— О, ты будешь смеяться, учитель! — мягко сказал он. — Я прошел в поисках тебя всю Обжитую Ничейную Землю — и встретился с тобой всего в дне пути от собственного дома!.. Тебе понравится мой дом. Небольшой. Уютный. С видом на рукотворное озеро…

Мисаль говорил и говорил, враз напомнив Максу беднягу Гердона, дико стосковавшегося по простому человеческому общению за долгие годы одиночества в Зеленой Дельте. Вряд ли Нирк отшельничал столько; просто он нежданно встретил того, кого не чаял найти.

…Говорят, учитель появляется именно и только тогда, когда готов ученик…

…Отражение ущербной луны, трепещущее в воде. Рукотворный прудик, отведенный от протекающего неподалеку ручья… Нирк Мисаль вернулся домой. Его ждали. Не только сейчас; его ждали здесь всегда. Сметали сухую хвою с каменных дорожек, подновляли скрипучие перила узких прудовых мостиков — извилистых, как ход мысли, ради которой и ходят по ним… И всегда, так же, как сейчас, в приветливых окнах небольшого деревянного дома горел мягкий свет, чуть приглушенный кружевными складками штор.

Нирк постучал. За дверью раздались радостные женские голоса. «Брат пришел!» — на разные лады повторяли они… А потом — веселое шлепанье босых ног по полу, ворчливое стариковское гудение сдвигаемого засова, полоса света, бьющего в ночь…

— Это мои сестры, — представил Нирк Мисаль трех юных девушек, встретивших его на пороге. — Алини, Тикка и Юлана…

Алини была высока ростом, статна и златовласа. А такой волевой взгляд, которым обладала эта прекрасная девушка, пришелся бы очень к лицу храброму воину. Толстая, тяжелая коса ее спускалась почти до колен, перевитая зеленой бархатной лентой. Удивительна была ее величественная, непокорная красота.

Тикка была маленького роста, хрупкая и изящная. Она единственная в семье носила черные, как смоль, волосы. Свободно распущенные по плечам, они напоминали непокорный лесной водопад. Говорила и двигалась девушка живо и свободно, словно бабочка, порхающая в летний день над цветами. И улыбка ее была чудесна.

Юлана была золотисто-рыжей, как брат, и ее волосы завивались так туго, что, казалось, чело ее обнимает огненное облако. Взгляд Юланы, радостный, был в то же время печален. Как два противоположных чувства сумели ужиться вместе? Видимо, у этого юного существа очень непростая судьба впереди…

Макс вежливо склонил голову, приветствуя сестер Мисаль.

— Заходите в дом, — пригласил гостей Нирк. И вскоре тяжелая дверь захлопнулась перед носом у тьмы, и засов был задвинут на место.

— А ты так и не нашел своего мастера? — вздохнув, с улыбкой спросила Тикка, в который раз поражаясь странной причуде брата.

— Нашел, — гордо отозвался Нирк Мисаль. — Вот он… Знакомьтесь — это мастер Макс. А это — мистра Эдна.

— Пожалуйста, не надо звать меня мистрой… — смутилась девушка.

Максимилиан промолчал.

— Ужин дорогому гостю! — весело напомнил сестрам Нирк. Те, не раздумывая, начали накрывать на стол.

— …Я не буду ужинать… — впервые подал голос Макс.

Все взгляды обратились к нему, и в каждом читалось недоумение…

— Мне… — он говорил тяжело и, казалось, подолгу подбирал каждое слово. — Мне нужно побыть одному. Я… болен…

— Учитель, — обеспокоенно произнес Нирк, — чем я могу тебе помочь?..

— Комнату… — ответил измученный голос. — Побыть одному… до утра…

Нирк Мисаль увел внезапно захворавшего мастера вглубь дома, чтобы показать ему комнату.

Уходя, Макс не глядя протянул Эдне посох.

Сестры Мисаль и Ящерка переглянулись. Здесь, в теплом домашнем свете; здесь, где только что было так радостно, теперь воцарилось беспокойство и непонятная тревога.

