— Тревор долгие годы винил меня в смерти Сюзанны. Не думаю, что винит до сих пор, но тогда он был младше. Ему, похоже, казалось, что я послал её на Новую Тоскану, поскольку это не было достаточно важно, чтобы я тратил собственное время. Моей виной, как он это видел, было то, что она вообще оказалась на том судне. А то, как я отказывался взглянуть своему горю в глаза, признать свою потерю и позволить остальной вселенной увидеть мои раны, убедило его в том, что я был именно настолько холодным, бесчуственным и погруженным в интриги человеком, как он когда-либо подозревал.

— И, словно чтобы подтвердить обоснованность его убеждений, я ввел в совет директоров Инеку Ваандрагер. Тогда я обосновывал это тем, что времени оставалось всё меньше, что Пограничная Безопасность начинает поглядывать в нашем направлении всё более алчно, и так оно и было. Это хуже всего; я по-прежнему могу обосновать этим все свои действия, и знаю, что всё это было правильно. Но я не могу избавиться от подозрения, что в любом случае обратился бы к Инеке. Что меня просто не волновали её методы. Уверен, что глубинные обида и недоверие по отношению к РТС у Вестмана являются результатом того периода, тех пяти или десяти стандартных лет после смерти Сюзанны. И вот почему я понимаю, из-за чего монтанцы могут не питать ко мне особой любви.

И в этом же причина того, что я с такой готовностью обратился к возможности организовать по всему Скоплению поддержку референдума об аннексии, когда "Радость жатвы" вышла из терминала Рыси. Для меня это было как последний шанс на искупление. На то, чтобы доказать — полагаю, Сюзанне больше чем кому бы то ни было ещё — что РТС не был для Рембрандта и для меня лично просто печатающим деньги станком. Что его предназначением на самом деле было остановить Пограничную Безопасность, и что я полностью готов его оставить, даже после всех этих лет, если объявится возможность защитить всё Скопление.

Ван Дорт замолчал, и поднял глаза от зажатого в его пальцах стилуса. Встретив взгляд Хелен, он печально улыбнулся.

— Я никогда не выкладывал всё это кому-либо раньше. Думаю, Иоахим Альквезар знает. Ещё несколько человек, вероятно, подозревают. Но именно это подлинная история того, как и почему появилась идея референдума. И в этом причина того, что Монтана в столь многих отношениях является для меня особым местом. И того, почему Стив Вестман делает то, что делает.

Он покачал головой, и улыбка его стала ещё печальнее.

— Смешно, правда? Все началось с ошибки одного мужчины, слишком глупого для того, чтобы сказать правду женщине, которую он любил, прежде чем делать ей предложение.

— Мистер Ван Дорт, — сказала, секунду помедлив, Хелен, — может быть, это не моё дело, но я думаю, что вы слишком сурово относитесь к себе. Да, вам следовало рассказать ей о пролонге. Но то, что вы этого не сделали, не было актом предательства — она определённо так не считала, иначе не осталась бы с вами. И, на мой взгляд, у вас двоих брак был истинным партнёрством. Полагаю, такой же был у моих отца и матери. Я не успела достаточно хорошо узнать маму, чтобы знать это наверняка, но зато я знаю, что у отца и Кэти Монтень именно такие отношения. Хочется верить, что однажды я встречу кого-то, с кем мы сумеем построить подобные отношения — и подобную жизнь. И что бы там ни могло случиться однажды из-за того, что у вас был пролонг, а у неё — нет, потеряли её и своих дочерей вы не из-за этого. Вы их потеряли из-за обстоятельств, находившихся вне вашего контроля. Вне чьего-либо контроля. Это могло произойти с кем угодно. Случилось так, что произошло с вами и с ними. Я потеряла мать из-за обстоятельств, находившихся вне чьего-либо контроля. И несмотря на всю любовь, которую дарил мне мой отец, временами мне хотелось отмстить вселенной. Хотелось взять её за глотку и удавить за то, что она украла у меня мать. А в отличие от вас, я в точности знаю, как она умерла. Знаю, что это было её выбором и её долгом.

— Так что не вините себя в смерти жены и дочерей. И не вините себя за то, что ожесточились из-за их смерти. Это входит в понятие быть человеком.

