Пробило двенадцать. Сначала шаги раздались, а после голоса:
— Это ты, Хуан?
— Я, Педро. Бог в помощь!
— Слыхал?
— О чем?
— Хоть и спас принц Белью Флор от волков, все равно несчастье стряслось — исполнилось великаново заклятье.
— Что за заклятье?
— Как великан сказал, так и вышло. Родила Белья Флор первенца и окаменела.
— Жалко бедняжку! А что же, и воскресить ее нельзя?
— Воскресить-то можно, но уж очень дорогой ценой. Сыночка надо убить, тогда мать воскреснет.
— Как так убить?
— А вот так! Убить, всю его кровь собрать до капельки и окропить той кровью камень холодный — статую мраморную. Тогда мать и воскреснет.
Смолкли голоса. А юноша так глаз и не сомкнул, еле утра дождался. Как рассвело, оседлал он коня и, не мешкая, пустился в путь. Приехал, разыскал принца и рассказал ему, что узнал.
Долго старую королеву уговаривать пришлось, жалко ей было внука, да и сомнение брало: вдруг все напрасно — и внука лишишься и невестку не воскресишь.
Но принц поверил юноше, хоть и не меньше матери сына жалел. Но раз нет другого средства, — что делать? Придется сыночком пожертвовать ради жены.
Убили младенца, всю его кровь собрали до капельки и окропили ею камень холодный — мраморную статую. И тут же ожила Белья Флор людям на радость.
Как ни горевал принц о сыне, обрадовался он, увидав свою жену живой и невредимой. Жили они с Бельей Флор долго и счастливо, и много еще детей народилось у них. А юноша, что у художника живописи учился, так с ними при дворе и остался и уж больше ни к холсту, ни к кистям не притрагивался.
На том и сказке конец.
Брат и сестра
Жили на свете муж с женой, и было у них двое детей. Мальчика звали Пери́ко, а девочку Марией. С хлеба на воду семья перебивалась, а дети плачут, есть просят. Что делать? Вот и сказал муж жене:
— Нельзя так жить! Умрут у нас дети с голоду. Давай я их в лес отведу и там оставлю. Они маленькие, дорогу домой не найдут. А Бог даст, встретится им добрая душа, — приютит, накормит.
Долго жена молчала. Потом слезы утерла и согласилась.
— Будь по-твоему! — говорит.
А Перико слышал их разговор и, когда наутро отец велел им с сестрой идти с ним за хворостом, первым делом набил карманы отрубями, а в лесу стал тайком от отца сыпать их на тропинку — путь помечал.
Набрали хвороста. И велел отец детям птичьи гнезда искать — они и рады! — а сам назад воротился, бросил детей в лесу. Звали, звали они отца, а он не откликается, нет его нигде! Страшно стало Марии — заплакала девочка, а Перико ей и говорит:
— Не плачь, сестренка! Скоро дома будем.
— Да как же мы дорогу домой отыщем?
— Сказал, отыщем — значит, отыщем.
И правда, отыскал Перико тропу, отрубями помеченную, — и вывела она их к дому.
Вовремя пришли. Отец как раз хворост продал, а мать на вырученные деньги еды накупила, сготовила, да и затосковала о детях, а они тут как тут. То-то было радости! Но скоро кончилась еда, снова стало голодно в доме, и решил отец снова отвести детей в лес, да и бросить там. Но Перико и на этот раз обо всем догадался — сметливый был! — да и запасся чечевицей, раз отруби в доме кончились. Полный карман набил — и в путь.
Украдкой, чтоб отец не видал, отмечал Перико дорогу чечевичным ручейком и потому нисколько не испугался, когда остались они с сестренкой одни в лесу. Вывела их чечевица домой!
Мать увидала детей, обрадовалась, а отец говорит:
— Ну и ну! Да как они, такие несмышленыши, дорогу назад нашли? Надо будет подальше их завести!
Спросил отец у Перико:
— Как ты дорогу домой нашел?
А Перико про чечевицу молчок:
— Шел, шел, — говорит, — и нашел!
Как чувствовал, что и в третий раз отец их в лес заведет.
Так оно вскоре и вышло.
— Собирайтесь! — велел им отец, а сам жене говорит: «Вот увидишь, на этот раз не вернутся. Я уж постараюсь!»
