Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Начиная по крайней мере с VII века в Восточном Средиземноморье Геракл все больше ассоциировался с тирским божеством Мелькартом. Когда Геродот посетил храм Мелькарта в Тире, он понял, что храм Геракла на греческом острове Фасос первоначально был святилищем тирского божества. Дабы убедиться в этом, Геродот побывал на Фасосе, где его догадка подтвердилась{330}. Интересно, что, по Геродоту, фасийцы поклонялись Гераклу в двух ипостасях, связанных с различными видами поклонений. Они приносили ему жертвы как бессмертному олимпийцу и воздавали почести как герою{331}.[150][151] На другом греческом острове Эрифры аборигены рассказали Геродоту о том, что Геракл явился к ним после того, как плот, на котором он приплыл из Тира, сел на мель в проливе — очевидное следствие смутной коллективной памяти о ритуале egersis{332}.[152] Финикийскому миру был присущ и синергизм культов Геракла и Мелькарта. Особенно это проявлялось на Кипре, где, как и на Сицилии, значительную часть населения составляли греки. К VI веку мастера Китиона, финикийского города на Кипре, освоили изготовление статуэток, изображающих мужскую фигуру в львиной шкуре с палицей в руке — явное подражание греческой иконографии Геракла, но исполненное в ближневосточной или египетской манере воссоздания образа божества: в поднятой правой руке оружие, а в левой — жертва{333}.[153]

Какие же сходства в Геракле и Мелькарте видели греки, восточные финикийцы и пунийцы? Политеистические культуры, естественно, стремились к установлению синкретических отношений между собственными и чужеземными божествами{334}. К примеру, двуязычное посвятительное послание, найденное на Мальте и относящееся к III — II векам, два брата-финикийца адресовали «Мелькарту, владыке Тира» (на финикийском языке) и «архегету Гераклу» (на греческом языке){335}. Греческое понятие «архегет» обычно употреблялось в значении «основоположник» или «прародитель». Эти роли с успехом исполняли оба божества: и Геракл, и Мелькарт{336}. Геракл ассоциировался с колонизацией греками, Мелькарт — тирянами. Мелькарт, покровитель и метрополии, и новых поселений, помогал сохранять связи между ними. Его храмы, воздвигавшиеся в новых колониях, предоставляли нейтральную и священную территорию для налаживания контактов между финикийскими поселенцами и аборигенами. Хотя Мелькарт и не был главным божеством в Карфагене, он продолжал оставаться важным средством влияния в новом пуническом сообществе Западного Средиземноморья.

Пуническая колонизация и экономическое освоение Сардинии оказывали воздействие и на религиозный ландшафт острова. Имеются свидетельства преднамеренного желания Карфагена утвердиться на острове посредством создания новых религиозных центров. Это можно проиллюстрировать на примере храма Цида в Антасе, где археологи также нашли посвящения Мелькарту{337}. Взаимосвязь между Мелькартом и Цидом на Сардинии подтверждается в повествовании греческого писателя II века нашей эры Павсания, отмечавшего: «Первыми мореплавателями, пришедшими на остров, как говорят, были ливийцы. Их вождем был Сард, сын Макерида, а Макеридом называли Геракла египтяне и ливийцы»{338}. Под именем «Сарда Патера» в римскую эпоху знали Цида Баби, а Макерида почти наверняка можно идентифицировать как Мелькарта, ливийского Геракла{339}. Эпиграфическое свидетельство указывает на существование двух богов в Карфагене, тесно связанных друг с другом{340}. В отличие от Цида, ассоциировавшегося прежде всего с Сардинией, Мелькарт нес ответственность за пуническую колонизацию в целом, потому они и представлены в неравном соотношении как на Сардинии, так и в пунической иконографии: мы видим Цида в качестве сына Мелькарта{341}.

Поклонение Мелькарту на Сардинии сознательно увязывалось с Тиром в пунический период. Эпитет «Z. HSR», в буквальном переводе «на скале», обычно применялся в отношении божества — прямая ассоциация со святилищем{342}.[154] Акцентируя внимание на Мелькарте во время заселения и экономического осваивания Сардинии, карфагеняне утверждали патерналистские отношения с местным населением и общность тирского наследия{343}. В письменах, относящихся к III веку до н.э., упоминаются усовершенствования, проведенные в святилище Мелькарта в Тарросе, перечисляются имена сановников из Qrthdst (Карфагена), и божество недвусмысленно ассоциируется с североафриканской метрополией[155].

У Геракла и Мелькарта поразительно много общего. Для обоих не существовало границ между человеческой и божественной реалиями. Геракл, сын Зевса и земной матери, должен был завоевывать право стать богом героическими деяниями. Мелькарт, уже будучи богом, одновременно являлся мифическим царем Тира и прародителем всей царской династии{344}. Можно отметить также возрождающую роль огня: для Мелькарта в процессе обряда egersis, для Геракла во время обожествления, когда его тело сгорает в огне, а душа возносится на небеса и занимает свое место в сонме богов. Каждый год после ритуального сжигания его изображения Мелькарт символически возрождался, совершая такой же переход из земного бытия в мир богов{345}. Синкретизм двух божеств наглядно отражен в храме Геракла в греческом городе Акрагант на Сицилии (святилище построено около 500 года): в нем имелись парные лестницы. В недавнем исследовании выдвинуто предположение, что эта необычайная архитектурная деталь вряд ли служила каким-либо практическим целям в V веке и ассоциировалась с ритуалами небесного вознесения божеств, распространенными в финикийско-пуническом регионе, вроде эгерсиса. Храм в Акраганте был лишь одним из святилищ, имевших аналогичные лестницы, на Сицилии и в Южной Италии{346}.