— Придется ужинать без мастера… — первой опомнилась Алини. — Надеюсь, ему полегчает утром. И часто с ним такое?.. Ты садись за стол, Эдна…

— Нечасто… — грустно проронила Ящерка. — Но бывает…

Она села на край скамейки и, обхватив посох обеими руками, прижалась щекой к гладкой донгоровой древесине, все еще хранящей тепло руки Милиана…

Вернулся Нирк. Вид у него был озадаченный и смущенный.

…Почти весь ужин прошел в молчании. Добрая Тикка пыталась разговорить кого-нибудь, но каждый разговор угасал, едва начавшись, подобно свече на ветру. Тяжело на душе было всем. Особенно Эдне. Она даже поесть не смогла толком: чудесная домашняя еда казалась безвкусной, как мокрая бумага, и больно царапала горло, в котором — так и чудилось — рос огромный тяжелый ком.

— Я не могу больше… — не выдержала Эдна. — Я пойду поговорю с ним…

Ей никто не ответил. Нирк и его сестры лишь молча проводили гостью взглядом. Эдна чувствовала его, этот общий, внимательный и ожидающий взгляд, ложившийся мягким грузом на плечи.

…Что она могла сказать сейчас Максу? Что? Ведь он настолько замкнулся в себе, что, наверное, и говорить-то не захочет… Но, быть может, ей удастся растопить этот лед. Улыбкой. Добрым словом. Поцелуем… Как бы ни был мудр Максимилиан, тем не менее, он тот, кто он есть: одинокий, обиженный на жизнь мальчик. Нельзя оставлять его одного сейчас…

— Милиан? — робкий полувопрос через порог.

— Оставь меня… — холодный ответ чужим, мрачным голосом.

Он сидел на кровати. Ссутулившись, оперевшись локтями на колени… Беспомощно свисающие кисти рук — на правой неправильно сросшиеся пальцы словно сведены судорогой, — опущенная голова…

Набравшись смелости, Эдна подошла и тихонько присела рядом.

— Милиан, что с тобой? — спросила она с участием.

— Туман… — только и произнес он. Простое, ровным счетом ничего не объясняющее слово.

— Расскажи мне… — попросила Эдна. — Тебе станет легче.

— Уходи… оставь меня… — с нажимом повторил Макс. — Я не хочу сейчас ничего рассказывать…

— Неужели ты боишься тумана, милый? — лукаво улыбнувшись, произнесла Эдна. — Тебя бьет дрожь… — добавила она, коснувшись его плеча. И подвела беззаботный итог: — Брось, ты, наверное, просто простыл!..

Вот этого не стоило делать. Шутить неискренне. И вообще — шутить. Если до этого что-то только назревало в душе Максимилиана, то теперь оно взорвалось…

— Уходи!!! — заорал он, в гневе сбрасывая с плеча тонкую руку Эдны. — Я просто хочу побыть один!!! Я что, много прошу?! Много?!! — голос у него сорвался, в единый миг понизившись до шепота. — Один…

Эдна со слезами выбежала из комнаты и захлопнула за собой дверь. Она тяжело дышала, как после долгого бега; горькие рыдания душили ее…

— …Эдна, милая, пойдем обратно на кухню… — кто-то робко трепал ее за плечо; сквозь пелену слез Эдна увидела Нирка. Сестры стояли чуть поодаль.

Она не помнила, как очутилась на полу и сколько времени прошло… немного, должно быть…

Нирк Мисаль взял ее под руку, помог встать на ноги и осторожно провел по коридору в зал, а потом усадил на скамейку. Юлана тут же сообразила простого успокаивающего чаю с душицей и молоком, чтобы помочь гостье прийти в себя.

Когда Эдна перестала всхлипывать, заговорил Нирк. Голосом ровным и спокойным, как шум ручья, он говорил мудро и просто:

— Не принимай это так близко к сердцу, Эдна. У великих мастеров часто бывает несносный характер. Почему?.. Расплата за талант, иной взгляд на мир или что-то еще… но, поверь, это так. Я знал много великих учителей; и крутой нрав был у каждого. Но это не значит, что они плохие, злобные люди. Просто они другие, не такие, как мы с тобой… Вот увидишь, утром мастер Макс попросит у тебя прощения, иначе совесть загрызет его насмерть.