— И все же, почему? Или дело вам не по зубам?
— Мне не хотелось бы отнимать у вас время своими объяснениями, сэр…
— А я намерен просить вас об этом. Садитесь. — И тут Брэкстон увидел изуродованные руки пилота. Гринвальд, сев, держал их свободно опущенными меж колен, так что хорошо были видны мертвенно-белые лоскуты приживленной ткани, следы многочисленных пересадок кожи и сморщенные, похожие на спекшиеся сухожилия шрамы от ожогов. Брэкстон с трудом отвел глаза.
— Челли говорил мне, что вы всегда готовы встать на защиту несправедливо обиженных…
— Это не тот случай, сэр. Они заслуживают наказания.
— Вы так считаете? Впрочем, я с вами согласен. Но даже и в этом случае они имеют право на квалифицированную защиту.
— Я думаю, сэр, что их оправдают. Разумеется, если у них будет хороший адвокат…
Брэкстон поднял брови.
— Вы так считаете?
— Кейт и Стилуэлл будут наверняка оправданы. То же будет и с Мариком, если за дело возьмется мало-мальски соображающий адвокат. Я думаю, мне бы это удалось, сэр.
Брэкстона несколько озадачила самоуверенность застенчивого и нескладного лейтенанта.
— Каким образом, позвольте узнать?
— Ну, прежде всего, само обвинение абсурдно — бунт. Однако никакого насилия, принуждения или неуважения к личности не было. Марик вел себя чертовски осторожно и не преступил границ закона. Он неправильно применил статью 184, но такая статья существует и ее можно найти в уставе. Самое большее, в чем его можно обвинить, в действиях, наносящих ущерб установленному порядку и дисциплине. Так, по крайней мере, считаю я, хотя это не мое дело.
С этой минуты мнение Брэкстона о лейтенанте Гринвальде резко изменилось. Он тоже сразу же понял абсурдность выдвигаемого обвинения.
— Не забывайте, Гринвальд, что перед вами всего лишь рекомендации следственной комиссии, а не обвинение, предъявленное с соблюдением необходимых формальностей. Такое обвинение предстоит подготовить мне, и, если хотите знать, я тоже квалифицирую случившееся как поведение, наносящее ущерб установленному порядку. Обвинение в бунте выдвинуто капитаном, который, я думаю, до того как его направили на «Кайн», ни разу не держал в руках Морской устав. В этом наша беда, не хватает людей, а из тех, кого мы берем, мало кто знает законы. И если нам попадаются такие, как вы, да еще в увольнении… Мне кажется, ваш долг помочь нам…
Брэкстон нажал кнопку вызова и резким движением раскурил сигару.
В дверях появился Челли.
— Слушаю, сэр. А, здравствуй, Барни…
— Челли, ваш приятель, кажется, считает, что дело слишком простое для него. Такому адвокату, как он, ничего не стоит положить вас, как обвинителя, на обе лопатки, только ему просто неохота, или что-то в этом роде…
— Я очень сожалею, капитан Брэкстон, что согласился ознакомиться с делом, — заявил Гринвальд. — Просто Джек спросил, не могу ли я помочь, о подробностях он ничего не говорил, ну я и согласился. Выписывать бумажки в Управлении чертовски скучная работа. Если на то пошло, сэр, у меня нет желания выручать этих олухов с «Кайна». Капитан Квиг явно не сумасшедший. Экспертиза это подтвердила. Ребята с тральщика откопали в Морском уставе статью и решили с ее помощью проучить зловредного и не очень умного капитана, каких на флоте хоть пруд пруди. Теперь они в дурацком положении, а тральщик по их вине выведен из зоны военных действий. Я хороший адвокат и беру за ведение дела немалые деньги. Скажу прямо: да, мне неохота тратить свои знания и опыт на то, чтобы их оправдали. Если бы…
— Однако, вы чертовски самоуверенны, если считаете, что так просто добиться их оправдания, — сказал Брэкстон, жуя сигару.
— Это вполне возможно.
— Хотел бы я знать как! — воскликнул Челли. — Если я что-либо понимаю в так называемых простых делах, то это…
— Лейтенант Гринвальд, никто, разумеется, не может заставить вас брать на себя защиту этих парней с «Кайна», — заметил Брэкстон. — Послушаешь вас, так сразу видно, что вы горой за правду. Ведь вы фактически уже дали согласие защищать Марика. Восемь морских офицеров, включая опытных юристов, отказались от его защиты. А вы даете Марику шанс. Хорошего адвоката сразу видно — он верит в успех. Вы, кажется, руководствуетесь принципом — чем серьезней вина обвиняемого, тем лучшей защиты он заслуживает?
