«Надо только не сбиваться с единой линии: повторять все то, что они дали прочитать мне вчера в показаниях Канчера. Говорить только о себе. Только о том, что знал Канчер».

- Мое участие в замысле на жизнь государя императора выразилось в следующем: в феврале этого года я приготовил некоторые части разрывных метательных снарядов, предназначавшихся для покушения...

- В феврале этого года? - вмешался Лютов.

- Да, в феврале.

- Не припоминаете точно, какого числа?

- Не припоминаю.

- Каким пользовались методом? Студень гремучей ртути, пироксилин, бертолетовка, сурьма, нитроглицерин?

«Ого, - подумал Саша, - а он, оказывается, весьма осведомлен в делах химических. Эрудиция не хуже, чем у первоклассного террориста».

- Нет, у меня свой метод.

- Какой же, позвольте полюбопытствовать?

- Азотная кислота и белый динамит.

- И много кладете белого динамиту?

- Секрет, господин ротмистр.

- С белым динамитом надо осторожнее, - озабоченно погладил усы Лютов. - Может сработать и до совершения акции.

«Специалист. Профессор. Вызывает на научную дискуссию. Вот смех-то...»

- Мы несколько отвлеклись, - вступил в разговор Котляревский. - Вы, кажется, были намерены продолжить свои показания?

- Да, я хочу продолжить показания.

- Прошу вас.

- Кроме работы со взрывчаткой, я принимал участие в приготовлении свинцовых пуль, которыми были начинены снаряды. Я резал свинец и сгибал из него пули. Потом мне доставили два жестяных цилиндра...

- А стрихнинчик? - снова вмешался Лютов.

- Что стрихнинчик?

- Стрихнином пули вы набивали?

- Нет, к этому я отношения не имел.

- В свое время террористические группы широко стрихнин использовали.

- Я могу продолжать показания? - на этот раз уже Саша перебил Лютова.

- Да, да, безусловно, - жандарм приложил руку к сердцу, наклонил голову. - Приношу извинения.

- Когда мне доставили два жестяных цилиндра, я наполнил их динамитом и пулями.

- Отравленными?

- Да, отравленными.

- Стрихнином?

- Да, стрихнином... Потом я сделал два картонных футляра, вложил в них снаряды и оклеил футляры сверху коленкором. После этого снаряды от меня унесли. Собственно говоря, этим и ограничилось мое участие в замысле на жизнь государя императора.

Котляревский, вытянув шею («Лиса делает стойку», - отметил Саша), посмотрел через плечо сидевшего перед ним арестованного в сторону писарей, как бы спрашивая: все успели записать? - и, получив утвердительный ответ, снова опустился на стул. («Сейчас лиса начнет мышковать, петлять, путать следы, вертеть хвостом...»)

- Скажите, Ульянов, - начал прокурор медленно, задумчиво, - а третий снаряд вы тоже коленкором обклеили?

- Ни о каком третьем снаряде я ничего не знаю.

- Но ведь всего было три снаряда?

- Не знаю. Уж чего не знаю, того не знаю, - улыбнулся Саша.

- Три, три, - сделал уверенный жест рукой Лютов. - У Генералова - раз, у Андреюшкина - два, у Осипанова - три.

- Разве только три? - повернулся Котляревский к ротмистру. - А у этих - у Канчера, Горкуна, Волохова ничего не было?

- По-моему, три, - наморщив лоб, обозначил напряжение памяти Лютов. - Впрочем... Александр Ильич, ведь только три снаряда у вас было, я не ошибаюсь? Или было там, кажется, что-то еще, а?

Прокурор сидел за столом, напряженно изогнувшись. В светлых выпуклых глазах поблескивала почти болезненная сосредоточенность. Рыжеватые волосы, нарушив пробор, бывший безукоризненным в начале допроса, вроде бы даже пошевеливались над головой своего хозяина. Жандарм, наоборот, был весь воплощение уверенности и спокойствия: грудь осанисто развернута, плечи отведены назад, в приветливом взгляде - отеческое благодушие, океан доброты, кротость, приглашение к разговору исключительно по душам.

«Комедианты, - думает Саша, - дешевые комедианты. Неужели вот на такие же простейшие крючки попались Горкун и Канчер?»

- Я уже сообщил, - это вслух, - что принимал участие в изготовлении только двух снарядов. Ни о каких других средствах нападения на царя мне ничего не известно.

