— Нет, спасибо, сэр… Вы не очень высокого мнения о флоте…
— Вовсе нет, Вилли, — серьезно сказал Кифер. — В целом я одобряю эту схему. Флот нам нужен, а в свободном обществе нет иного способа им управлять. Просто для того чтобы понять истинное положение вещей, требуется время, а я передаю вам плоды моих размышлений. Вы человек умный и образованный. Через несколько месяцев и вы придете к таким же выводам. Помните раба Сократа, который начертал pons asinorum[9] палкой на песке? Природа так или иначе берет свое. И вы скоро поймете суть, уверен.
— Значит, это и есть ваш «pons asinorum» корабельной жизни? «Военно-морской флот — это мастерский план, разработанный гениями для того, чтобы его выполняли идиоты».
— Великолепная демонстрация послушной памяти, — кивая улыбнулся Кифер. Из вас, Вилли, получится настоящий морской офицер.
Через несколько часов Вилли опять стоял с Мариком на мостике, их вахта была с полудня до четырех. Капитан Де Врисс дремал в узком кресле на правой стороне ходовой рубки. Под креслом стоял жестяной поднос с остатками его обеда: надломленная сдобная булочка, остатки котлеты и пустой кофейник. Погода была ясной и жаркой, море бурлило барашками. «Кайн» покачивало, он шел, разрезая гребни волн со скоростью пятнадцать узлов. Зазвенел телефон. Вилли ответил.
— Первое котельное просит разрешения продуть трубы, — прохрипело в трубке. Вилли передал просьбу Марику.
— Разрешаю, — сказал вахтенный офицер, взглянув на трепещущий на мачте флаг. Из дымовой трубы послышался гул, затем повалил черный дым и поплыл перпендикулярно курсу.
— Подходящее время продувать трубы, — сказал Марик. — Боковой ветер. Хорошо уносит сажу. Иногда для того чтобы нормально продуть трубы, приходится менять курс. Тогда надо спрашивать разрешения капитана.
Корабль сильно качнуло. Лежавшие на палубе ходовой рубки резиновые маты скатились в кучу к борту. Вилли вцепился в ручку иллюминатора, а старшина-рулевой кинулся спасать маты. — Здорово качает при ветре в борт, — заметил он.
— Эти калоши качает даже в доке, — сказал Марик. — Высокий борт носовой части и слишком тяжелая корма — там все тральное оборудование. Плохая остойчивость. Бортовой ветер может и перевернуть.
Он прошел на правое крыло. Вилли последовал за ним, обрадовавшись возможности глотнуть свежего воздуха. Он начал чувствовать качку в тесной рубке и решил, что большую часть своих вахт станет проводить на открытых частях мостика. В конце концов можно отлично загореть.
Старший лейтенант неотрывно вглядывался вперед, время от времени обводя биноклем линию горизонта. Вилли попытался подражать ему, но море было пусто, и ему это вскоре наскучило.
— Мистер Марик, — сказал он. — Что вы думаете о мистере Кифере?
Марик бросил на него быстрый удивленный взгляд.
— Чертовски умная башка.
— Вы считаете, он хороший офицер? — Вилли знал, что нарушает этикет, но любопытство пересиливало. Старший лейтенант приставил к глазам бинокль.
— Толковый. Как и все остальные.
— Похоже, он не слишком высокого мнения о флоте.
Марик усмехнулся:
— Том о многом не слишком высокого мнения. Иногда он издевается над нашим Западным побережьем.
— А вы оттуда родом?
Марик кивнул.
— Том уверяет, что это последнее обиталище приматов, еще не исследованных антропологами. Он говорит, что мы — белые бушмены, научившиеся играть в теннис.
— А вы чем занимались до войны?
Марик неуверенно глянул на спящего капитана.
— Ловил рыбу.
— То есть, служили в рыболовецком флоте?
— Послушайте, Кейт, мы не должны вести праздные разговоры на вахте. Если у вас есть вопросы по кораблю или вахте, тогда другое дело, конечно.
— Извините.
— Командир особенно к этому не придирается. Но думать во время вахты о вахте — вот что надо.
— Конечно, сэр, но вроде ничего особенного не происходит, поэтому…
— Если что-то происходит, это обычно происходит очень быстро.
— Есть, сэр.
Через некоторое время Марик сказал:
— Вот и они.
— Где, сэр?
— Справа по носу один румб.
