- Я бы использовала все связи.

- Цари любят держать их рядом с собой - в Петропавловке, например... Чтобы встать утром в Зимнем дворце, выглянуть в окно и убедиться - все в порядке.

- Сашенька, сынок, ты еще молод, твои убеждения могут измениться...

- Нет, мамочка, нет. Я уже примирился со своей участью. Примирись и ты.

- Ничто в жизни не вечно, Саша. Меняются времена, нравы, обстоятельства, бывают амнистии...

- Мама, ты всегда учила меня быть честным, поступать сообразно со своей совестью. Зачем же сейчас...

- Прости, Саша. Но я мать... Я не вынесу этой муки...

- Мамочка, у тебя есть младшие: Володя, Оля, Митя, Маняша. Скоро выпустят Аню...

- Нет, Сашенька, нет! Я не переживу твоей смерти... Нет, нет, нет!

- Мамочка, не плачь, не надо...

- Пожалей меня, Саша. Посмотри, за этот месяц я стала совсем белая...

- Мамочка, мама, не надо...

- А что будет дальше, когда...

- Мамочка, не плачь...

- Я умоляю тебя, Саша... Именем папы прошу...

- Нет, мама, я не могу... Не могу... Не могу.

- Сашенька, Сашенька, Саша...

- Не плачь, мамочка...

- У тебя тоже слезы... Возьми мой платок... Дай я сама вытру...

- Мама, прости меня, прости...

- Саша, вы делаете огромную, непоправимую ошибку.

- Ошибку? Разве в моем положении можно еще делать ошибки?

- Конечно, можно.

- Нет, приговоренный к смерти не может делать ошибок - он прав во всем.

- Зачем же заранее делать из себя покойника?

- Матвей Леонтьевич...

- Извините... Но вспомните свою мать! На что она стала похожа!

- Это моя мать.

- Да, это ваша мать... Но я-то, я, муж вашей всего лишь двоюродной сестры, - почему я должен беспокоиться о здоровье вашей матери больше, чем ее собственный сын?!

- Матвей Леонтьевич, я не уполномочивал вас на это.

- Уполномочивал!.. Да вы посмотрите на свою мать. Ведь никаких же сил у нее больше не осталось! Ведь за рассудок ее страшно!

- Матвей Леонтьевич...

- Год назад похоронила мужа, осталась с шестерыми на руках...

- Матвей Леонтьевич...

- Вся надежда на старших, оканчивающих курс...

- Вы пришли упрекать меня?

- ...и вот новость: оба старшие арестованы!

- Я не желаю больше разговаривать на эту тему. Слышите, не желаю!

- Сына этой несчастной матери приговаривают к смерти...

- Не вынуждайте меня к резким словам.

- Он может спастись - и не хочет!

- Матвей Леонтьевич...

- Да, да, да! Я Матвей Леонтьевич уже много лет! Но с таким, извините, глупым упрямством, как ваше, сталкиваюсь впервые!

- Вы не хотите понять, что убеждения...

- Ну где уж мне, дураку! Я всего лишь литератор, каких-то полтора десятка лет печатающийся в столичных журналах...

- Я не это имел в виду.

- Разве могу я понять всю глубину мыслей современного студента четвертого курса?

- Матвей Леонтьевич, не иронизируйте.

- Саша, дорогой мой, но как же ты не можешь сообразить, что речь впрямую идет о жизни твоей матери!

- Маме очень плохо?

- Она все время лежит. Жизнь уходит из нее на глазах...

- …………

- Она уже не похожа на живого человека. Она вся высохла, остались кожа да кости...

- …………

- В конце концов, подумай о младших братьях и сестрах. Они остались без отца. А если останутся и без матери?

- …………

- Твой прямой долг перед семьей - написать прошение о помиловании.

- Кроме долга перед семьей есть долг перед родиной.

- Мальчишество! Перед виселицей не рассуждают о высоких материях! Перед виселицей делают все, чтобы сохранить жизнь!

- Все-таки вы не хотите понять меня... Я не буду просить царя о помиловании. Для меня счастье - умереть за свой народ, за свои убеждения, за будущее своей родины.

