Запись от 24 декабря заслуживает особого внимания, поскольку в этот день, согласно традиционной версии, Ленин начал диктовать «характеристики». По содержанию архивный вариант ничем не отличается от опубликованного. В архивном варианте она начинается словами: «На следующий день (24/ХII) в промежутке от 6 до 8-ми Владимир Ильич опять вызывал. Предупредил о том, что продиктованное вчера (23/ХII) и сегодня (24/ХII) является абсолютно секретным»[194]. Получается, что в «дневниковой» записи 24 декабря фигурирует как бы в разном времени: то как «сегодня», то как «следующий день», что в контексте означает прошедший день. В любом случае перед нами не дневниковая запись дежурного секретаря, сделанная в режиме реального времени. Следовательно, она лишена специфической ценности «Дневника» как исторического источника. Получается, что диктовка Лениным «Письма к съезду» 24 декабря остается без надежного свидетельства со стороны его секретарей - единственного источника, повествующего о работе Ленина над этим текстом.
На поверку выходит, что в «дневниковых» записях секретарей за 23 и 24 декабря нет никакого делопроизводственного смысла, зато есть политический, вернее, историко-политический смысл - доведение до сведения общественности, что Ленин диктовал в эти дни нечто сверх-сверх секретное, что может быть раскрыто только секретарями, которые в этом случае будут иметь возможность рассказать все, что им угодно. Оспаривать их «свидетельства» невозможно или крайне трудно.
За 24 декабря (точнее, ноября) без каких-либо пропусков, буквально «вплотную» следует запись Володичевой, датированная 29 декабря[195]. На дни молчания «Дневника», согласно историографической традиции, приходится очень высокая активность работы В.И. Ленина: 25-го завершена диктовка «характеристик», 26-го - продиктован текст «об увеличении числа членов ЦК», 27 и 28-го - диктовка трех текстов о Госплане[196]. 29 декабря секретарь фиксирует лишь чтение и рабочие разговоры[197], хотя имеются тексты ленинских диктовок, датированные этим днем[198]. В течение всех этих дней ленинский секретариат продолжает функционировать, обрабатывается информационный поток, идущий к Ленину, но почему-то эта работа не фиксируется в «Дневнике». Таким образом, секретари ставят исследователя перед вопросом: можно ли им верить и в чем именно им следует верить? После записи от 29 декабря 1922 г. вплотную следует запись от 5 января 1923 г., полностью соответствующая опубликованному варианту. Пропущенные дни, согласно традиционной схеме, также загружены напряженной работой - диктовкой записок «К вопросу о национальностях или об "автономизации"», «статьи» «Странички из дневника», а также добавлений к «характеристикам».
Получается, что «Дневник» «прикрывает» начало диктовки «Письма к съезду» (24 декабря) записью, сфабрикованной под дневниковую, а завершение работы над ним (25 декабря) и работу над «добавления» к нему (4 января) вообще не фиксирует. Без «прикрытия» свидетельств остаются и записки по национальному вопросу (30-31 декабря). Это делает невозможным обоснование ленинского авторства указанных документов с помощью «Дневника дежурных секретарей».
За записью от 5 января следует чистый лист с карандашными пометами, о которых говорилось выше и которые можно понять, как следы планирования работ по фабрикации «дневниковых» записей. На следующем листе имеется запись за 17 января, выполненная Володичевой. В архивном варианте «Дневника» видно то, что скрыто в опубликованном: к тексту Володичевой, фиксирующей плохую память у Ленина, на полях имеется вставка слова «шутливо» - это свидетельствует о том, что кто-то редактировал текст. Записи за 18-23 января ничем не примечательны, публикация точно воспроизводит подлинник, зато следующая неделя заслуживает особого внимания.
