Едва сани с арестованным показались в западных воротах, вся деревня высыпала навстречу.

— Дайте дорогу! — закричал Чжан Цзин-жуй.

Но толпа плотной стеной загородила шоссе. Лошади остановились.

Из рядов вынырнул маленький У Цзя-фу и, с любопытством оглядев арестованного, воскликнул:

— Точь-в-точь наш Хань Лао-лю: и глаза, как горох, и лысина та же!

К саням протиснулся старик Сунь:

— Ой-ой! Никак наш почтенный господин Хань Пятый в роде? На чем же этот господин изволил приехать? На машине или, может, верхом?

Хань Лао-у обвел взглядом столпившихся крестьян. Сердце его забилось, он весь побледнел. Однако, собрав все силы, он попытался улыбнуться и шутливо ответил:

— Вместо соболя зайца изловили…

Ханя довезли до пустой холодной лачуги и посадили под замок. Люди долго не расходились. Окружив во дворе Го Цюань-хая и Бай Юй-шаня, они засыпали их вопросами.

Когда возчик Сунь услыхал, что крестьянский союз деревни Каошаньтунь дал сани, он даже умилился:

— Гляди-ка, какие хорошие люди.

Двор понемногу пустел. Чжан Цзин-жуй подозвал У Цзя-фу, и они договорились, что днем Хань Лао-у будет охранять молодежь, а ночью — народная милиция.

Го Цюань-хай и Бай Юй-шань отправились в крестьянский союз, где Сяо Сян с активистами подсчитывал земельные участки и скот, конфискованный в последнее время. Он радостно встретил вернувшихся и сразу же отослал их спать. Бай Юй-шань попрощался и ушел, а Го Цюань-хай подсел к начальнику бригады и, улучив момент, вполголоса спросил:

— Секретарь уездного комитета передал мне, что ты будто бы велел поскорее возвращаться, так как меня ждет какое-то приятное известие…

Сяо Сян улыбнулся:

— Верно. Очень даже приятное. Но ты прежде отдохни. Поговорить всегда успеем…

— Нет, ты уж сейчас скажи, а то я все равно не засну.

Сяо Сян похлопал председателя по плечу:

— А если я скажу, ты и вовсе спать не будешь. Ложись, ложись скорее. На тебя смотреть страшно, такой у тебя утомленный вид. — И не уделяя больше внимания Го Цюань-хаю, начальник обернулся к старику Чу: — Давай обсудим. Значит, ты считаешь, что прежде всего надо позаботиться о том, чтобы заштопать дыры. Это правильно, старина, очень правильно. Давай подумаем: за какие же дыры следует приняться в первую очередь?

— А вот тебе, хотя бы к примеру, пастушок У Цзя-фу. У него нет даже одеяла. Чем не «дыра»?

— «Дыра», и даже большая, — согласился Сяо Сян.

Го Цюань-хай отошел и прилег на кан. Он не спал уже две ночи подряд. Лицо его пожелтело, и весь он осунулся. Некоторое время Го Цюань-хай прислушивался к разговору за столом, но две бессонные ночи дали себя знать: он быстро уснул.

Лю Гуй-лань, не сводившая с него заботливых глаз, воспользовалась тем, что внимание окружающих было отвлечено, и украдкой накинула на спящего одеяло.

Дасаоцза встретила Бай Юй-шаня с нескрываемой радостью, тотчас принесла ему умыться и, присев около стола, начала рассказывать всякие новости. Она не стала расспрашивать его о делах, по которым он ездил, ей не терпелось поскорей сообщить, что Лю Гуй-лань влюблена в Го Цюань-хая и уже отправила заявление начальнику района о разводе.

— Ну и что начальник района, развел? — спросил Бай Юй-шань, с удовольствием оплескивая водой крепкую грудь и мускулистые руки.

— Еще бы не развел! Ведь мальчишке-то всего десять лет. А Го Цюань-хай для нее муж самый подходящий, лучше и не надо. Чем не пара! Оба работящие и характерами схожи. Лю Гуй-лань только того и ждет, что́ скажет Го Цюань-хай. Как по-твоему, любит ли он ее?

Бай Юй-шань не ответил. Он достал из полевой сумки зубную щетку и, засунув ее в рот, спросил:

— А кто у них сватом?

— Начальник Сяо назначил старика Суня, а тот говорит, одного свата мало, надо двоих…

— Кто же будет вторым?

— Старик Чу. Давай лучше подумаем, что мы им подарим к свадьбе.

— Что ты предлагаешь?

