы думаете, что я не знаю, сколько у нас воды? Суть в том, что команда расходовала воду попусту и должна получить хороший урок, вот и все.

— Капитан, урок они уже получили. Один такой день стоит целой недели без воды.

Квиг нахмурился.

— Нет, Стив. Я сказал сорок восемь часов, и это значит сорок восемь часов. Если люди подумают, что я из тех болтунов, у которых слово расходится с делом, они совсем выйдут из-под контроля. Черт, я сам бы с удовольствием принял бы душ, Стив. Я вас прекрасно понимаю. Но мы должны мириться с этими неудобствами ради наших подчиненных.

— Я не прошу за себя, сэр. Но команда…

— Хватит об этом. — Капитан приподнялся на локте, грозно взглянул на старшего помощника. — Я тоже заинтересован в благополучии моих людей, так что не стройте из себя героя. Перерасходовали они воду или нет? Перерасходовали. Так чего вы хотите? Чтобы я наградил их за доблесть?

— Сэр, потребление воды возросло лишь на десять процентов. И только в день вторжения. Это нельзя назвать перерасходом.

— Хорошо, хорошо, мистер Марик. — Квиг откинулся на спину. — Вижу, вам хочется спорить ради спора. Извините, что не смогу составить вам компанию. Сейчас слишком жарко и душно. На сегодня все.

Марик тяжело вздохнул.

— Сэр, нельзя ли разрешить хоть бы пятнадцатиминутный душ после уборки?

— Нет, черт побери! Они получают воду в супе и кофе, так что обезвоживание им не грозит. Это главное. В следующий раз все подумают, прежде чем разбазаривать воду на моем корабле! Вы свободны, Стив.

Попутный ветер не покидал «Кайн» всю ночь и следующий день. Вентиляторы гнали под палубы не воздух, а топочный газ. Матросы спали за рубкой или на главной палубе, подальше от труб. Кое-кто притащил матрац, но большинство просто сворачивались калачиком на ржавых листах палубы, положив под голову спасательный жилет. На мостике все задыхались. Иногда ветер дул под небольшим углом, а не прямо в корму. Тогда, перегнувшись через фальшборт, удавалось глотнуть теплого, свежего, невероятно сладкого воздуха.

Горячее солнце встало из-за моря и красным оком уставилось на словно пораженный чумой корабль. Грязные полуобнаженные тела распластались на всех палубах. Дудка боцмана, сыгравшая подъем, вызвала лишь легкое шевеление. Матросы переворачивались, поднимались, едва переставляли ставшие свинцовыми ноги. «Кайн» находился в пятидесяти милях от экватора, держа курс на юг. Солнце ползло к зениту, становилось жарче, увеличивалась влажность. Корабль рассекал сверкающее море, окутанный вонью топочного газа и гниющей капусты.

Около полудня человеческая природа взбунтовалась. Мотористы начали воровать воду в кормовом машинном отделении, где стояли опреснители, без подачи в магистрали, чтобы капитан ничего не обнаружил. Весть об этом облетела корабль, как телеграмма. Два стальных трапа, ведущих в жаркое, клокочущее машинное отделение, заполонили матросы. Пейнтер быстро понял, что происходит, и доложил Марику, которого нашел в штурманской рубке. Старший помощник пожал плечами.

— Не разберу ни слова из того, что вы говорите. От этого газа у меня звенит в ушах.

Обрести блаженство могли только матросы. О возможности насладиться прохладной водой офицеры узнали сразу же, но, несмотря на ненависть к Квигу, чувство солидарности удерживало их от походов на корму.

В три часа пополудни Дьюсели уронил голову на сложенные на столе руки у шифровальной машины и проблеял, что больше не может и идет в машинное отделение выпить стакан воды. Вилли пронзил его взглядом. Энсин Кейт в тот момент ничем не напоминал розовощекого пианиста, каким вошел в Ферналд-Холл четырнадцать месяцев тому назад. У рта залегли жесткие складки, нос заострился, глаза глубоко запали, лицо покрывала сажа, каштановые волосы слиплись в пряди. Ручейки пота по шее стекали за воротник, пачкая рубашку коричневой грязью.