- Не морочь мне голову, капитан!
- Обыщите его, - приказал Олевский Федотову.
Лебедь рванулся к столу, на котором лежало его оружие:
- Да я вас!…
- Не шебурши! - схватили его за руки Федотов и автоматчик. - Номер не выйдет!
Лебедь попытался вырваться, но, почувствовав, что это ему не под силу, сник.
- Ваша сила…
Федотов стал вытаскивать из его карманов всякую мелочь: расческу, зажигалку, портсигар, золотые часы, кольцо золотое, деньги…
- Эти часы взял в том доме? - Капитан поднес к лицу Лебедя мужские золотые часы.
- Федотов!… Возьмите часы и сейчас же пошлите связного, чтобы он отнес их хозяину… Сколько брал боровички?
- Две бутылки…
Олевский отсчитал несколько крон и подал Федотову:
- Отдадите хозяину вместе с часами. Передайте словакам, что виновный будет наказан.
- Уведите арестованного! - приказал Морской. - Держать под охраной. Позже продолжим допрос…
На повторном допросе Лебедь назвал хозяйку золотого кольца. Ею оказалась уже немолодая женщина, к которой он дважды заходил за боровичкой.
Когда же были заданы вопросы, касающиеся его сотрудничества с немцами, Лебедь вновь стал твердить: «Не знаю… На немцев не работал… Не шейте мне измену…
Лебедь был уверен, что у чекистов нет доказательств его связи с врагом - ни письменных, ни свидетельских, он сам позаботился об этом, потому так упорно отказывался от всех обвинений. А за боровичку и золото расстреливать не станут, попугают немного - тем и кончится.
Но Лебедь ошибся. Помня о гуманности советских законов, запрещающих расстреливать человека без суда, он забыл о том, что чекистский отряд «Вперед» действовал в совершенно особых условиях. Именно эти условия продиктовали тот единственный, беспощадный приговор, который вынесло командование отряда изменнику Родины.
Утром следующего дня за околицей выстроились партизаны. Рядом толпились жители хутора и соседних сел. Конвоиры вывели на поляну Лебедя. Он шел, заложив руки за спину, низко опустив голову, и ветер играл его русым чубом.
Трудно сказать, о чем думал Лебедь в этот момент. Но внимательный взгляд заметил бы, что за минувшую ночь он сильно изменился. Под глазами появились темные круги, резче обозначились морщины на лбу и возле рта.
- Стой!
Лебедь остановился, поднял глаза на партизан. Суровые лица людей выражали осуждение и презрение. И он снова опустил голову на грудь, разглядывая под ногами смятую сапогами траву.
Молча прошли вдоль строя командиры, остановились в центре. Вперед вышел начальник штаба Бобров. Как всегда, чисто выбритый, в аккуратно подогнанной форме, с пистолетом у пояса. Сегодня он был непривычно сумрачен. Негромкий голос майора в наступившей тишине слышали все:
- «Приказ № 31, по отряду «Вперед», 5 октября 1944 года, Чехословакия, хутор Стары Горы…»
Лебедь поднял голову. Казалось, что смысл слов плохо доходил до него.
- «…За разложение… пьянки… оскорбление командования отряда… обман… помощь врагу… Расстрелять».
При последнем слове Лебедь вздрогнул, вскинул голову. Казалось, он хотел сказать что-то, но промолчал.
- Приговор привести в исполнение! - прозвучал приказ.
ТЯЖЕЛЫЕ ДНИ
Немецкие дивизии вступили в Словакию. Отборные, хорошо вооруженные гитлеровские войска принялись безжалостно топтать землю повстанцев. Народное восстание оказалось в опасности.
Банская Бистрица в эти дни стала оплотом и штабом национально-освободительного движения. К городу стягивались партизанские отряды, повстанческие части. Прибыл сюда и отряд подполковника Морского. Советские партизаны вместе с чешскими и словацкими патриотами около двух месяцев мужественно отстаивали независимость Словакии. Но силы были неравными, у противника было военное превосходство. Кроме того, предательскую роль во всех этих событиях сыграла буржуазная часть Словацкого национального совета. Напуганная размахом народной борьбы словацкая буржуазия и ее ставленник генерал Голиан всячески препятствовали военным действиям против гитлеровских войск: это, мол, единственная возможность сохранить самостоятельность страны, избежать на ее территории кровопролития и разрушений. Они радели, конечно, не о благе народа, а думали лишь о том, как бы не упустить власть из своих рук. Поэтому стоит ли удивляться, что в самый разгар боев под Банской Бистрицей генерал Голиан предал повстанческую армию и сдался немцам.