Вилли повернул бинокль в этом направлении. Позади слабо светящихся верхушек волн ничего не было, кроме… Кроме, может, двух, нет, трех маленьких серых черточек, похожих на волосинки на небритом подбородке.
Марик разбудил капитана.
— Три жестянки, сэр, около трех миль к западу от места встречи.
Капитан пробурчал:
— О’кей, ход двадцать узлов, идите на сближение.
Три волоска стали мачтами, затем появились корпуса, и вскоре корабли стали ясно видны. Вилли хорошо знал эти силуэты: три трубы с неровным промежутком между второй и третьей; маломощные трехдюймовые орудия; наклонная верхняя палуба; два крана, скрючившихся над кормой. Это были братцы-уродцы «Кайна», эсминцы-тральщики. Капитан потянулся и вышел из рубки.
— Ну, и кто это?
Сигнальщик Энгстрэнд схватил длинную подзорную трубу и направил на бортовые номера:
— «Фробишер»… — сказал он, — «Джонс»… «Моултон».
— «Моултон»! — воскликнул капитан. — Посмотрите-ка повнимательней, он должен быть в южной части океана.
— Стоит номер ЭМТ-21, сэр, — сказал Энгстрэнд.
— Представляете? С нами снова Дьюк Сэммис! Ну-ка, просигнальте ему: «Де Врисс приветствует Железного Герцога!»
Сигнальщик начал хлопать створками большого прожектора, установленного на сигнальной площадке. Вилли взял подзорную трубу и направил ее на «Моултон». Все три тральщика с каждой минутой становились ближе. Вилли показалось, что он разглядел длинное печальное лицо Кеггса, свесившееся через поручни мостика.
— Я знаю кое-кого на «Моултоне», — сказал он.
— Отлично, — сказал Де Врисс. — Это придает операции домашний уют… Держи руль, Стив, и пристройся в кильватер в тысяче ярдов от кормы «Моултона».
— Есть, сэр.
Вилли был одним из чемпионов Ферналд-Холла по работе на сигнальном прожекторе. Он гордился тем, что мог передавать азбукой Морзе по восемь слов в минуту. Поэтому ему показалось вполне естественным взяться за створки, когда Энгстрэнд оставил их в покое, и начать телеграфировать на «Моултон». Он хотел поприветствовать Кеггса, но также полагал, что доблесть по части азбуки Морзе придаст ему вес в глазах капитана. Сигнальщики — Энгстрэнд и два его помощника — в смятении уставились на него.
— Не беспокойтесь, ребята, — сказал он. — Я умею.
«Как это похоже на матросов, — подумал он, — цепляться за свои маленькие достижения, и презирать офицеров, которые могут делать то же самое».
«Моултон» ответил на его сигнал. Он начал передавать по буквам: «Привет, Кеггс, как…»
— Мистер Кейт, — раздался у него над ухом голос капитана. — Что это вы делаете?
Вилли остановился, моргая, держа руку на рычаге створок.
— Просто передаю привет моему другу, сэр, — мягко ответил он.
— Я вижу. Пожалуйста, оставьте прожектор в покое.
— Да, сэр, — он подчинился, резко дернув за рычаг.
Капитан глубоко вдохнул, затем медленно выдохнул, и произнес терпеливым голосом:
— Я бы хотел кое-что объяснить вам, Кейт. Средства связи корабля не имеют ничего общего с телефоном-автоматом. Лишь один человек на борту данного судна имеет право передавать сообщения, и этот человек — я, так что…
— Но это же было неофициальное сообщение, сэр. Просто привет…
— К черту, Кейт, вам придется подождать, пока кончу говорить я! Когда бы и при каких обстоятельствах данный корабль не прерывал радио- или визуального молчания, каким бы при этом ни был способ передачи сигнала, это есть официальное сообщение, за которое я и только я несу ответственность! Теперь понятно?
— Извините, сэр. Я не знал, но…
Де Врисс повернулся и заорал на сигнальщика:
— Черт побери, Энгстрэнд, вы что, спите на вахте? Вы отвечаете за этот фонарь!
— Я знаю, сэр, — Энгстрэнд виновато повесил голову.
— Тот факт, что какой-то офицер не знаком с правилами, вас не извиняет. Даже если старший помощник дотронется до светового сигнала, вы обязаны дать ему такого пинка, чтобы он, к дьяволу, перелетел через мостик! Если такое повторится, это будет стоить вам десяти увольнений на берег. Пошевеливайтесь!