Но Перико был начеку и запасся сушеными финиками, раз ни отрубей, ни чечевицы в доме не осталось. Распихал финики по карманам — и в путь. Впереди отец, за ним Перико, за Перико — Мария. На всю дорогу Перико фиников хватило. Отцу невдомек, что сын себе обратный путь помечает.
Далеко-далеко завел отец детей — поле, лес прошли, на гору взобрались, снова в долину спустились. Устали дети, а отец им и говорит:
— Передохните немного! А я пока хворост соберу.
Бросил их и ушел. Заплакала Мария, страшно ей стало. А Перико говорит сестренке:
— Не плачь! Я найду дорогу домой!
Стал он тропинку искать — а фиников нет как нет!
— Что ты ищешь, Перико? — спрашивает Мария.
— Финики ищу, — отвечает брат. — Они нас домой приведут, я ими путь отмечал.
— Ох, не приведут, братец!
— Как так?
— А вот так. Съела я твои финики. Ты положишь, а я подберу — и в рот. Есть-то хочется! Я же не знала, зачем они нужны.
— Ну, теперь нам не выбраться — путь дальний, места незнакомые. Не найду я дороги, раз отметин моих нет. А только все равно нельзя нам с тобой здесь оставаться, идти надо, людей искать.
И пошли они куда глаза глядят. Шли, шли и увидели в ночи огонек. Подошли поближе, а это окошко в хижине светится. Никого не видно, а дверь не заперта, — как не войти? И видят: у плиты старуха одноглазая возится, тесто месит, пончики жарить собирается. А дети изголодались, слюнки текут.
— Перико! — говорит Мария. — Я просто с голоду умираю! Неужели нам с тобой пончиков не достанется?
Спрятался Перико за спиной у старухи, протянул руку и стащил один пончик. Не заметила старуха. Стащил другой, третий, четвертый. Старуха не знает, что и думать:
— Что за чертовщина! Куда пончики деваются, ума не приложу!
Не видала старуха, как Перико пончики у нее воровал, — он как раз слева зашел, а она на левый глаз кривая. Наелись дети досыта и рады — посмеялись над старухой. А тут Мария и говорит:
— Давай я теперь пончик возьму!
— Давай!
Но не с того боку подошла девочка — схватила ее старуха за руку.
— Так это ты, — говорит, — все пончики у меня перетаскала? Я пеку, пеку, а их нет как нет. Ну-ка, признавайтесь, кто вы такие, откуда взялись?!
Рассказали ей дети, кто они и откуда, а старуха и говорит:
— Я вас у себя оставлю. Еды у меня вдоволь.
Обрадовались брат с сестрой. Накормила их старуха до отвала и спать уложила. Спят они в свое удовольствие, а того не знают, что старуха эта на самом деле ведьма злющая-презлющая: детей ворует и ест. А тут и воровать не надо — сами пришли, да не один, а двое! Спят дети, а старуха так и сяк их рассматривает.
«Славное будет угощение! — думает. — Начну-ка я с мальчишки. Да только уж больно он тощ — кожа да кости! Откормлю-ка его сначала!»
Наутро затащила она Перико в пещеру и засунула в большой кувшин для вина, чтоб не сбежал. Сидит Перико в кувшине, света белого не видит, но зато уж кормит его старуха до отвала:
— Толстей, малыш!
Скучно было Перико в кувшине. И вот как-то свалился к нему в кувшин мышонок. Перико его от нечего делать и приручил.
Прошел месяц. Решила старуха проверить: может, уже растолстел парнишка? А в пещере темно — ничего разглядеть нельзя. Она и говорит:
— Ну-ка, высуни из кувшина мизинчик!
Понял Перико, чего она хочет, и вместо мизинчика сунул старухе мышиный хвост.
— Да, тощеват еще! — решила старуха. — Придется еще подкормить!
На другой день, как на грех, забежала в пещеру кошка. Почуяла мышь и прыгнула в кувшин. Тут-то мышонку конец пришел. Опечалился Перико — и поиграть не с кем, и старуху теперь не обманешь. А она как раз снова заявилась:
— Высунь-ка, — говорит, — мизинчик!
Делать нечего, пришлось.
— Ну, теперь другое дело! Пора тебя из кувшина вынимать!
Схватила она Перико за шиворот, вытащила на свет божий и велела за хворостом идти. Дала ему хлеба и бурдючок с водой и наказала к вечеру вернуться:
