И в его руке появился шприц.

— Совершенно не больно, — приговаривал Сенников, выпячивая нижнюю губу, — совершенно не…

— Доктор, — выговорила я нежным голоском, — а вы уверены, что они ушли? Звягин и с ним…

— Да, конечно, — с некоторым оттенком удивления произнес Сенников.

— А охранник?

— Да не волнуйтесь вы так, честное слово. Нас никто не побеспокоит. Один укол, и все пробле…

— Не надо этого, — прошептала я и вдруг рывком поднялась из кресла, неуловимо быстрым движением выхватив у ассистентки шприц с анестезией.

Она не успела даже пикнуть, как я ввела ей все содержимое шприца. Ассистентка несколько секунд стояла, как оглушенная сильным ударом по голове, а потом начала заваливаться. Я успела подхватить ее на самом излете падения и уложить на пол.

Не то она действительно стукнулась бы головой…

— Не надо этого, — повторила я, глядя на окаменевшего доктора Сенникова, — спокойно! Наконец-то мы с тобой, Боря, оказались в сугубо интимной обстановке, когда никто не мешает нам поговорить. Ты же сам упоминал, что на время операции никто не посмеет заглянуть в это крыло здания. Если не считать таких наглых индивидов, как этот твой Звягин.

Только после того, как я произнесла — весьма ровным тоном — всю эту довольно длинную речь, доктор Сенников наконец пришел в себя. Правда, тут он повел себя далеко не лучшим образом — раскрыл рот и хотел было закричать. Я достала его длинным выпадом. Прямой удар под ребра сбил ему дыхание, и вместо громозвучного рыка, на который, как я недавно узнала, доктор Борис Сенников был вполне способен, у него вырвался только сдавленный стон.

Следующим движением я прихватила его за шею и нажала ногтями под подбородок так, что он мотнул головой от боли: ногти чуть вошли в кожу.

— Не надо резких движений, Боря, — предупредила я, — эти ноготочки не тупее твоего скальпеля. Изготовлены по спецзаказу, при желании можно пробивать тонкое листовое железо, если умеючи. Так что твою кожицу снимут, как шкурку у мандарина. Не хочу быть с тобой грубой, Сенников. Просто другого выхода не было.

— Что тебе… надо? — прохрипел он. — Ты… кто?..

— Ты меня не знаешь, и этого достаточно. В общем, так, Боря: читала я твои показания по делу об убийстве доктора Звягина и поняла, что темнишь ты недаром. Это ментам можно лапшу на уши вешать, у них плановое хозяйство. А мне не надо.

— Ты… от кого?

— А тебе от кого надо? Ты вообще ушлый парень. Вопросы еще задаешь, хотя тебе не о том сейчас думать следует. В общем, сядь, — и я с силой толкнула его на кушетку, — и не вздумай даже пикнуть. А то придется подрезать тебе голосовые связки. Вот так.

И я полоснула рукой по кожаному чехлу кушетки, отчего тот рассадился надвое. Доктор Сенников оторопело посмотрел на это и тут же получил в лоб первый вопрос:

— Кто был тот человек, что проходил лечение у доктора Звягина с конца мая по двенадцатое июня этого года?

— Да я уже…

— Только не надо говорить, что ты уже все рассказал на следствии. Я читала твои показания. Отписка. Даже не понимаю, как тебе могли поверить. Например, ты утверждаешь, что никогда не видел лица того человека, хотя ассистировал доктору во время операции, а потом говоришь, что пациенту подправляли нос. Хотя есть мнение, что ему была произведена кардинальная корректировка внешности.

— Я говорил правду…

— В самом деле? Ну ладно. Если не я, так другие спросят. Кстати, Сенников, тебе было известно, что Игорь Викентьевич Звягин в свое время подавался в криминал и в середине девяностых был известен там как Доктор? Глава крепкой такой бандитской группировки. Это потом он стал солидным человеком. Но это ему не помогло.

— Я… я ничего не знал. Это… это провокация.