Это может показаться странным, но легенда о Геракле и Эриксе связана не с греческой, а с финикийской оккупацией региона. Миссия Дориея в таком случае отражала борьбу за греческого Геракла против «негреческого Геракла», оккупировавшего Эрике{347}. Гора, возвышавшаяся над уровнем моря на 750 метров, была для коренного населения элимцев священной задолго до того, как на ней появился храм богини Астарты во второй половине VI века{348}, а Мелькарта стали признавать ее консортом{349}.[156]

вернуться

150

Хотя и не имеется археологических свидетельств пребывания финикийцев в храме Геракла на Фасосе, греческие авторы подтверждают финикийский прецедент культа героя-полубога на острове. Согласно более позднему греческому писателю Павсанию, фасийцы говорили ему о том, что и они сами, и Геракл произошли из Финикии: «Фасийцы, финикийцы по происхождению, приплывшие из Тира и вообще из Финикии… возвели в Олимпии Гераклу пьедестал и изваяние из бронзы. Высота изображения десять локтей, в правой руке он держит палицу, а в левой — лук. Они сказали мне, что поклонялись тому же Гераклу как тиряне, но впоследствии, соединившись с греками, стали поклоняться Гераклу как сыну Амфитриона» (5.25.12). Однако не только Геракл мог претендовать на ближневосточные корни. Согласно тому же Павсанию (1.14.6–7), поклонению Афродите положили начало ассирийцы, пафияне Кипра и финикийцы. Павсаний прекрасно понимал тесные связи между греческими и финикийскими верованиями (7.23.7–8).

вернуться

151

Геродот отмечает лишь, что эллины возводят Гераклу в одном городе два храма: «В одном храме ему приносят жертвы как бессмертному олимпийцу, в другом — заупокойные жертвы как герою».

вернуться

152

Безусловно, существовала двойственность образа Геракла — Мелькарта. Греческий писатель III века нашей эры Филострат («Аполлоний», 2.33.2), повествуя о Геракле, потерявшем золотой меч в Индии, делает вывод, будто бы данное обстоятельство «указывает на то, что египетский, а не фиванский Геракл дошел до Гадейры (Гадес, современный Кадис) и стал исследователем земли».

вернуться

153

Карагеоргис предполагает, что в этот период на Кипре Геракла отождествляли с финикийскими богами-воителями Решефом и Эшмуном (а он в греческом мире ассоциировался с Асклепием, богом врачевания) и египетским Бесом. Симбиоз Геракла и Мелькарта, видимо, и заставил некоторых поздних греческих писателей опровергать утверждения Геродота о тирском происхождении культа Геракла и объяснять их предубеждениями, порожденными вследствие слишком длительного общения с варварами, к которым они относили всех людей, не считавшихся греками. Наглядный пример такой отповеди Геродоту дает нам Плутарх: Plutarch De Herodoti malignitate, 13–14. Он обвиняет Геродота в «philobarbarism», в любви к варварам и ненависти к грекам.

вернуться

154

Гуццо связывает эпитет не с Тиром, а со скалистым выступом, на котором располагался храм. Однако это вовсе не исключает и возможного намека в нем на тирскую наследственность божества.

вернуться

155

Lipiriski 1989, 67–70. Bernardini 2005, 125–126 — о том, что этим Карфагеном был Таррос или другой пунический город на Сардинии — Неаполис (Неаполь). Однако более убедителен вариант североафриканской метрополии.

вернуться

156

В римском культе Венеры Эрицины долгое время сохранялись пунические атрибуты, в частности, священная проституция и совершение жертвоприношений на алтарях на открытом воздухе в огороженных святилищах (Aelian On Animals 10.50; Galinsky 1969, 70–73). У святилища в Эриксе имелся двойник — такое же горное уединенное место, посвященное Астарте, в Сикке, карфагенском городе в Нумидии, где совершались аналогичные обряды и поощрялась священная проституция (Valerius Maximus 2.6.15; Solinus 27.8). Каждый год богиня отправлялась с голубями в Сикку и возвращалась, проведя там девять дней, в Эрике (Aelian On animals 4.2; Schilling 1954, 234–239). Похожее совмещение Геракла с Мелькартом можно обнаружить в произведении греческого географа VI века Гекатея Милетского. Он писал, что Геракл, вернувшись со стадом Гериона, убил Солунта, царя одноименного пунического города на Сицилии, а помогла ему получить обратно украденных коров дева Мотия (Hecataeus of Miletus Frs. 71–72, FGH, I: 18–19; Malkin 1994, 210–211). В V-IV веках Солунт, основанный, согласно греческому историку Фукидиду (6.2–6), финикийцами, чеканил монеты с изображением Геракла (Bonnet 1988, 272–273).

28
{"b":"240644","o":1}