— Мил… — произнес мальчик хрипло. — Нам нужно поговорить.

Милиан обернулся, предчувствуя недоброе.

— Джуэл… — Джармин закашлялся, но упрямо продолжил: — …он не сказал всего… умер, не успел сказать… Нас отправили сюда затем, чтобы дошел только один… Девять… девять из десяти должны были погибнуть в пути, а последний — принести сюда обсидиан… Джуэл хотел… довести всех… правда. Но… даже если бы он привел… — мальчик виновато замолчал.

— Это потому они не встречают нас… — горько проронил Милиан. — Ждут, когда мы перережем друг друга?.. Но зачем?

— В этом был какой-то смысл… магический… Джуэлу не сказали… в его… памяти… ничего нет об этом… — Джармин поднял глаза, красные от постоянного кашля, и выражавшие теперь лишь муку и усталость. — Среди нас есть некий… избранник… он должен сделать для мира что-то. С помощью обсидиана…

— Я поговорю с Ирином, — Милиан решительно поднялся на ноги. — Попытаюсь убедить его… Нужно бросать этот проклятый камень. И уходить отсюда…

Джармин ничего не ответил… Костерок под кружкой давно потух. Аромат трав стал привычен и исчез из сознательного восприятия. Как и шум моря. И пение птиц. Была только тишина. В мире и в душах.

…Выбираясь из пещеры сквозь узкий ход, Милиан опасался, что Ирин поджидает снаружи и отрубит ему голову, стоит ей показаться… это было бы проще всего. Но, по всему выходит, он совершенно не знал того, с кем сражался бок о бок и шел сквозь опасности… Маленький хмырь был слишком горд для убийства изподтишка.

Скрестив ноги и положив меч рядом с собой на песок, Ирин сидел в тени странных раскидистых деревьев с длинными синими цветами и ждал. Милиан подошел и сел поодаль.

— Нам нужно поговорить, — сказал он.

— Не о чем, — поспешно отрезал Ирин. И Ворон сразу вспомнил, где слышал такие интонации: так Ирин отказывался от должности охранника каравана, когда Рамаяна Арникавадро предлагала ему остаться… отказывался так, словно ненароком боялся согласиться…

— Одумайся, Ирин, — почти взмолился Милиан. — Оставим обсидиан здесь! Мы все сможем спокойно уйти отсюда. Мы выживем, все трое!

— Нет, — вновь прервал его Ирин и встретился с Милианом взглядом. — Трусость — отказываться от своего предназначения, юлить перед судьбой! Ты воспитан в Ордене. Ты должен понимать это, так же, как и я.

— Но…

— Я мог бы убить тебя спящего, ночью, — невозмутимо продолжал Фатум. — Но не сделал этого. Я уважаю тебя как воина, Милиан Корвус. Потому наш бой будет честным.

— Я не хочу сражаться с тобой, Ирин, — попытался возразить Милиан.

— Тогда я убью тебя, как труса, — ответил на это маленький хмырь. — Выбирай…

Стиснув зубы, Милиан встал и положил ладонь на рукоять меча…

Некоторое время они стояли друг напротив друга… Мальчишки. Почти одного роста, но Ирин старше, а потому выглядит более крепким. И боевого опыта у него гораздо больше… Правда, с мечами не особо много тренировались ни тот, ни другой. Милиан — отдавая предпочтения книгам, Ирин — луку и стрелам. Потому оба были почти равны, несмотря на разницу в возрасте… если бы только у одного не мерцало око войны на груди…

Первым напал Ирин. Молниеносно, отчаянно, с гортанным криком. Милиан ушел от атаки, мягко переместившись по мелкому песку, и ударил наискось, целя в ногу. Фатум парировал…

Бой затянулся. Противники то и дело расходились в стороны и начинали все заново. Они были равны и не очень опытны в бою на мечах, но вряд ли это послужило главной причиной… Ирин никак не мог отделаться от мысли, что камень играет с ним, то дергая, то отпуская нить его судьбы. Зачем? Неужели испытывает?..

Солнце припекало. Странные деревья споро поворачивали листья ребром к свету, чтобы уберечься от его жара, и вскоре тень под ними исчезла вовсе… Уже не видно было даже границы, за которой кончалась их общая сомкнутая крона, защищавшая людей от любопытного драконьего взгляда, и это делало бой куда опаснее…

Фатум бросился в атаку снова. На этот раз он не собирался отпускать врага своего. Пара ударов, не нашедших живой цели, — и противники сблизились настолько, что оказались лицом к лицу на какой-то миг… в ярости боя они были похожи… так похожи…

С криком Ирин оттолкнул более слабого Милиана; тот чудом удержался на ногах… Вот он, момент… открытая середина, шаткое равновесие… такой нельзя было упускать!.. И Фатум ринулся вперед, четко, пророчески зная — этот удар будет последним… Вначале он не понял, что произошло… словно время смазалось и потекло время… Не было ни боли, ни страха, просто меч Милиана, взлетевший с нежданной легкостью, хрустко перерубил левое запястье и, не замедлив движения, продолжил свою траекторию дальше: ключица, грудина, ребра…

Зазнался… уверился в избранности… доверился камню… недооценил… Мил все же успел перенести вес на левую ногу… восстановил равновесие и ударил… наискось… успел чуть раньше… Отрывочные мысли возникали в гаснущем сознании, одна тяжелее другой… И ничего, ничего уже нельзя было исправить…

Все еще не веря в случившееся, обессиливший Ирин упал на колени. Он хотел что-то сказать, но из уголков рта текла кровь, а на губах вздувались розовые пузыри… Камень бешено пульсировал на груди, в такт умирающему сердцу… «Как?! Как такое может быть?! Почему ты предал меня?!!» — мысленно взмолился Ирин, когда мир уже начал меркнуть у него перед глазами.

Но самое жуткое случилось после: мир, живой мир вновь распахнулся во всей красе. И тот, кто еще помнил себя как Ирина, смотрел теперь на мир глазами врага своего. Видел и распластавшееся на горячем песке тело, и кровь на мече… своем?.. Тот, кто помнил, терял себя стремительно… и это было хуже смерти…

Вскоре остался один лишь Милиан. Бросив меч и уткнувшись лицом в ладони, он пытался прийти в себя… Пытался понять, кто он такой, ведь теперь он равно помнил и себя, и того, кого только что убил. И больно ему было за двоих. И страшно — тоже…

Джармин допил ароматный травяной напиток, который должен был немного успокоить его кашель и придать сил; теперь на песчаном полу пещеры лежала пустая кружка. Мальчик ждал решения своей участи с равнодушием уставшего от жизни человека; так угасает любой Марнс, если находится слишком долго вдали от безопасного Марнадраккара, где большую часть времени можно дышать свободно. Недуг, заставляющий легкие сочиться кровью, неумолимо подтачивает жизненные силы и волю. И места для воздуха с каждым днем в груди остается все меньше…

Огонек надежды мерцал в душе мальчика теперь лишь изредка, с трудом пробиваясь сквозь завесу равнодушия, идущего от горького порошка и от нескончаемой, изматывающей болезни… Джармин слышал боевые крики и робко надеялся, что победит все-таки Милиан. В случае же победы Ирина не жить и Джармину тоже.