— Что же касается Вестмана и главного маршала Баннистера, а также их отношения к Торговому Союзу и даже к аннексии, всё что вы можете, это сделать всё что вы можете. Может быть, вы не были самым приятным человеком на свете, когда пытались выстроить РТС, но это не значит, что сама организация порочна или каким-то образом зачумлена. А если аннексия произойдёт, не могу себе представить лучшего памятника вашей жене и вашим дочерям.

— Я пытаюсь повторять себе именно это, — полушепотом откликнулся он.

— Замечательно, — более резко продолжила Хелен. — Потому что это правда. И теперь, когда я знаю о Сюзанне, о ваших дочерях и обо всех прочих ваших мрачных тайнах, берегитесь! В следующий раз, когда я замечу, что вы погружаетесь в пучину уныния, или начинаете испытывать излишнюю жалость по отношению к самому себе, я отвешу вам пинка — разумеется, с бесконечным уважением! — прямо по заднице.

Ван Дорт моргнул, удивлённо поднимая брови. А потом, к её облегчению, рассмеялся. Смеялся он довольно долго, с глубоким, искренним весельем, которого она от него вовсе не ожидала. Наконец, смех затих и Ван Дорт покачал головой.

— Вы похожи на Сюзанну даже больше, чем мне казалось. Именно это она бы мне и сказала в подобных обстоятельствах.

— Мне она тоже показалась умной женщиной, — удовлетворённо заметила Хелен.

— О, да. Очень похожи на Сюзанну… и это, — добавил он тише, — пожалуй, самый крупный комплимент, который я кому-либо когда-либо смогу сделать.

— Мы уже видели подобную систему, — мрачно заметил Терехов. — Она называлась Народной Республикой Хевен.

— Сплит всё же ещё далеко не настолько плох, однако должен сказать, что он имеет шансы кончить подобным образом. Если, разумеется, успех Райковича на последних президентских выборах не изменит ситуацию кардинально. Мне кажется, что как минимум до того момента, пока Нордбрандт не перешла к террору, Александра и её приятели считали, что кампания Райковича представляла собой аномалию. Думаю, что они надеялись — вероятно, небезосновательно — что если они сумеют заблокировать его усилия по подлинному, масштабному реформированию системы, которое было краеугольным камнем платформы партии Райковича, то избиратели, впервые пришедшие к урнам для голосования для его поддержки, придут к выводу, что система всё-таки не работает. Если они опять разойдутся по домам и не станут принимать участие в следующих выборах, то это вернёт дела олигархов на круги своя.

— И именно поэтому Тонкович не хочет, чтобы кто-то лез в её личную уютную песочницу, не так ли?

— Я бысказал, что да. — Ван Дорт выглядел обеспокоенным. — Меня удивляло, что Александра с таким энтузиазмом выступала в поддержку первого голосования об аннексии. Мне кажется, ею больше руководили опасения быть проглоченной Пограничной Безопасностью, чем выгоды, которые могло бы принести планете и её экономике вхождение в состав Звёздного Королевства. Если большинство депутатов Конституционного Собрания, не исключая большей части олигархов, рассматривает аннексию как возможность улучшить условия жизни, здоровье и долголетие обитателей своих миров, то Александра, на самом деле, не придаёт этому никакого значения.

— Я не говорю, что прочие олигархи святые, потому что это не так. Они полагают, что если экономическую выгоду извлекут все, то те, кто уже забрался наверх, улучшат своё положение ещё значительнее. Однако я действительно считаю, что большинство из них способно выглянуть по крайней мере немного за границы личных интересов. А вот Александра нет. Хуже того, я полагаю, она не осознаёт, что не способна на это. Она и люди, с которыми она связана на Корнати — и которых она считает "настоящими" корнатийцами — весьма состоятельны. Люди, которых она не считает "настоящими", не имеют для неё никакого значения. Они даже не существуют для неё, кроме как в качестве угрозы для тех, кто является "настоящими". Так что хотят они того, чтобы Звёздное Королевство спасло их от бюрократических ужасов Лиги и ни во что больше не вмешивалось. И я боюсь, что Александра, несмотря на весь свой незаурядный ум, считает Звёздное Королевство неким аналогом Корнати. Я убежден, что когда она со своими ближайшими партнерами решила поддержать референдум, они думали, что представительное правление в Звёздном Королевстве является по сути дела фикцией. Так что даже после аннексии они могли бы продолжать вести дела по-старому.