— А кто распространял эти слухи?

— Говорят, будто младшая жена Хань Лао-лю, но точно не знаю.

— И что же, многие поверили в эти цветы?

— Старик Сунь и тот поверил.

— О старике я знаю. А молодежь верит?

— Кое-кто, может, и верит…

— Так вот что: это дело надо срочно выяснить. С тех пор как Ли Всегда Богатый ушел в армию носильщиком, комитет безопасности прекратил свое существование. Этого больше допускать нельзя. Мы обязаны не только вести борьбу с помещиками, но и обезопасить себя от тайных гоминдановских агентов. Помещики у всех на виду, а агенты действуют скрытно, и бороться с ними куда трудней. В борьбе с гоминдановскими агентами надо тоже опираться на массы. Если повсеместно поднять бдительность крестьян, тайные агенты не найдут лазеек. Кем, по-твоему, можно заменить кузнеца Ли?

Го Цюань-хай подумал:

— По-моему, Чжан Цзин-жуй для такого дела подойдет.

— Приведи его завтра, побеседуем.

Уже запели петухи. Масло в лампе выгорело. Огонь погас. Лед на стеклах делался все более прозрачным. Под крышей завозились воробьи.

Сяо Сян закрыл глаза, но, вспомнив о чем-то важном, снова открыл их:

— Ты спишь?

— Нет.

— Утром отбери винтовки у милиционеров. И расставь на посты надежных ребят. А что, если начальником сделаем старика Чу?

— Попробуем, посмотрим, что выйдет.

Оба умолкли и вскоре заснули.

Уже давно рассвело. Вань Цзя успел сходить и принести заштопанную одежду Го Цюань-хая, а они все еще спали.

Ветер стих. Небо было ясным. Оконные стекла сверкали под солнечными лучами.

Вань Цзя сидел у окна в соседней комнате и старательно начищал маузер куском красного сукна. Склонив голову, он мурлыкал песенку.

В двери показалось чье-то лицо.

— Кто такой? — поднял голову связной.

Незнакомец вошел. Это был человек невысокого роста и еще совсем молодой.

— Хотелось бы повидать начальника Сяо. Меня зовут Ли Гуй-юн.

Связной внимательно оглядел рваные штаны и куртку посетителя, вязаный шлем на голове и ухмыльнулся:

— Писарь бывшего крестьянского союза, что ли?

— Совершенно точно. Мне бы…

— Комиссар Сяо еще спит, — оборвал его Вань Цзя.

— Так… так… тогда я позже зайду.

Ли Гуй-юн осторожно вышел. Вань Цзя не двинулся с места и, продолжая чистить маузер, затянул прерванную песню.

Пришел возчик Сунь.

— Полезай на кан греться, — пригласил связной.

Старик залез.

— Зачем это Ли Гуй-юн приходил? — спросил возчик.

— На тебя жаловаться.

Сунь прищурился:

— На меня жаловаться? Я таких жалобщиков не боюсь. Я и к Чжан Фу-ину никогда не подлизывался. Этот Ли Гуй-юн свел Чжан Фу-ина с Рябой Крошкой, будто нитку в иголку вдел. Он, наверное, считает, что я не знаю. А я, старый Сунь, везде побывал, все повидал, и нет, брат, таких дел, в которых бы я не разбирался. Когда они тут хозяйничали, Добряк Ду и Тан Загребала дорогу в крестьянский союз хорошо знали. Для них чем смирнее человек, тем, значит, никудышнее. Чжан Фу-ин здорово на жандарма смахивал. Все перед ним дрожали, один я… не испугался.

— А тебе от него так ни разу и не досталось?

— Мне? Смешно даже! Посмел бы он меня тронуть!

— А вот люди сказывали, будто он тебя ногою пнул.

Лицо возчика перекосилось:

— Меня? И на кой чорт ты слушаешь всякое вранье! Хотел бы я поглядеть, кто бы из них посмел меня тронуть. Да я бы!.. Я тебе так скажу, если бы он меня стукнул, или, скажем… пнул, или еще чего… Я человек правдивый и все бы рассказал. Правда для старого Суня — не позор, а только слава.

Вань Цзя так громко расхохотался, что разбудил начальника бригады.

— Кто там? Что вам так весело? — спросил Сяо Сян.

— Да вот старина Сунь пришел, разные истории рассказывает.

— Проходи сюда, старина! — весело крикнул Сяо Сян.

