— От маршрута не отклоняться, — предупредил он, вручая пропуск. — Нет, нет, не подумайте плохо, господин Кутипов, мы вам доверяем. Но сами понимаете, на Кубани, да и южнее, немало бандитов, или, как их называют, партизан. Нам бы не хотелось рисковать вашей жизнью и жизнью господина Севидова. С этой целью вас будет сопровождать охрана. Это мои надежные люди. Они немного говорят по-русски. Можете положиться на них. Ну, ни пуха ни пера. Как это у вас отвечают: к черту?
— К черту, — рассеянно повторил Кутипов.
Всю дорогу он был подавлен. Сидя рядом с Шалвой, Кутипов изредка оглядывался на Бориса Севидова, по бокам которого молчаливо восседали два эсэсовца из личной охраны Оберлендера.
Кутипов понимал, что Оберлендер выделил их не для защиты от партизан, он беспокоится, как бы не сбежали трое бывших советских людей к большевикам. Наверняка и в Нальчике охранники будут следовать по пятам. Вот тебе и два дня полной свободы, вот тебе и женщины.
В глазах Бориса Севидова Кутипов видел то же уныние и понимал, как неуютно чувствует себя Борис, стиснутый двумя верзилами с автоматами в руках. Лишь на лице Шалвы не выражалось никаких эмоций. Он сосредоточенно следил за дорогой, и только руки, цепко сжимающие баранку, выдавали его волнение.
И Шалва и Борис мучительно думали над тем, как им теперь выполнить задание штаба партизанского движения Закавказского фронта. Штаб дал согласие на их переход через линию фронта, но при условии, если им удастся выкрасть Кутипова, доставить в штаб. А значит, его необходимо каким-то образом доставить в охотничий домик, расположенный в Баксанском ущелье. Там их должна ждать связная партизанского отряда Лейла Залиханова. Теперь, когда Оберлендер приставил эсэсовцев, задача осложняется.
Для высокого начальства, прибывающего в Нальчик на курбанбайрам, бургомистр города отвел здание одного из корпусов бывшего курорта в пригородном Долинске. Это был двухэтажный кирпичный особняк, упрятавшийся в еловом лесу. Очевидно, до войны здесь размещались административные службы, а возможно, еще раньше этот особняк принадлежал какому-нибудь князю.
Старший по званию штурмманн Граубе обошел вместе с Кутиповым здание, осмотрел комнаты, отмечая, видимо, для себя, куда выходят окна, двери. Он открывал шкафы, тумбочки, даже заглядывал под кровати, стучал но трубам парового отопления. Забравшись на чердак, через небольшое овальное окошко эсэсовец оглядел ближайший лес. Закончив осмотр, штурмманн Граубе приказал своему напарнику закрыть дверь, ведущую с черного хода. Тот, не найдя ничего подходящего, воткнул лом в дверную ручку и, убедившись в надежности запора, поспешил к своему другу, который в просторной комнате с камином уже выкладывал на стол съестные припасы.
Для Кутипова и Бориса Севидова была отведена комната на втором этаже. Шалве штурмманн Граубе приказал находиться в машине до особого распоряжения.
— Шляфен, шляфен[4], — то ли сказал, то ли приказал он Кутипову, когда осмотр помещения был закончен и были приняты все меры предосторожности.
Кутипов внутренне оскорбился панибратскому отношению этого младшего командира войск СС. Но все же учтиво поклонился и отправился на второй этаж.
Борис Севидов смотрел на Кутипова с откровенной насмешливостью. Кутипов выдержал этот взгляд, молча снял тужурку и плюхнулся на диван.
— Думаешь, этот штурмманн за наши жизни печется? — проговорил Борис. — Просто держит нас под домашним арестом.
— Без тебя знаю, — буркнул Кутипов и отвернулся к стене, делая вид, что хочет уснуть.
— А эти фрицы сейчас шнапс трескают.
Под Кутиповым заскрипели пружины дивана.
— Ну что молчишь?! — повысил голос Севидов. — Так и будем торчать на гауптвахте до приезда Берка и твоего Николадзе?
— Твоего, моего, ну их всех к черту! — Кутипов рывком поднялся с дивана. — Там в багажнике у Шалвы коньяк. Ты понимаешь? Французский!
— Так в чем же дело? Я мигом через черный ход.
— Молодец, тезка, соображаешь.
Вскоре Борис вернулся с двумя пузатыми бутылками, и жизнь на втором этаже пошла веселее. Кутипов вышагивал по комнате, прислушиваясь к голосам, доносившимся снизу.