- Нет, вы только послушайте его! Счастье умереть...

- Бывает и такое счастье. Если умирать приходится за высокое и светлое дело.

- Счастье - жить! В жизни, в деятельности заключается счастье.

- А если невозможно жить в согласии со своей совестью? Если каждый день возмущается сердце, вскипает разум? Если на каждом шагу существующие порядки оскорбляют человеческое достоинство?

- И поэтому нужно уходить из жизни?

- Вы прекрасно знаете, что мы боролись. Пробовали бороться. Нам не повезло...

- Я понимаю, что это почти неприемлемо для тебя. Но младшие, младшие!.. Не забывай о них.

- …………

- Мама уже не смогла сегодня прийти на свидание. Она медленно умирает. Мне с огромным трудом удалось добиться разрешения прийти вместо нее.

- …………

- Подумай, если она после твоей казни лишится рассудка или серьезно заболеет, как все это отразится на младших?

- …………

- Ты должен сделать все, чтобы отвратить от семьи хотя бы это несчастье...

- …………

- Пусть это будет противоречить твоим убеждениям, пусть это будет нравственно неприемлемо для тебя, но сделай это не для себя - для других, уменьши страдания близких тебе людей, причиной несчастья которых ты являешься. Разве это не оправдает нарушение твоих взглядов?

- …………

- Умоляю, Саша, не для себя - для них. Ведь это же чисто, высоко, благородно - делать добро другим. Ты всегда жил по этим законам.

- Хорошо... Что я должен сделать?

- Вот бумага, перо и чернила. Вот образец прошения, поданного другими осужденными и признанного министром достойным быть представленным на высочайшее рассмотрение...

- Матвей Леонтьевич, оставьте меня на несколько минут одного.

- Конечно, Сашенька, конечно. Я побуду в комнате дежурного надзирателя... Полчаса тебе хватит?

- Хватит.

Когда дверь за Песковским захлопнулась, Саша опустился на стул и, вздохнув, задумался. Слова Песковского о долге перед семьей, о болезни мамы нарушили привычное состояние, возникла неопределенность, растерянность. Что было делать? Он не знал. Писать прошение и тем самым потерять то равновесие, которое родилось после заключительной речи на суде? Или не писать, а позволить всем словам, сказанным сегодня Песковским, войти в сердце и в душу и отравить последние дни и часы жизни горькими раздумьями о вине перед мамой, о будущих трудностях, которые возникнут в жизни у младших братьев и сестер из-за родственной связи с участником покушения на царя?

Саша придвинул оставленный Песковским «образец» прошения. Рукой Канчера на помятом гербовом листе бумаги было написано:

«...Всепросветлейший, Державнейший Государь-Самодержец!.. Несколько раз брался за перо, но оно выпадает из рук, п у меня не хватает сил, чтобы высказать Вашему Императорскому Величеству то, что мне говорит мое сердце... Несчастный случай ввел меня в такую среду товарищей, которые сделали меня ужасным преступником. Я теперь сознаю это сам и ожидаю заслуженной смертной казни. Но у меня еще есть те чувства, которые даны Богом только человеку; эти чувства на каждом шагу преследуют меня, злодея-преступника, и я, припав к стопам Вашего Императорского Величества, всеподданнейше прошу позволения высказать те глубоко засевшие в мою душу слова, которые скажу я, умирая. Я не революционер и не солидарен с их учением, я всегда был верным подданным Вашего Императорского Величества и сыном дорогого Отечества. Мысль моя всегда была направлена к тому, чтобы быть верным и полезным слугой Вашего Императорского Величества и оправдать это верной и преданной службой Вашему Императорскому Величеству... Если же я и был сообщником злонамеренного преступления, то в это время я находился, по всей вероятности, в состоянии, совершенно непонятном для самого себя, и объясняю все это своим временным болезненным умопомрачением... Недостойный верноподданный Михаил Никитин Канчер».

...Когда Песковский вернулся через полчаса в камеру, Саша сидел, устало откинув к стене голову и закрыв глаза. На столе рядом с «образцом» Канчера лежал исписанный наполовину лист. Песковский взял лист и прочитал: