— Как... это?

— Тебя вызовут к следователю.

Леденцов сильно повернулся и зашагал, стараясь каблуками проломить асфальт. Он понял, что над волей ему работать еще и работать.

Душа заныла еще сильней. Чьи это слова про душу? Мамины. Он всегда подшучивал — неплотская душа не может ныть. А вот заныла и у него.

Сосик лег в прогалинку меж парнем в шелковой рубахе и Викой. Теперь его и Петельникова разделяла только «школьница». Дарья взметнула свое грузное тело с легкостью балерины и поставила перед новым гостем хрустальный бокал, налитый коньяком. Но Сосик лишь глянул на него — из кармана лайковой куртки вытащил темную бутылку «Наполеона», легко открыл ее, сделал заправский глоток и протянул Вике:

— Пей и пусти по кругу.

Вика, «школьница» с косичками, которая весь вечер смаковала пепси-колу, послушно приложилась к горлышку и протянула инспектору. Он глотнул — его брезгливость выразилась в том, что нестерпимо потянуло к простой еде: хлебу, кислой капусте, чаю... Бутылка пошла дальше. Пили все.

Лиловокисейная замешкалась.

— Что? — спросил Сосик своим прерывистым голосом.

— Булькает, — жеманно объяснила она.

— Пей, не захлебнешься!

Лиловокисейная булькнула.

Инспектор вспомнил, что этот Сосик ходит с белым чемоданчиком-«дипломатом».

Бутылка дошла до паренька в очках, который тихонько сидел в какой-то неудобной, паучьей позе. Он передал бутылку, не приложившись.

— Не будь козлом, — посоветовал Сосик.

— Я вообще не пью, — отозвался паренек.

— Он не пьет, — подтвердила Дарья.

— Тогда что он тут делает? — удивился Сосик.

— И верно, — удивился в свою очередь парнишка, облегченно расставаясь с паучьей позой.

Он ушел тихо, не попрощавшись.

— Одной бабой стало меньше, — бросил Сосик.

Петельникову тоже захотелось сказать «и верно», встать на задние конечности, как положено человеку, и выйти вслед за очкастым. Но он был на работе, поэтому просматривал комнату, водя взглядом вдоль стен. Чемоданчик мог стоять где-нибудь в тенечке. Чемоданчик не стоял.

Ополовиненная бутылка «Наполеона» замкнула круг и вернулась к Сосику. Он взболтнул ее, определяя остаток, запрокинул и долго глотал в ждущей тишине, пока все не выпил. Когда он отер губы, гости крикнули «Ура!» и грянула музыка — мендельсоновский свадебный марш. Тут же в углу белым светом зажегся крупный металлический крест. В другом углу огненный блик осветил темную икону с поникшей богородицей. А в центре стены, на телевизоре забелел череп с горящими глазницами... Гости еще раз крикнули «Ура!».

Инспектор думал: никогда не расстается с белым чемоданчиком... Мода, привычка? Или носит в нем лихие деньги, оружие, драгоценности? Никогда не расстается, а сегодня расстался?

— Порванные колготки лучше всего штопать своими волосами, — сообщила подкравшаяся лиловокисейная.

Инспектор хотел расспросить о деталях штопки, но Сосик придвинулся к нему как-то сквозь Вику, словно ее и не было. Свет от ближайшей свечки пал на него широко — кафельное лицо, короткий нос, темные очки, черные волосы и тонкие губы, беспрерывно и незаметно дрожащие от лишь им ведомого холода.

— Ты — кто? — спросил Сосик, прошивая его темным блеском стекол.

— Инспектор уголовного розыска, — пошутил Петельников.

Кто-то засмеялся. Сильнее дрогнули губы у Сосика.

— Он изобретатель, — вмешалась лиловокисейная.

— Это Катин, — объяснила Дарья.

— А где ее муж? — усмехнулся Сосик.

Катя, которая обычно бывала вся в движении, лежала на животе и, подперев руками голову, уныло разглядывала надкушенный бутерброд. Встрепенувшись, она кокетливо спросила:

— А с другом нельзя?

— Тогда — целуйтесь! — приказал Сосик.

— Зачем? — испугалась Катя.

— Для доказательства.

— Целуйтесь! — закричал уже опьяневший парень в шелковой рубахе.

Катя испуганно села. Инспектор не стал ждать, опасаясь за ее нервы, — подсеменил на четвереньках и чмокнул в приоткрытые губы.

