— А хоть бы и так! Попалила меня, сука… но я тебе ничего не скажу!
— Олег Кошевой нашелся, — процедила я. — «Молодая гвардия». Конечно, ты будешь до последнего молчать, потому что, если ты расколешься, тебя свои же на дубленки пустят. А я все-таки задам свой вопрос: так кто заказал и убил девушек?
И я ударила ему двумя пальцами в район локтевого сгиба. Там проходит нервный узел, и боль жуткая. Он даже губу прокусил, чтобы не заорать, и все-таки замычал от боли и головой завертел.
— А им еще больнее было, когда их убивали, — тихо сказала я, занося руку для удара, — ну… кто?
— Я не знаю, кто заказывал, — прохрипел тот, — а выполнял… я только при одном был, когда Инку… а все остальное делал…
Он замолчал, облизывая пересохшие губы. По лбу его тек пот. Я схватила его за ухо и рванула так, что затрещали хрящи:
— Ну! Кто? Го-во-ри!!
Маневр с ухом был несколько опрометчив и вызван откровенно эмоциями; и охранник «Эдельвейса» наглядно мне это доказал. Он перехватил мою руку и взял ее в такой залом, что мне показалось, будто треснула кость. Второй рукой он схватил меня за горло. У него были дьявольски сильные пальцы, и он, честное слово, в две секунды сломал бы мне горло, если бы я, извернувшись, левой рукой не ударила его под подбородок. Что есть сил. Я почувствовала, как расходятся ткани и мои пальцы входят в теплое и влажное.
Его пальцы дрогнули на моем горле — и обмякли. Я высвободилась из-под туши убитого и, оглядев себя, увидела кровь. Я вся была в крови.
Меня трясло. Нельзя было оставлять машину тут во дворе, с трупом и сплошь залитым кровью задним сиденьем. Я перебралась за руль и, дрожащими пальцами, тем не менее четко, сломав стартер, соединила проводки. Машина завелась. Я отогнала ее на какой-то пустырь и там бросила. На все про все мне потребовалось около сорока минут, потому что я старалась ехать по наименее людным, если такое слово применимо к темному времени суток, улицам, но пуще всего боялась попасться на глаза дорожным ментам. Задержи они меня, и все труды с внедрением в структуру Каморина — Оганесяна пойдут прахом.
Бросив машину с трупом на пустыре, я столкнулась с другой проблемой: как быть с одеждой? Пришлось снять и бросить ее в канализацию, а потом поймать машину и травить жалостливому водителю легенду, что меня раздели и обчистили грабители. Не могу сказать, что водитель оказался особо гуманным, потому что вслед за моим рассказом он спросил:
— А как же тогда за проезд расплачиваться будешь? Денег-то нет?
— Договоримся, — нараспев произнесла я и положила руку ему на колено. Он было потянулся ко мне, но я отпрянула и проговорила:
— Эй, это уже на месте! А то знаю я вас, мужиков… поматросил и выбросил на улицу.
— Ладно… — проворчал тот. — Поехали. Только не вздумай обмануть…
Я велела ему остановить машину в двух кварталах от моего двора, а потом, когда он засопел и принялся было манипулировать со своими брюками, бросила ему на бардачок бумажку в двадцать долларов и вылезла из автомобиля со словами:
— Держи, кобель.
— Эй, погоди! Мы так не договаривались.
— Да пошел ты!.. — крикнула я и босиком припустила к своей арке.
— Где ты хоть «бабки» держала, что тебя обчистили, а до денег не добрались? — бросил он вдогонку.
Родион с изумлением рассматривал меня минуты две, когда я появилась в дверях, босая, в одних колготках и футболке, на правом рукаве которой расплылось кровавое пятно. Все-таки просочилась.
— Ты что… — наконец проронил он, — моржеванием собралась заняться, что ли?
— Вроде того! — с веселой злостью ответила я.
* * *
Ничего удивительного, что после подобных приключений я не спала до утра. Переодевшись и перекусив, я пришла в кабинет Родиона Потаповича, и он принялся отпаивать меня своим излюбленным коньяком. Обычно я более чем сдержанно отношусь к спиртному, но сегодня было слишком мало поводов, чтобы не выпить.
Шульгин слушал мой рассказ, не перебивая. После того как я, опустив подробности своего возвращения с залетным водителем, подвела итог вечера, Родион Потапович проговорил:
— Ну что же, кажется, пошло то, что в детской игре называют «горячо» и «еще горячее». Значит, тебя поселили на ту самую квартиру, где жили убитые Инна Малич и Екатерина Деева?
— Да.
— Совпадения, совпадения… Но чего больше в этих совпадениях, плохого или хорошего, я пока что сказать не могу. Значит, с тобой говорил лично Ованесян?
— Да.
— Совсем горячо… — пробормотал босс. — Ну что же, как говорится, можно заключить, что пошел самый цвет. Ты показала себя с лучшей стороны.
— Видели бы вы, с какой стороны себя показывают, когда танцуют в этом «Эдельвейсе», — отозвалась я.
— А тот человек, что следил за тобой и которого ты была вынуждена… убрать? Он — человек Каморина?
— Я так полагаю. Да он и сам говорил, что Филипп Юрьевич ему рекомендовал…
— Видишь ли, Мария, — перебил меня босс, — дело в том, что мне не дает покоя эта утечка информации: дескать, кто-то получил сведения, что в ованесяновские структуры будет внедряться человек из органов. Утечка, если хочешь знать, серьезная, и она смыкается с одним обстоятельством.
— Каким?
— Погоди. Все по порядку. Тебе ведь известно, что «Фаворитом» — а букмекерская контора только верхушка айсберга, на самом деле размах гораздо больший… так вот, тебе ведь известно, что «Фаворитом» владеют трое?
— Трое? Кто же — Ованесян, Храмов-старший и… еще кто-то? Третий учредитель, о котором говорил Храмов, когда мы приезжали к нему?
— Совершенно верно. Все эти дни я пытался, помимо всего прочего, узнать, кто третий учредитель. Дело очень сложное, потому что третий учредитель глубоко спрятан и, вероятно, не хочет, чтобы его имя вставало в один ряд с Ованесяном и Храмовым. Я уже отчаялся найти это имя, пробовал всякие хитрые схемы, наводил справки по всем мыслимым линиям, прибегал к финансовому мониторингу даже, а это рычаг, который доступен только ФСБ… но — тщетно. Помогла счастливая случайность. Помнишь, ты говорила, что тебя возили в клуб, переделанный из бывшего бомбоубежища или бункера, проще говоря, секретного объекта во времена СССР? Объект оставался в ведении Министерства обороны до девяносто шестого года, а потом перешел в частные руки. Оказалось, что смена хозяина этого бомбоубежища произошла при активном участии некоего Бражнина, как бы случайно являющегося отставным генералом. Причем если бы он был только простым армейским генералом, так нет же — он генерал ГРУ Генштаба, проще говоря, бывший шпион. Экс-резидент то ли в Германии, то ли в Австрии. Ну так вот, этот-то Бражнин и является третьим совладельцем «Фаворита». У него — блокирующий пакет акций, то есть без его ведома ни одно крупное решение не пройдет. И сдается мне, что во всем этом трио — Ованесян, Храмов, Бражнин — ключевой фигурой является именно последний.
— Почему вы так решили?
— Ну… — уклончиво протянул босс, — есть соображения, но они сейчас не ко времени. Есть и еще один нюанс. Ты помнишь, кто из пяти девушек был убит первой?
— Да. Катя Деева, которая вместе с Малич жила на квартире, мне сегодня предложенной.
— Ну вот. А накануне ночью в этом клубе, бывшем бункере, произошло еще одно убийство, которое, быть может, и дало отсчет всем последующим событиям.
— Еще одно?! — воскликнула я.
— Да. И если мы не знали этого раньше, то только потому, что никто не заявил в милицию и уголовного дела не заводили. Так вот, в клубе был убит некто Ара Гаранян, из Ростова, бандит чистой воды, но — заезжий и в Москве своих интересов не имеющий. По всей видимости, Гаранян приехал в Москву, так сказать, срубить какой-то штучный калым.
— В смысле?
Босс искоса посмотрел на меня.
— Гаранян — бандит, я же говорю. Если он приехал по вызову Ованесяна, то, наверное, Артур Даникович просто-напросто возжелал кого-то убрать. Но не успел. Гараняна убили самого. Кстати, он — двоюродный брат Ованесяна.