И вот он опять в Симферополе, звонит домой Зинаиде.
— Пожалуйста, приезжайте, — говорит она. — Когда вам удобно. Буду ждать.
Приезжает. В магазине их дома хорошего вина не оказалось, покупает бутылку шампанского, плитку шоколада. Поднимается по лестнице. Звонит.
Зинаида — в строгом темном платье, высокая, стройная, элегантная. Да, годы ей на пользу, и это при том, он же помнит, что у мужа ее действительно тяжелейший характер.
— Пожалуйста, проходите.
Он проходит, осматривается. Приятно видеть такую перемену: жили они когда-то во дворе в убогой времянке, а теперь вот — двухкомнатная квартира, хорошо обставленная.
И — новое лицо. Высокая полная девушка с веселым встречным взглядом.
— Не узнаете?
Он смотрит, стараясь припомнить.
— Татьяна. Записки вам в часть от Лидки носила.
— Танюшка?
— Танюшка.
Все трое смеются.
— Ну и время, никогда бы вас не узнал.
— А я вас сразу узнала.
— Проходите, садитесь, — приглашает Зинаида. — Садитесь.
Сели. Смотрят друг на друга.
Сегодня Зинаида совсем не такая, как в прошлый раз. Тогда спешила побыстрей закончить разговор, была какая-то настороженная. Теперь же — приветливая, спокойная, неторопливая. Кажется, готова к хорошему разговору.
А с Танюшкой-Татьяной с первых взглядов контакт, и ему приятно ее дружелюбие, он рад ему.
Что ж! затем и пришел... Все интересует его, что касается Лиды, все. Так что рассказывайте, пожалуйста, что найдете возможным. Ему все интересно, любые мелочи о ее жизни, о ней.
И они рассказывают ему. Рассказывает Зинаида. Танюшка или уточняет что-то, или бросает реплики.
Да, вышла Сестра замуж (Зинаида все время называет Лиду не по имени — Сестрой), сначала жили тут, потом мужа перевели в Семипалатинскую область, несколько лет прожили там. Двое детей у них, дочка и сын, дочка во второй класс пошла, сын в первый. Мама живет с ними, давно тяжело болеет... Потом муж подал рапорт, и в этом году их перевели в N. Три месяца, как переехали. Квартиру пока не получили, живут у старшины во времянке. А там у них хорошая квартира была, трехкомнатная...
Он еще три недели назад, в первый свой визит, понял, что ошибался все эти одиннадцать лет, и теперь спросил:
— Разве Лида не за Женю вышла?
— За Женю? — Зинаида удивленно смотрит на него. — Нет. А вы считали, что за Женю?
— Да, я подумал тогда, что демобилизовался Женя, и Лида...
— Нет, нет, с Женей у них ничего больше не было.
— Ясно... И когда же они поженились?
— Перед Новым годом. Под самый Новый год.
— Разве не раньше?
— Нет. Как раз под Новый год свадьба была.
— Ясно...
Значит, и тогда, думал он, не совсем так все было, как написала ему она. Написала, что замужем, еще в ноябре. Впрочем, какое это теперь имело значение...
Танюша принесла альбом. Он подсел к ней на диван, и они стали вместе смотреть фотографии. Их, где была Лида, оказалось в альбоме немного, и все любительские — серые, тусклые, так что он даже хорошо всмотреться в ее лицо не мог. Понравилась ему больше всех одна, зимняя, из казахстанских: Лида в теплом пальто, в белом пуховом платке, на улице, в хорошем веселом настроении — берет губами с ладошки пушистый снег...
Внимательно всматривался он и в ее ребятишек.
И на фотографии, где был ее муж, тоже достаточно задержался. Что ж: парень как парень, вполне возможно, что и отличный парень. И кажется, крепкий, твердый мужик. Может, как раз такого-то и нужно было...
Да, и этого он тоже долго не понимал в них, слишком долго: одной лирики с ними мало, ей цены нет, куда больше почитаются и твердость и сила...
Зинаида поставила на стол три бокала. Он попросил принести и четвертый. Открыл шампанское, налил во все четыре. Выпили за Лиду, ее бокал стоял на столе.
— И как это тогда у вас не получилось... — вернулась к прошлому Зинаида.
— Так вот и не получилось, — откликнулся он. — Я виноват...
Помолчали.
— Чем она занимается? Где работает?
— Разное приходилось. Окончила курсы машинисток. А раньше, там, в Семипалатинске, кладовщицей на складе запчастей работала.
— Ясно...
— Теперь вот не знаю, куда устраиваться будет.
— ...да, — вспомнил он, потому что все эти годы его беспокоило и это: — А она — поет? Выступает где-нибудь?
— Ну, что вы, какое пение! — удивилась Зинаида. — Какое там пение! Да и разве он пустит ее! Такой ревнивый... Нет, давно не поет, давно уже, как поженились. Да и болеет часто она...
— Ясно... Можно, я закурю?
— Да, пожалуйста.
Зинаида принесла, поставила перед ним пепельницу. Он закурил.
Они еще какое-то время поговорили о Лиде, о ее муже.
— Страшно ревнивый, — повторила опять Зинаида. — А вообще-то он такой — хозяйственный, все домой, домой. ...Ну, а вы как живете? Женаты?
— Как же. Жена, дочка. Тоже во второй класс пошла. — Он коротко рассказал о себе.
— И как это у вас тогда не получилось... — повторила опять Зинаида. — Теперь вы назад, домой?
— Да, домой. На Урал. Но сначала я полечу в N.
Старшая сестра Лиды не ожидала такого и теперь смотрела на него растерянно, почти испуганно. Зато Танюшка, эта огонь-девка, — явно одобрительно, восхищенно.
— Не надо бы вам этого делать, — заговорила Зинаида. Она оставалась такой же растерянной и напуганной. — Правда, не надо бы. И потом... Мы еще даже адреса их не знаем, письма пишем до востребования...
— Ну, адрес — это ж дело нетрудное, — засмеялся он. — Какие ж мы газетчики, правда, Танюш, если человека в городе не разыщем. — Татьяна, как и он тогда тоже, работала в газете.
Татьяна взглядом откровенно одобряла его. Зинаида же была все так же озабочена. Она, похоже, жалела, что вот назвала тогда город, где живет теперь Лида.
— Да вы, пожалуйста, не беспокойтесь, — стал успокаивать он ее. — Я же ничего не сделаю такого, отчего Лиде было бы плохо. Вы ж должны это понимать.
И он поднялся. Время было прощаться, уходить.
— Что ж, спасибо за все, до свидания. Передайте Лиде поклон от меня.
Татьяна выразительно посмотрела на него.
— До свидания, Танюша. Когда-нибудь еще заеду, можно?
— Конечно, можно. Обязательно.
Зинаида проводила его на площадку.
— Вы серьезно хотите в N?
— Да. Я уже билет взял.
Она просительно смотрела на него. Она не хотела, чтоб он летел туда. Она боялась этого его шага, он это видел.
— Зачем я вам только сказала!..
— Вы жалеете?
— Да, не надо бы говорить.
— Но почему?
— Не надо вам туда...
Он, кажется, начинал что-то понимать.
— Тогда я даю вам слово, — решил и он, — я не побеспокою Лиду. Просто прилечу, похожу по городу, чтоб представлять, где она теперь живет, и улечу. Честное слово.
Он говорил это совершенно искренне. Но Зинаида явно не верила ему: зачем же тогда лететь?..
— Честное слово, — повторил он. — Не беспокойтесь, пожалуйста. И не жалейте, что все рассказали мне. Я не побеспокою Лиду. Можно, я буду иногда звонить вам, справляться?
— Да, звоните, конечно.
И она все так же смотрела на него: и хотела б поверить его честному слову — и не могла, не верила.
— Пожалуйста, не переживайте, не беспокойтесь, — в последний раз, искренне, убеждал он ее. — Все будет хорошо, я не побеспокою Лиду. Даю вам честное слово...
А вечером он был дома у бывшего своего ротного. Дмитрий Прохорович так и оставался в этом городе, был он теперь в звании подполковника. Они просидели весь вечер на кухне, за бутылкой «Столичной» — и говорили, говорили и говорили. Да, они рады были друг другу, оба не забывали друг о друге все эти годы, и разговор их был — людей близких, во многом и хорошо понимавших друг друга. Хотя, конечно же, обнаружились тоже и свои расхождения в чем-то. Но они оба понимали, что это неизбежно, что за каждым из них свой новый опыт и свое понимание вещей, а потому и не обостряли разговора. Они любили друг друга и оба радовались встрече.