— Да? Провокация? Я вообще удивляюсь, как ты до сих пор жив. Тот человек убирает свидетелей, понимаешь? А ты — не просто свидетель, ты ассистент при операции, которую делали тому человеку. Он может убрать тебя в любой момент, а ты его прикрываешь. Вот смотри, — я порылась под халатиком и вынула конверт с несколькими фотографиями. — Смотри. Вот фото, где Звягин сфотографирован с неким Серебровым. Этот Серебров — известный московский авторитет Сильвер. Так вот, не далее как шестнадцатого сентября Серебров убит. Фото прилагается.

И я бросила на колени бледному Сенникову фотографию, где застреленный Сильвер распластался на диване в нашем офисе. Врач мельком глянул на фото, потом проговорил:

— Вы… из спецслужб?

— Будем считать, что так, — ответила я. — Ты, Боря, меня за эти три дня хорошо изучил, я, можно сказать, мягкая и пушистая, но сейчас дело нешуточное. Человек, который проходил лечение в этой вашей клинике, совершил уже три убийства! Это — не считая июньского, когда он ударил заточкой в глаз доктора Звягина. Вся Москва на ушах. Между прочим, Боря, — я наклонилась к доктору Сенникову, — не знаю, зачем к тебе приехал сын покойного Игоря Викентьевича, судя по всему, вы коротко знакомы… но приехал он сюда с женой убитого Сереброва. Не иначе хочет получить кое-какие разъяснения. Так вот, Сенников, или ты мне сейчас все выкладываешь, все-все, что тебе известно, или…

— Или? — пробормотал он.

— Или за тебя возьмусь уже не я. Пойми, я тут не ради собственного удовольствия. Нос подрезать… если ты будешь молчать, как в июне, то тебе подрежут не только нос, но и многое другое.

Уже через несколько минут трясущийся Сенников согласился изложить мне все, что знал о таинственном пациенте, убившем доктора Звягина.

— Он поступил к нам двадцать седьмого мая, — торопливо говорил Сенников, — я в самом деле не видел его лица… но я все-таки пластический хирург, могу кое-что сказать и через маску, которую ему надел доктор Звягин. Судя по всему, у этого человека были сильно повреждены кожные покровы лица… я сужу по тем медикаментозным средствам, которые применял доктор Звягин.

— Конечно, — сказала я, — человек, которого мы подозреваем, при побеге из колонии строгого режима (Сенников содрогнулся) повредил не только лицо, но и руку.

— Руки, вы хотите сказать? — поправил тот. — У этого человека постоянно были забинтованы обе кисти.

— Конечно, — кивнула я, — это чтобы не оставлять отпечатков пальцев. Странно, если бы он лежал в перчатках. Это вызвало бы подозрения. А в бинтах — ничего, нормально, никаких подозрений. Но ты продолжай, Боря. Ты еще не понимаешь, что спасаешь себе жизнь этим рассказом. (Я хотела прибавить еще несколько трескучих предостережений, но, взглянув на пепельно-бледное лицо врача, подумала, что и так произвела на него впечатление.) Ты говорил о том, что ты можешь определить черты лица даже и сквозь медицинскую маску.

— Да. У него были высокие скулы и уши… большие такие уши. Сильно прижатые к голове, как… как у боксеров. Небольшой нос. Крупный череп галльского типа, мощные надбровные дуги, выпуклый лоб… да, лоб.

— Например, вот такой лоб, — сказала я, протягивая ему еще одну фотографию, на которой был изображен Коломенцев В.В., Ковш, — такой, каким он был в девяносто шестом.

Сенников внимательно посмотрел на фото. Его губы подергивались.

— Да, похоже… — наконец сказал он. — Хотя внешность неяркая, может быть погрешность…

— Дальше!

— Он пробыл в восьмой палате около недели, прежде чем доктор Звягин не вызвал меня, чтобы ассистировать. «Это мой близкий человек, — сказал он, — и потому я прошу вас во время операции не смотреть на лицо оперируемого. Вы просто будете подавать мне инструменты… в общем, как обычно». Я, конечно, несколько удивился такому требованию, но не придал особого значения. Во время операции я тем не менее несколько раз взглянул на него. Мельком. Доктор уже приступил к оперированию носового фрагмента, так что… ничего ясно разглядеть… вы ни разу не видели лица на кресле пластического хирурга?.. Вот если бы видели, то поняли, что они все — безликие.

— Не будем ударяться в лирику. Ты ухаживал за ним после операции, не так ли?