Оценивая Бухарина и Пятакова, Автор «Письма к съезду» начинает «за здравие», но сопровождает свои похвалы такими уточнениями, которые сразу же низводят этих деятелей с пьедестала и политически убивают. Бухарин и Пятаков оцениваются как «самые выдающиеся силы (из самых молодых сил)», «выдающиеся и преданные работники»[1132]. Самые выдающиеся из самых молодых. Уже здесь есть определенная двусмысленность: их нельзя пока что воспринимать всерьез.
Назвав Бухарина не только «ценнейшим и крупнейшим теоретиком партии», но и «любимцем партии»*, Автор перечеркивает это признание заявлением, что его теоретические взгляды «очень с большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским, ибо в нем есть нечто схоластическое (он никогда не учился и, думаю, никогда не понимал вполне диалектики)»[1133]. Никто не получил такой уничижительной оценки, как Бухарин. Можно ли быть ценнейшим и крупнейшим марксистским теоретиком, не будучи марксистом? Если перед нами ленинское обращение к съезду партии, то смысл его надо объяснить. Ведь единственное, что остается ценного у Бухарина, - это преходящая молодость. «Любимцем партии», оказывается, он считается по недоразумению. Это похоже на откровенную издевку над Бухариным. Как объяснить ее в письме, обращенном к съезду партии? Более того, Автор адресует этот сомнительный комплимент и самой партии, которая немарксиста и недиалектика принимает в качестве любимца и теоретика.
Эту несообразность характеристики Бухарина отмечал Д.А. Волкогонов, писавший, что «Ленин… дал очень странную характеристику Бухарина». Работая, однако, в рамках традиционной историографической версии ленинского «Завещания», он объяснял ее тем, что любимцем партии Бухарин-де был только в глазах Ленина, давшим ему не только противоречивую, но и ошибочную оценку[1134]. Этим предполагается, что все остальные члены партии не были столь наивны, как Ленин. Свой тезис Волкогонов не стал обосновывать. И понятно: доказать его правильность невозможно. Характеристика Бухарина, отдающая откровенной насмешкой, становится понятной в том случае, если «характеристики» предназначались не съезду партии, а узкому кругу своих единомышленников.
Известно, что у Ленина были очень непростые политические отношения с Бухариным. В последние годы Ленин не раз возмущался его политическим поведением (дискуссия о профсоюзах, X съезд партии), высказывал несогласие в ряде важных теоретических и политических вопросов (о госкапитализме, о пролетарской культуре), а также недовольство его работой[1135]. Что же касается интеллектуальных способностей Бухарина, то Ленин, много раз критиковавший его и использовавший при этом предельно острые выражения («верх распада идейного»; «у… Бухарина вышла мешанина из политических ошибок»[1136] и т.д.), не отказывал ему ни в уме, ни в образованности, как это делает Автор «Письма к съезду». Так, в статье «О "левом" ребячестве и мелкобуржуазности» (май 1918 г.) он писал: «Бухарин - превосходно образованный марксист-экономист»[1137]. И тут же спорит с ним, указывает на ошибки. В статье «Еще раз о профсоюзах» Ленин писал, что «основная теоретическая ошибка тов. Бухарина» заключается в «подмене диалектики марксизма эклектизмом (особенно распространенным у авторов разных "модных" и реакционных философских систем)»[1138]. Оценка, почти полностью совпадающая с той, что имеется в «Письме к съезду». Ее, конечно, мог продиктовать Ленин, но ее мог заимствовать из этой ленинской брошюры кто угодно. Но вот что интересно: отмечая этот порок Бухарина-теоретика, Ленин рассматривает его вместе с ошибками Троцкого: «А у Троцкого и Бухарина вышла мешанина из политических ошибок…»[1139]. Почему же теперь Ленин «помиловал» Троцкого, избавив его от подобных замечаний? И опять мы видим у Автора «Письма к съезду» проявление пристрастного к Троцкому отношения. Не желает он замечать его недостатки, на которые не раз указывал Ленин.
Отметим уже знакомое стремление к неопределенности и туманности, несвойственное Ленину: если схоластическое, то «нечто»; если принадлежность к марксизму, то «с большим сомнением». В результате остается неясным, считал он его марксистом или нет. Если о диалектике, то не понимал «вполне». Как мы видели, в 1920 г. Ленин ту же мысль выразил совершенно иначе - предельно ясно: «подмена диалектики марксизма эклектизмом». Конечно, эти наблюдения сами по себе не могут служить основанием для утверждения, что автором «характеристик» был не Ленин. Но ведь его авторство - не факт, его еще надо доказать. А указанные противоречия лишь затрудняют такое признание.