Возчик вошел и присел к столу. Го Цюань-хай быстро оделся и, даже не позавтракав, отправился разоружать милиционеров.

— Как жизнь теперь, лучше? — спросил Сяо Сян, одеваясь.

Старик, расстроенный тем, что Вань Цзя так обидно расхохотался над его рассказом, сухо ответил:

— Густого нет, жиденького хватает.

— Ты все у чужих людей работаешь возчиком?

— А как не работать? Человеку можно отдыхать, рту отдыхать не положено.

— Старина Сунь, а земля тебе в прошлом году хорошая досталась?

— Хорошая, что ни посади — все вырастет…

Вань Цзя принес таз с водой и, взглянув на возчика, опять покатился со смеху. Но старику Суню было совсем не весело.

— Видишь ли, — начал он издалека, — тут Ли Гуй-юн приходил, говорят, будто жаловаться на меня собирался? Только ты, начальник, не верь. Я первый хочу на него жаловаться. Таких они тут дел натворили, прямо страх! Государство, сволочи, обманывали. В прошлом году приехал сюда один товарищ из района. Это, значит, чтобы проверить, как в нашей деревне идут дела, и с крестьянами побеседовать. Встретил его Чжан Фу-ин и говорит. «Вот беда! Все крестьяне в поле, а в деревне одни старики да старухи». «Ладно, и со стариками побеседовать можно», — ответил ему этот товарищ. А Чжан Фу-ин взял и подсунул ему старика да старуху. Старики эти, худого слова о них, конечно, не скажешь, да только старуха-то почти глухая, а старик подслеповат. Товарищ из района эту самую старуху и спрашивает: «Скажи, бабушка, остался у вас в деревне «недоваренный обед?» А она ему: «У нас все больше чумизу едят, а кукурузной-то каши нету». Районный товарищ опять спрашивает: «Есть ли у вас в деревне «рваные туфли»?» Это, ты сам знаешь, начальник, так у нас потаскушек называют. На этот раз старуха ясно расслышала, да только не уразумела. «Как, — отвечает, — не быть. Из поколения в поколение в старых туфлях шаркаем. Целых-то и в помине нету». Товарищ, конечно, махнул на нее рукой и к старику подступился. Да старик и сам уже вызвался. «Она, — говорит, — глухая. Ты лучше меня спроси, товарищ. Я тебе все расскажу». Тут Чжан Фу-ин, видя, что такое дело получается и старик действительно может многое рассказать, подхватил гостя — и в соседнюю комнату, а там на кане столик стоит, а на столике водка да закуска разная. Загляделся гость на такую снедь и про старика забыл. Тут такой пир у них пошел, что от усердного питья на винных чашечках вмятины остались.

— Вот видишь, как они тут людей дурачили? А еще на меня с жалобой пришли!

В это время вошел старик Тянь и пригласил начальника и Суня к себе завтракать. На завтрак была лапша. Возчик тотчас нравоучительно заметил:

— Вот это правильно, старина Тянь. Ты обычай знаешь. Угощение твое как раз соответствует пословице: «Провожая друга — угощают пельменями, встречая друга — угощают лапшой».

На общем собрании было решено проверить кооперативную лавку, арестовать Чжан Фу-ина и его сообщников.

На полках в изобилии оказались духи, мыло и губная помада. Старик Сунь взял тюбик, понюхал и выругался:

— Вот это торговля! На что крестьянам такая штука?

— Снеси своей старухе, пусть губы подмажет, — посоветовал старик Чу.

— Ни шлеи тебе, ни вожжей, что же это за кооперация такая! — негодовал возчик.

В лавке и в прилегающем к ней дворе сразу поднялся шум.

— Надо как следует посчитаться с ними за такую торговлю!

Го Цюань-хай сидел на прилавке и, покуривая трубочку, внимательно прислушивался к разговорам.

— Разделаться с ними! Разделаться! — кричали все в один голос.

— Пусть возместят убытки!

— Правильно! Чего на них смотреть!

Воспользовавшись кутерьмой, кто-то сунул за пазуху пачку свечей. Старик Чу поймал вора за руку:

— Положи назад! Растаскивать общественное добро нельзя! Товарищи! Спрячем всю эту ерунду под прилавок! — обратился он к крестьянам.

— Правильно! Опечатаем ящики — и дело с концом!

Старик Сунь, открыв бак с водкой, тотчас разыскал ковш, зачерпнул и хитро прищурил глаз:

— Надо попробовать: много ли воды подливали, сволочи.