— Слышишь, тезка, до чего докатился лейтенант Борис Михайлович Кутипов? — возмущался он, кивая на дверь. — Да я бы и в денщики не взял этого Граубе.
— Се ля ви, как говорят твои знакомые французы, — усмехался Борис. — Теперь командуют они.
— Они? Ха! — пьяно возражал Кутипов. — Вот погоди, приедет мой папаша, тогда не только эти шмакодявки, сам Николадзе лапы мне лизать будет. Они! Я им покажу…
— А в ауле Нартала я знаю таких девочек… И чача водится не хуже этого клоповного коньяка, — подливал масло в огонь Борис Севидов.
— Где этот аул? — оживился Кутипов.
— Совсем надалеко от Нальчика, в Баксанском ущелье. Может, рванем в самоволку, а? — неожиданно предложил Борис. — Как, бывало, в курсантские годы?
— Хе, ты голова, тезка. Только давай сперва обозначимся.
Кутипов взял бутылку коньяка и кивнул Борису, приглашая следовать за ним.
Немцы словно ожидали прихода Кутипова. Увидев в его руке бутылку, одновременно поднялись из-за стола.
— Гут, господин Кутипов, — фамильярно похлопал по плечу Бориса Михайловича штурмманн Граубе. — Коньяк есть ошень карашо! Мы есть с тобой фройндшафт. Карашо!
Однако, выпив рюмку, Граубе вдруг вспомнил о своей миссии.
— Ти есть множко, множко тринкен. Завтра будет большой… как это… нагоняй. Господин Николадзе будет вам нагоняйт.
— А-а, — отмахнулся Кутипов.
— Никс карашо «а-а». Шляфен дафай-дафай.
Штурмманн Граубе чуть ли не насильно вытолкнул Кутипова из комнаты, забыв при этом вернуть едва начатую бутылку.
— Дафай-дафай! — приговаривал он ему вслед.
Поднявшись наверх, Кутипов облегченно вздохнул.
— Проклятая немчура, бутылку зажилили.
— Плюнь, — утешал его Борис — В Баксанском ущелье…
— Кончай травить, — оборвал Кутипов. — Шалва на месте?
— На месте.
Кутипов сам открыл дверь черного хода. При этом он ругался шепотом:
— Как мальчишки, втихаря бежим. Шляфен, шляфен!
…Сидя в машине, Кутипов грустно молчал, смутно представляя последствия их побега.
— Это далеко? — все же спросил он.
— Да рядом. Ты трусишь, Борис Михайлович? Брось! Гульнем часика три и будем на месте. Фрицы не кинутся. Скажи лучше, ты давно ел шашлык?
— Недавно, в ресторане «Глобус». Мы же вместе ели, тезка.
— Что вы, господин Кутипов, — покачал головой сидящий за рулем Шалва Шавлухашвили, — какой кавказский шашлык на сковородке? Настоящий шашлык могут делать только на Кавказе. Из черного барана самый лучший шашлык…
— Гони, Шалва, гони! Будет шашлык из черного барана, — торопил Шалву Севидов и, обняв за плечи Кутипова, весело говорил: — В этом гостеприимном доме всегда есть сыр, индейки, жареная форель, сациви, тархун, джонджоли…
— Не трави душу, тезка, — глотая слюну, говорил Кутипов. — Скажи лучше, девочки там есть?
— Конечно. Молодые красивые горянки.
— Я слышал, что у кавказских женщин строгие правы.
— Я знаю, к кому везу тебя, Борис Михайлович. Проведем веселую ночку на берегу Баксана, а утром вернемся в Нальчик.
Шалва все прибавлял скорость, уверенно управляя машиной на крутых поворотах.
— Не гони так, Шалва, свалимся.
— Что вы, господин Кутипов! Ведь я грузин. Сколько горных дорог исколесил!
…У селения Баксан машина повернула налево и устремилась вдоль реки Баксан на юго-запад. Не доезжая до Тырныауза, свернула с основной дороги и, проехав по лесной просеке, остановилась у охотничьего дома.
— Куда мы приехали? — выйдя из машины и оглядевшись, спросил Кутипов.
— Сейчас узнаете, господин Кутипов. — Шалва повел носом. — Чуете запах? У-у, пальчики оближете.
…Лейла оказалась гостеприимной хозяйкой.. Она сама подавала на стол еду, сама разливала вино в глиняные кружки. Кутипов не сводил глаз с девушки. Его лишь смущало присутствие Бориса Севидова и Шалвы. Смущало — пока был трезв. А это длилось недолго. После третьего тоста он уже пытался обнять Лейлу.