Пятаков признавался человеком «выдающейся воли и выдающихся способностей», но только для того, чтобы тут же подчеркнуть такое чрезмерное увлечение его «администраторством и администраторской стороной дела», что на него нельзя «положиться в серьезном политическом вопросе». И это сказано о человеке, которого Ленин двумя днями позднее , в диктовке о Госплане 27 декабря 1922 г., взял под защиту от критики Троцкого как достойного заместителя председателя Госплана Г.М. Кржижановского! Ясно, что Ленин был о Пятакове несколько иного мнения, чем Автор «Письма к съезду». Руководство Госпланом - серьезная административная и политическая работа, недаром ее домогался Троцкий.
«Последний гвоздь» в Бухарина и Пятакова вбивается фразой, на первый взгляд излучающей оптимизм: замечания в их адрес «делаются… в предположении», что они «не найдут случая пополнить свои знания (курсив наш. - B.C.)»[1140]. Может быть, это дефект записи, мы не знаем, но конструкция фразы такова, что фиксирует внимание на том, что Автор не верит, что Бухарин и Пятаков смогут исправить указанные недостатки.
Возникает и остается без ответа вопрос, зачем Ленину нужно было политически убивать Бухарина и Пятакова?
«Проблема Пятакова» влечет за собой и другой вопрос: почему в список этот не попали другие члены Политбюро - Рыков, Томский (за которыми Ленин мог числить и старые, и новые «грехи»), а также кандидат в члены Политбюро и секретарь ЦК партии Молотов, чей политический авторитет и вес были как минимум не ниже, чем у Пятакова, а с точки зрения предотвращения партии от раскола они значили даже больше? Есть основания думать, что отбор персон преследовал не те цели, которые были заявлены автором «Письма к съезду». Конечно, можно сказать, что Ленину виднее, но факт останется фактом: охарактеризованы далеко не все, кто мог оказать реальное влияние на ход борьбы, от которой зависели и устойчивость ЦК, и единство партии.
Можно предположить, что «Письмо к съезду» - документ незавершенный, недоработанный. Конечно, это нельзя исключить, но тогда возникает вопрос, почему Ленин не возвратился к этому главнейшему вопросу и не доработал его?
Э. Радзинский предлагает свою версию ответа на этот вопрос. Он думает, что была вторая часть «Письма к съезду», которая является ключом к пониманию первой - известной нам. Поэтому первая часть его оставляет странное впечатление какой-то недоговоренности. В ней присутствуют противоречия и несообразности, пропуски, предложения, лишенные логики. Радзинский полагает, что в сохранившейся части «Письма к съезду» Сталин выглядит лучше всех и отсюда делает вывод: «Скорее всего, дошедший до нас текст - лишь часть письма… Это был текст для Сталина (курсив наш. - B.C.)… Существовал, видимо, более полный текст», содержавший предложение заменить Сталина на посту генсека тройкой (Троцкий, Зиновьев, Сталин). Этот фрагмент и украл Сталин, что обнаружил Ленин в октябре 1923 г. во время последнего приезда в Москву[1141]. Никаких серьезных доказательств этой версии, однако, не приводится. История с обнаружением Лениным пропажи каких-то документов, пустившая прочные корни в историографии**, не более чем миф.
Считается, что 18 октября 1923 г. по внезапному и настойчивому требованию Ленина его повезли в Москву, он был в Кремле, в своем кабинете[1142]. Опубликованные свидетельства участников этой истории заставляют усомниться в важнейших пунктах общепринятой версии. М.И. Ульянова, медицинские работники (З.И. Зорько-Римши, В.А Рукавишников) и врач В.П. Осипов представляют поездку так, будто Ленин внезапно , во время послеобеденной прогулки сел в автомобиль и своим упорством сломил сопротивление сопровождавших его, заставил везти себя в Москву. Таким образом, поездка была осуществлена без предварительной подготовки. Время отъезда из Горок - примерно 17 часов. В Кремле переночевали, вернулись в Горки на следующий день - 19 октября. Шофер машины, на которой совершалась поездка (В.И. Рябов) описывает эту поездку иначе: отъезд ожидался , хотя Ленина и пытались отговорить. Уехали из Горок не вечером, а утром - вскоре после 11 часов. Но главное в другом: в Кремле Ленин пробыл примерно два часа и в тот же день, т.е. 18 октября, вернулся в Горки[1143]. Что касается поиска в кабинете (якобы 19 октября утром) каких-то документов, то об этом свидетели последнего посещения Лениным Кремля, квартиры и кабинета ничего не говорят[1144].