- Позвольте, Ульянов, - скороговоркой зачастил Котляревский, - но ведь вы же знали лиц, которые должны были совершить покушение, то есть бросать снаряды?

- Да, знал.

- Сколько их было?

- Я отказываюсь отвечать на этот вопрос.

- Но мы-то знаем, сколько их было! - неожиданно закричал пронзительным голосом товарищ прокурора. - Их было трое! Значит, и снарядов было три!

- Если вы все знаете, тогда нелепо продолжать эту комедию вопросов, на которые у вас уже имеются ответы,

- Вы должны сказать, кто изготовил третий снаряд!

«Хотите использовать мой ответ при допросе других товарищей? Нет, от меня вы не добьетесь того, чего я не захочу сказать сам. Напрасная затея».

Он вдруг обозлился на Котляревского. Тупица. Посредственность. Ничтожество. Не может отличить, кто ловится на его примитивные штучки, а кто нет...

- Кто доставил к вам на квартиру азотную кислоту и белый динамит? - снова начал товарищ прокурора.

- Отвечать отказываюсь.

- Кому вы возвратили приготовленные снаряды?

- Отвечать отказываюсь.

- Кто вместе с вами набивал снаряды динамитом?

- Я это делал один.

- Но снарядов было три?

- Да, три.

- А вы сделали два?

- Два.

- Где же хранился третий снаряд?

- Не знаю.

- Вы также утверждаете, что вам было неизвестно число прямых участников нападения на государя?

- Да, неизвестно.

- Желаете показать что-либо об участии в вашем деле арестованного Андреюшкина?

- Нет, не желаю. Я устал. Прошу отправить меня в крепость.

- Генералова?

- Не желаю.

- Осипанова?

- Нет.

- А не могли бы вы объяснить, Ульянов, какая роль в организации покушения была отведена Иосифу Лукашевичу?

- Не могу объяснить.

- Но вам же знакома эта фамилия?

- Да, знакома. Это мой однокурсник по университету.

- Тогда в чем же дело?

- Я прошу отвезти меня в крепость.

- Я не понимаю вас, Ульянов. Вы снова начинаете упорствовать.

«Молчать. Только молчать. И требовать отправки назад в камеру. Иначе не выдержат нервы. Потеряешь контроль над чувствами. И тогда возможны ошибки. А этого я себе не прощу...»

Ротмистр Лютов, потянувшись, хрустнув костяшками пальцев, поднялся из-за стола.

- Я думаю, что сегодня уже следует заканчивать вопросы, - сказал он дружелюбно, поглядывая на Сашу. - Александр Ильич устал, да ведь и мы тоже люди живые. Пора закусить, отдохнуть. Желудочный сок - он ведь не зря вырабатывается. Что там наука на этот счет говорит, Александр Ильич, а?

Саша молчал.

- Последний вопрос, - упрямо поджал губы товарищ прокурора. - На какое время было назначено покушение? Потрудитесь, Ульянов, назвать час более точно.

- Ну откуда же ему знать об этом? - добродушно рассмеялся жандарм. - Ведь Александр Ильич у нас техник. Он покушениями не занимается. Он только бомбы динамитом набивает.

Ротмистр сделал знак писарям - вызвать конвой. Иванов и Хмелинский вышли.

- Между прочим, - Лютов положил Саше сзади руку на плечо, - товарищи ваши более разговорчивы и откровенны. Я, конечно, понимаю - принципы и так далее. Но ведь этак можно и в смешное положение попасть...

Вошел конвой.

- Расстаемся не надолго, Александр Ильич, - разгладил Лютов усы. - Всего лишь до завтра. Подумайте о моих словах. Не надо усложнять жизнь себе, а заодно и нам. Помните о ваших братьях в Симбирске.

Когда Ульянова увели, Котляревский нервно встал, шумно отодвинул стул.

- Я удивлен вашей бестактностью, ротмистр, - обиженно заговорил он, собирая листы протокола. - Почему вы прервали мои вопросы? Ведь он уже начал раскрываться. Он подтвердил показания Канчера по поводу...

- А я удивлен вашей ненаблюдательностью, господин товарищ прокурора! - грубо оборвал Котляревского Лютов. - Он уже закрылся, ушел в себя, а вы все еще продолжали спрашивать о каких-то мелочах. Вы же знаете мнение государя: взяты мальчишки! Основные участники заговора на свободе. В любую минуту покушение может быть повторено!