Пала Банская Бистрица. С тяжелыми боями партизаны отходили в горы…
Отряд Морского, вместе с партизанскими группами подполковника Шарова и майора Игоря, недавно заброшенными на территорию Словакии, остановился в селе Зазриво. Ночью партизан атаковали батальоны эсэсовцев и власовцев. Удар был настолько неожиданным, что люди в панике заметались по селу. На улицах завязалась перестрелка, падали убитые, кричали раненые. Командирам с трудом удалось собрать людей и организовать отход к лесу.
В этой суматохе никто из партизан не заметил, как, спрятавшись за углом одного из домов, били по своим товарищам из автомата баянист отряда, весельчак и балагур Иван, со своим рябым дружком.
- Ай да Петька! - выпуская длинную очередь, выкрикивал Иван. - Как же ты, черт, умудрился найти хозяина и так быстро сообщить ему, что отряд ночует в селе?
- Сумел… Тут недалеко в селе телефон - оттуда я и позвонил ему… Сказал пароль и где ночую…
- Молодец, Петька!… Прекрати стрелять…
Сзади послышался шум, голоса, из-за деревьев выскочила группа партизан. Впереди с пистолетом в руке бежал капитан Олевский.
- Чего здесь задержались? - остановился он возле Ивана и Петра.
- Улица простреливается… Переждать бы малость… - ответил Иван.
- А ну, давай за мной, - прикрикнул Олевский. - К лесу!
Капитан махнул рукой и выскочил на улицу.
За ним побежали Иван и Петр.
На околице села рота бойцов, которой командовал Морской, огнем пулеметов прикрывала отход партизан. Час спустя она также покинула село и скрылась в лесу.
Морской нагнал радиста из группы Игоря, тихо спросил:
- Шаровцев не видел?… Они рядом с вами были…
- Видал. Хлопцы Шарова на чердак бросились прятаться. Потом в лес побежали.
- Здесь они, - отозвался кто-то из темноты, - впереди идут… С такого переляку и к черту в зубы полезешь ховаться, не только на чердак…
- Тихо прошли, сволочи…
- Заставы проспали…
- Так уже третьи сутки глаз не смыкаем…
- А у вас все живы? - снова спросил Морской радиста.
- Кажется все…
На следующий день партизаны снова нарвались на немцев. Каратели, словно гончие, неслись по следам отряда. Вырываясь из одних тисков, он тут же попадал в другие. Начались тяжелые, изнуряющие бои.
Казалось, будто вся Словакия пылает в огне, будто за каждым поворотом партизан ожидают фашисты. Все дороги перекрыты танками, в селах рыщут батальоны мотоциклистов, а в предгорьях ревут моторы бронетранспортеров, в небе на бреющем полете носятся самолеты со свастикой.
Это было время, когда партизаны сутками не знали покоя и отдыха.
Отряд Морского уходил в глубь гор. На одном из привалов командир собрал офицеров, чтобы выслушать последние донесения. И без того худое лицо командира за несколько дней осунулось, заросло жесткой черной щетиной. Глаза воспалились от бессонницы и крайнего утомления.
- Связь с главным партизанским штабом Словакии восстановить не удалось, - доложил радист. - Рации соседних отрядов молчат и на вызовы не отвечают… Может, и отрядов уже нет…
- Не может того быть, - возразил Олевский. - Потрепали, конечно, всех здорово, но уничтожить все отряды нельзя… Мы ведь тоже живем, боремся.
- Патронов осталось на два часа боя, - сказал Бобров. - Гранат полсотни…
- Тут что-то не так, - перебил майора комиссар. - Мне известно, что рота Хомутовского на рассвете разбила фрицевскую машину и захватила пять ящиков гранат и три ящика патронов к немецким автоматам… Зажал, куркуль!