Дни с 24 по 30 января в «Дневнике» представлены записями Л.А. Фотиевой, опять же произведенными «задним числом», как бы с позиции 30 января[199]. Очевидно, они внесены в соответствии с установкой, данной неизвестным руководителем работ по созданию «литературного памятника» в виде «Дневника дежурных секретарей». Интересна их последовательность: 24 января, 25-го, 27-го («суббота»), 29-го, затем 30-го («сегодня») и опять 24-го, за ним - 26-го и снова 30 января («сегодня»). Эти записи, явно не имеющие делопроизводственного характера, напоминают, скорее, черновик воспоминаний. На это указывает, например, то, что Фотиева, которая, как считается, сделала их, упоминается в третьем лице[200]. Почерк похож на почерк Фотиевой, но начертанием отдельных букв отличается от ее записей, сделанных в середине декабря 1922 г. Добавим, что и эти тексты кем-то редактировались. В записи от 29 января часть приписываемых Ленину слов («Например, его статья об РКИ указывает, что ему известны некоторые обстоятельства») вставлены в основной текст позднее почерком, несколько отличным от почерка основной записи[201]. В записи за 1 февраля имеется еще одна редакционная правка - вставка на полях. И какая! Текст: «В.И. сказал: если бы я был на свободе (сначала оговорился, а потом повторил, смеясь: если бы был на свободе), то я легко бы все это сделал сам»[202]. Следовательно, под сомнением оказывается история о «тюремном режиме», якобы установленным Сталиным для Ленина, имеющая важнейшее значение для традиционной историографии.
Через несколько дней, в записях за 7-12 февраля, сбой в хронологии опять повторяется. По сравнению с январским февральский «сбой» календаря гораздо нагляднее свидетельствует о том, что «Дневник дежурных секретарей» на самом деле является более поздней подделкой. Возможно, именно поэтому публикаторам пришлось взять на себя роль редакторов и исправить оставленный его авторами «брак», скрыв не только путаницу календарных дат, но и сам факт позднейшего историко-политического творчества. В архивном варианте «дневниковые» записи следуют таким порядком: 10 февраля, утро 7 февраля, утро 9-го, за ним второй раз появляется 10 февраля. Вслед за ним снова возвращается 7 февраля (вечер), потом следует «второе пришествие» 9 февраля (утро, вечер). За 9-м февраля следует 12-е, и второй сбой в календаре благополучно преодолевается[203]. Объем записей за эти дни значителен, в публикации они занимают более двух страниц (из 13-ти)[204]. Сумятицу календарных дат дополняют противоречивые свидетельства самих секретарей[205].
После 12- го следует запись за 14 февраля, а за ней лист до конца оставлен незаполненным. На следующем листе находятся две последние записи «Дневника» -за 5 и 6 марта 1923 г., рассказывающие об истории создания и отправления адресатам писем Троцкому, Мдивани и др., а также письма-ультиматума Сталину[206]. В записи за 6 марта большая часть текста, начиная со слов «Надежда Константиновна просила» и до конца, была исполнена Володичевой шифром. Ее расшифровку она произвела 14 июня 1956 г.[207] - как раз тогда, когда в этом возникла политическая потребность. Интересно, что авторы примечаний в Полном собрании сочинений В.И. Ленина изменили дату расшифровки Володичевой с 14 июня на 14 июля, т.е. отнеся ее ко времени после принятия постановления ЦК КПСС «О преодолении культа личности и его последствий»[208].
Подведем итог. Ясно, что «Дневник дежурных секретарей» в записях после 18 декабря 1922 г. уже не является делопроизводственным документом, который отражает происходящие события в режиме реального времени, и потому несвободен от влияний последующей политической конъюнктуры. Текст, вписанный с нарушением хронологии или имеющий мемуарный характер (запись, внесенная позднее указанной даты), составляет примерно 4,7 страниц из 12,7 страниц записей, т.е. 33%. Все это позволяет утверждать, что его создатели преследовали определенные политические цели, следовательно, «Дневник» является документом политической борьбы, созданным для получения возможности использовать авторитет Ленина в собственных интересах. Никакой серьезной информации о работе Ленина над текстами «Завещания» он не дает.
Могут сказать: пусть не настоящий дневник, пусть информация о работе Ленина восстановлена по памяти, воспоминания тоже источник. Это, конечно, так. Но даже если этот документ воспринимать как мемуарный источник, то, прежде чем использовать его, придется установить время и причины появления этих «мемуаров», причину придания им формы «дневниковых записей». Но и в этом случае придется признать, что эти «мемуары» не содержат в себе определенных указаний на диктовку Лениным ряда важнейших текстов «Завещания» - «Письма к съезду», записок «К вопросу о национальностях или об "автономизации"» и др. Они лишь поддерживают тезис о ленинском авторстве писем от 5 и 6 марта 1923 г.