Гринвальд внимательно изучал свои ногти, его мальчишеский рот был полуоткрыт, глаза полны печали.
— Это может занять немало времени. А что, если врачи вдруг дадут мне свое «добро» на полеты…
— Война от вас не уйдет, ее и на вашу долю хватит. Успеете еще надраить свои медали, — сказал Брэкстон.
— Судить будут троих?
— Пока только Марика. Дела Кейта и Стилуэлла мы попридержим. Посмотрим по обстоятельствам. Во всяком случае, я так рекомендовал адмиралу, а он обычно прислушивается к моим словам.
— Когда суд?
Брэкстон вопросительно посмотрел на своего помощника.
— Думаю, недели через две, сэр, как только освободится капитан Блэкли, чтобы председательствовать в трибунале. Он обещал мне уточнить все сегодня.
— Где сейчас тральщик «Кайн»? — спросил Гринвальд.
— В сухих доках в Хантерс-Пойнт, — ответил Челли.
— Прежде чем дать согласие, я хотел бы встретиться с Мариком.
Брэкстон утвердительно кивнул.
— Челли, позаботьтесь о доставке лейтенанта Гринвальда в Хантерс-Пойнт.
— Слушаюсь, сэр.
Гринвальд поднялся со стула.
— Тогда, пожалуй, я пойду.
— Через десять минут джип будет ждать тебя у главного входа, Барни, — сказал ему Челли.
— Хорошо. — Гринвальд натянул свою белую фуражку с пожухлым позументом на околыше. Он напоминал бедного студента, который по вечерам работает официантом и весь свой жалкий заработок тратит отнюдь не на пропитание, а на грамзаписи любимых звезд эстрады. Гринвальд вышел; его длинные в шрамах руки болтались вдоль тощего тела.
— Он возьмется за это дело, сэр, — сказал Челли.
— Он и вправду с чудинкой, ваш приятель, — помолчав, заметил юрист. — С виду жалкий и беспомощный, а на самом деле ого-го как уверен в себе.
— Он хороший адвокат, — повторил Челли. — Но ему едва ли удастся вытащить Марика.
Лейтенант Гринвальд привык к авианосцам, и тральщик «Кайн», стоявший на кильблоках в ржавом тесном доке, показался ему речным суденышком. Он сошел по длинным дощатым сходням, круто спускавшимся с причала на палубу тральщика. На заваленной всякой всячиной главной палубе первое, что он увидел, была огромная пробоина с рваными краями, фута четыре в диаметре, огороженная тросом, протянутым от шлюпбалки до вельбота. Из пробоины торчали, словно вывалившиеся внутренности, покореженные ржавые трубы и концы разорванного кабеля.
— Мне нужен старший лейтенант Марик, — сказал он низкорослому круглолицему вахтенному матросу в белой форме, стоявшему у входа на тральщик.
— Его нет на корабле, сэр.
— Где же он?
— Наверно, на «Хризантеме», сэр. Там временно расквартирована вся команда. У шестого причала.
— А где ваш капитан?
— Капитан Уайт, сэр, будет не раньше шести вечера.
— Кто? Капитан Уайт?
— Да, сэр.
— А вас как зовут?
— Урбан, сэр.
— А, Урбан. — Гринвальд понял, что перед ним матрос, на которого помощник юрисконсульта Челли сделал ставку как на главного свидетеля.
— А где сейчас капитан Квиг, Урбан?
— На тральщике «Кайн» сейчас командиром капитан Уайт. — На лице вахтенного появилась угрюмая настороженность.
— Но вам известно, где сейчас находится капитан Квиг?
— Я ничего не знаю о капитане Квиге, сэр.
— А что это за дыра на палубе?
— В нас угодил камикадзе, сэр. Это случилось в проливе Лингайен.
— Были жертвы?
— Нет, никто не пострадал. Камикадзе отрикошетил от палубы и свалился за борт.
— Кто в это время командовал кораблем? Капитан Уайт?
— Нет, сэр. — Урбан недоверчиво сжал губы и отвернулся к вахтенному журналу, лежавшему рядом на столике.
— Кто же? Мистер Марик тогда еще не сложил своих полномочий?