— По-моему, надо что-нибудь купить. Деньги дарить не следует, полученные вещи — тоже. Они из конфискованных и для подарка не годятся…

— Ладно, — сказал Бай Юй-шань, — можно будет сделать им хороший подарок. Я съезжу в город и куплю новогодние плакаты: дележ помещичьего имущества и контрнаступление Объединенной демократической армии.

Дасаоцза весело расхохоталась:

— Ну можно ли так смешить людей! Да ведь это же свадьба, а ты… контрнаступление армии!

— Чего ты покатываешься, отсталая твоя башка! — обиделся Бай Юй-шань. — Не будь этого контрнаступления, не бывать и свадьбе. У нас сейчас лозунг: «Все для фронта». Не борись мы за этот лозунг, вновь бы здесь второе Маньчжоу-го образовалось. Могли бы тогда бедняки жениться?

Дасаоцза смутилась и перестала смеяться:

— Это правда. Пусть будет по-твоему. Однако нужно же все-таки купить какую-нибудь вещь.

— Придет время — посмотрим. Готов у тебя обед?

— Сейчас сварю пельмени, а ты пока полежи немного.

Она вышла в кухню. Бай Юй-шань прилег и тотчас же уснул. Услышав храп, Дасаоцза вернулась в комнату и осторожно прикрыла мужа одеялом.

Тем временем в комнату крестьянского союза набилось много народу. Старики Чу и Сунь так раскричались, что разбудили крепко спавшего Го Цюань-хая. Он встал, протер глаза и подошел к людям, толпившимся вокруг стола. Лю Гуй-лань, ни на минуту не покидавшая Го Цюань-хая, легонько дернула его за полу куртки и, указав на западный флигель, вполголоса проговорила:

— Иди туда. Там совсем тихо.

Го Цюань-хай отрицательно покачал головой.

— Нет, больше спать не хочется… — И он протиснулся к столу.

— Надо делать так, — рассуждал старик Чу, — как сказал наш начальник Сяо. Сперва дадим тем, у кого совсем ничего нет, заштопаем дыры…

— А середнякам, которые нуждаются, тоже дадите? — спросила жена Лю Дэ-шаня.

— Бедняков с середняками нельзя равнять: бедняки вовсе ничего не имеют, — ответил старик Чу, — однако если окажутся такие середняки, у которых сейчас в чем-нибудь нужда, тоже дадим. Зерна нет — дадим зерно, нет одежи — дадим одежу. Конфискованного имущества у нас сейчас больше, чем в прошлый раз, значит и скупиться нечего. Заштопаем сперва самые большие дыры, а потом уже всех оделять будем. Кто против такого предложения?

Никто не ответил, а старик Сунь спросил:

— Ты говоришь: у кого чего не хватает, то тому и дашь? У меня вот много чего не хватает. Вожжей, к примеру, нет, уздечки — тоже, телеги и совсем не предвидится, словом, того, что нужно, как раз и нет. Можешь ты отпустить мне все это в первую очередь?

Старик Чу подумал:

— Сбрую дадим, а насчет телеги не взыщи. У нас всего-навсего десять телег. Мы еще так порешили, — продолжал старик Чу, — семьям погибших — нуждаются они или не нуждаются — повысить норму. Передвинем их в списке на одну ступень. Вдова Чжао, к примеру, числилась у нас по первому разряду, а теперь будет на особом месте. А семьи, которые совсем ничего не имеют, передвинем в первый разряд.

— А вот Осла Ли на какую ступень собираешься передвинуть? — спросил возчик. — Ведь у него тоже ничего нет.

— Как быть с ним, прямо не ведаю, — озабоченно развел руками Чу. — Пусть сам скажет. Осел Ли, ты здесь?

— Здесь, здесь, — ответил голос из дальнего угла, — да мне равняться с другими не приходится. Пусть уж люди присудят. К моему положению любая ступень подходит.

— Осел Ли повинился во всех своих грехах. Зачислим его во второй разряд, — предложил возчик.

— Верно, верно! — поддержал старик Тянь. — Во второй разряд записать можно.

— К какому же старуху Ван причислить?.. — задумался Чу.

— У старухи Ван большая заслуга. Поэтому можно ее и к первому, — предложил Тянь.

— Да как ты ее туда причислишь? Она никогда в крестьянский союз не заходит. Совсем пассивная, — возразил Чу.

— Нет, что ни говори, а на этот раз у нее большая заслуга, — настаивал Тянь. — Не расскажи старуха Ван о Хань Лао-у, так бы и гулял этот разведчик на свободе.