— Не такой уж я противный, — успел он пошутить.

Гости пьяно захлопали.

Чему учат работников милиции в специальных школах? Всему. Но всему не научишь. Например, не учат пить «из горла» коньяк «Наполеон» после преступника. Не учат целовать нелюбимую женщину.

Увидев, что к нему, чуть не вылезая из собственной кисеи, крадется лиловокисейная, Петельников решил выйти из комнаты — ноги жаждали прямоты.

Воздух в передней оказался свежим, без алкоголя и свечного дыма. А в кухне стояла светлынь, потому что за незанавешенным окном плыла белая ночь.

Петельников прошелся по коридорчику, разминая ноги. Теперь его занимала лишь одна мысль: как незаметно подступиться к Сосику? Или к этой Дарье. Но его глаза работали; привыкшие замечать незамечаемое, они вдруг увидели меж ящиков для обуви и трюмо полосу, светлую, как ночь за окном. Инспектор подошел.

Белый чемоданчик-«дипломат»...

Петельников облизал губы, на которых остался вкус импортного коньяка. Он знал, что заглянет в этот чертов «дипломат», хотя у него на это есть всего несколько секунд. Впрочем, может быть, и их нет.

Инспектор рывком вытащил чемоданчик, быстро прошел в туалет и заперся. Тихо. Он пошумнее спустил воду и взялся за «дипломат», который оказался удивительно легким. На замок Петельникову понадобился всего один момент. Крышка откинулась...

Чемоданчик был пуст. Ни денег, ни оружия, ни бриллиантов. Ничего. Только в углу свободно болтался засаленный блокнот. Инспектор распахнул его пластмассовую обложку. Фамилии и адреса, фамилии и адреса... И какие-то цифры, и какие-то знаки. Почти весь столистный блокнот был испещрен адресами, фамилиями и цифрами.

Петельников уже хотел его захлопнуть вспотевшими руками, как взгляд споткнулся на одной фамилии... «М. Ефременко». Не тот ли, не спортсмен ли Миша Ефременко, который продал чужой магнитофон и деньги потратил неизвестно куда? Инспектор побежал взглядом по блокнотным столбикам медленнее... «Новая 80 — 13». Где-то подобный адрес он видел. Живет кто-нибудь из знакомых? Остался в памяти от многолетней оперативной работы? Да нет, адрес он видел недавно, вот-вот...

И в памяти инспектора проявилась его кабинетная карта; фиолетовый эллипс на ней, похожий на гроздь винограда «Изабелла». Там был вписан этот адрес в одну из виноградин...

Петельников опустил руки с «дипломатом», позабыв про время и опасность. Найденный адрес и видение карты замкнули какую-то логическую дугу, сцепив и расставив все по своим местам. Избиение парня у мола, охота за Леденцовым-свидетелем, жажда подростков к деньгам, роение их вокруг диско-бара... Теперь можно вести следствие — для этого нужен лишь этот замусоленный блокнот. Вызывай ребят и допрашивай...

Первым и единственным желанием инспектора было спрятать блокнот во внутренний карман своей куртки и уйти с этого дня рождения. Но такой партизанский ход не годился, докажи потом, откуда взят блокнот и кому принадлежит. Да и Сосик мгновенно бы сбежал. Оставался один путь, законный, — изъятие с понятыми.

Инспектор опустил блокнот в чемодан, сомкнул замок, прислушался и вышел в коридор. На цыпочках, балеринной пробежкой, достиг он прихожей и сунул «дипломат» на прежнее место...

Распрямлялся он уже под осторожный шорох открываемой двери. Петельников выхватил из кармана расческу и откинулся перед зеркалом далеко назад, будто бы и перед этим таким же образом развеивал свою шевелюру. В зеркале за его плечами мелованной бумагой белело лицо.

— Прихорашиваешься? — гортанно спросил Сосик.

Не оборачиваясь, инспектор начал чесать шевелюру:

— Деваха тут есть, в кисее...

— Ты — драться — любишь?

— Драки не для мужей.

— А — для — кого — драки?

— Драки для мальчишек.

— Неплохой мысляж. Все уйдут — поговорим. Мужей — я люблю.

Сосик пошел на кухню. Инспектор вскользнул в комнату — в шум, в дым и в свечную полутьму. Лилово-кисейная словно ждала его — стояла распрямившись у двери, что давалось ей с трудом.