Перед взорами альпинистов открылись необъятные просторы чужой страны. На север уходила бескрайняя равнина Кубани, на юге, востоке и западе раскинулись хребты Кавказа. За суровой стеной Главного хребта видна чудесная Сванетия, солнечная Грузия. Еще дальше в туманной дымке виднелся Арарат — пристанище библейского Ноева ковчега. А на юго-западе за далекими вершинами и хребтами в сиреневой дымке едва угадывалось Черное море.

С обветренными лицами, альпинисты снова спустились к седловине Эльбруса и без привала направились вниз. Когда они наконец в приподнятом настроении подошли к «Приюту одиннадцати», их встретили ружейным салютом подошедшие туда горные стрелки.

В штабе генерала Хофера героев восхождения на Эльбрус встретили без салюта. Встретили равнодушно, если не сказать — холодно. Да и самого генерала Хофера в штабе дивизии не оказалось. Обер-ефрейтор Мюллер угрюмо сообщил, что Хофера вызвал в Ставрополь командир корпуса генерал горнопехотных войск Конрад. Ганс Штауфендорф удивился:

— Зачем это Конраду понадобился наш шеф в такое время? Мог бы и сам посетить действующую армию.

…Генерал Конрад вызвал не одного Хофера, а всех командиров дивизий. Он готовил доклад Гитлеру о положении на горных перевалах Кавказа. Конрад волновался: впервые с начала русской кампании его, командира корпуса, вызывали в ставку фюрера. Ничего хорошего от этой поездки Конрад не ждал. Дела на Кавказе идут из рук вон плохо. Не случайно же Гитлер отстранил фельдмаршала Листа от командования группой армий «А». Что ждет теперь самого Конрада? Доклад о состоянии и действиях корпуса получался малоутешительным. А ведь еще совсем недавно генерал Конрад с гордостью докладывал в штаб группы армий о том, что Главный Кавказский хребет преодолен. Дивизии Хофера оставалось пройти до побережья Черного моря совсем немного. И сам фюрер в ходе ежедневных обсуждений с удовлетворением отмечал успехи горных стрелков.

…С некоторых пор Гитлер находился со своей ставкой в Виннице. Уже сам этот факт отражал значение для Гитлера южного театра военных действий. В июле сорок второго года группы армий «А» и «Б» значительно продвинулись на восток. Возникла необходимость сократить расстояние между ставкой фюрера и районом основных военных действий. 16 июля ставка была перенесена из герлицкого леса близ Растенбурга на Украину. Генеральный штаб сухопутных войск расположился возле Винницы, а Гитлер занял лагерь в лесу в пятнадцати километрах северо-восточнее города, по дороге на Житомир. Своему лагерю он дал кодовое наименование «Вервольф» — «Оборотень».

Над Южным Бугом, над прибрежным негустым лесом нависла удушающая жара. Сентябрь выжелтил листья акаций и кленов. Казалось, уходящее лето собрало все запасы тепла и отдало без остатка земле, воздуху, деревьям. Нигде не было спасения от удушливого зноя. Даже за глухими бетонными стенами в помещениях «Оборотня» термометры показывали выше тридцати градусов.

Страдая от жары, Гитлер угрюмо рассматривал карту восточного фронта, а точнее — его южный фланг. За его спиной стоял начальник штаба оперативного руководства верховного главнокомандования вермахта генерал-лейтенант Йодль. Он изредка поглядывал на генерала Конрада и этими взглядами пытался приободрить своего старого друга: ведь когда-то Альфред Йодль и Рудольф Конрад вместе учились в кадетском корпусе. Но эти дружеские взгляды не успокаивали Конрада. Он с внутренним трепетом ждал вопросов фюрера.

Вначале Гитлер спросил Конрада о численности, вооружении, боеприпасах и потерях в корпусе. Конрад на эти вопросы отвечал лаконично, цифрами.

— Объясните, генерал, — остановил Конрада Гитлер, — почему вы не продвигаетесь к морю? Ведь передовые отряды корпуса перешли перевалы.

— Мой фюрер, эти отряды не сумели удержать занятые участки до подхода крупных сил. Чтобы сохранить людей от неминуемой гибели, я вынужден был отвести их на север. С наступлением осени в горах трудно снабжать войска. Ведь горы…

— Я это понимаю, — нервно перебил Гитлер и обратился к Йодлю: — А что, эти тюркские батальоны оказывают помощь нашим войскам на Кавказе?

— Согласно докладу капитана Оберлендера некоторые подразделения части особого назначения «Бергманн» уже действуют. Формируются новые тюркские легионы, которые мы надеемся использовать в ближайшее время.

— Я считаю формирование батальонов только из коренных представителей кавказских народностей делом слишком рискованным, — проговорил Гитлер.

— В части «Бергманн» и в легионах большинство старших и младших командиров — германские офицеры, — заверил фюрера Йодль.

— Представляют ли эти легионы ценность с военной точки зрения, кроме пропагандистской, это уже другой вопрос, об этом я судить не берусь. Ну хорошо, посмотрим, как они поведут себя. Так что ж, господин генерал, — обратился Гитлер снова к Конраду, — значит, вы не решаетесь наступать через горы?

— Нет, мой фюрер. При такой обстановке это невозможно, — ответил Конрад.

— Невозможно! — вскрикнул Гитлер, резко повернувшись к Конраду. — Что невозможно? Горные войска не могут преодолеть горы! Мы всюду кричим о храбрости и геройстве егерей! Мы расхваливаем горных стрелков, а они, оказывается, не умеют воевать в горах. Вы посмотрите сюда. — Гитлер кинулся к карте. — Руофф не может пройти тридцати километров до Туапсе, танковая армия Клейста застряла на Тереке. А ваш горнопехотный корпус показывает лишь свои альпинистские возможности. Флаг рейха на Эльбрусе — это лишь хорошая пища для доктора Геббельса. А мне нужно Закавказье! Вы же видите, что африканский корпус Роммеля застрял у Эль-Аламейна. Ему требуется совсем немного, чтобы захватить Александрию и прорваться к Суэцкому каналу. Дальше — Багдад. Неужели вы не понимаете, что надо спешить на соединение с Роммелем? Я повторяю: мне нужно Закавказье, а не флаги в горах.

— Действующий правее перевалов сорок четвертый корпус генерала Ангелиса до сих пор не пробился к Туапсе, — подходя к карте, робко заговорил Йодль. — В такой обстановке дальнейшее наступление через перевалы к побережью Черного моря по южную сторону Кавказского хребта потеряло свой смысл. Это обстоятельство вынуждает нас удовлетвориться на этот год захваченными перевалами Центрального Кавказа.

— Как вы расцениваете новое и более решительное наступление на Туапсе? — спросил Гитлер Йодля.

— Такое наступление возможно уже в скором времени, но лишь в том случае, если семнадцатая армия пополнится свежими силами.

— У меня нет резервов.

— Думается, на Туапсе можно перебросить часть сил из корпуса генерала Конрада, если, конечно, вы дадите разрешение стабилизировать фронт на перевалах.

— В районе Туапсе лесистые горы, — вставил Конрад. — Туда можно перебросить хотя бы дивизию генерала Хофера.

— Ну что ж, генерал, придется вам действовать на Туапсе. Когда возможно такое наступление?

— Думаю, в начале октября, мой фюрер.

— Это слишком поздно. Я предлагаю начать наступление раньше. — И, отвернувшись к карте, устало проговорил: — Вы свободны, генерал.

…На Кавказ Конрад возвращался с гнетущим чувством. Настроение фюрера наводило на грустные мысли, и в душу закрадывалась какая-то неуверенность. Очень скоро предстоят тяжелые бои. И, пожалуй, самую трудную задачу придется решать дивизии Хофера. Его закаленные горные стрелки должны уйти с перевалов Главного Кавказского хребта вблизи Эльбруса, которые они штурмовали с таким упорством. Теперь придется штурмовать перевалы у Туапсе. И кто знает, где труднее…

В течение нескольких дней генерал Конрад знакомился с Западным Кавказом. Этот район имел одну особенность. Здесь была только одна дорога, которая вела через горы от Майкопа на Ходыженскую и дальше к перевалу Гойтх, а оттуда на Туапсе. Если Туапсе будет взят, войскам откроется дорога вдоль Черноморского побережья, а значит, решится судьба всех оставшихся военных портов советского Черноморского флота. Казалось бы, утопическая цель фюрера — по побережью Черного моря пройти в Малую Азию и соединиться с африканским корпусом Роммеля — могла стать реальностью.