Обычный месопотамский храм — зиккурат, сложенный уступами из необожженных кирпичей, первыми начали строить шумеры. Самый известный из них — Этеменанки («Дом основания неба и земли») в Вавилоне, или прославленная «Вавилонская башня». В храмах стояли статуи богов, которые в Месопотамии инкрустировали драгоценными камнями и металлами. Они сами по себе представляли огромную ценность. Как и египтяне, простой народ статуи богов видел редко, обычно когда те покидали стены своих жилищ во время храмовых праздников. Однако месопотамцы придумали дарить храмам свои собственные статуи: они ставились в храм и могли постоянно «молиться» богам.
В Месопотамии насчитывалось множество жрецов разных категорий. Главной ежедневной обязанностью их являлось «кормление» статуй богов. Жрецы также участвовали в сложных ритуалах и храмовых праздниках, занимались астрономией и астрологией, а также гаданиями по внутренностям животных, полету птиц, по облакам и др. В древнем мире об их учености ходила слава: впоследствии всех ученых, обладающих тайными знаниями, даже стали называть халдеями (по названию одного из нижнемесопотамских племен).
Дракон бога Мардука. Фрагмент декора ворот Иштар в Вавилоне. VI в. до н. э. Берлин, Государственный музей
Центральные культовые действия месопотамцев были связаны с празднованием Нового года, который приходился на день весеннего равноденствия. В этот день, считали они, начинался новый цикл жизни, а их великие боги определяют на год вперед судьбы всего живущего в стране. В вавилонское время перед статуей верховного бога Мардука жрецы зачитывали религиозные тексты, повествующие о сотворении мира. Праздник включал процессию выноса статуи бога, а также грандиозный пир для всего народа.
В Новый год, по представлениям месопотамцев, также должна была обновляться магическая сила царя и его связь с богами. Царь обязан был подтвердить свое право занимать царский трон. Для этого ему приходилось претерпеть различные испытания, которые ему устраивал бог, вплоть до пощечин и таскания за бороду. Обычно, на это время цари назначали себе «заместителей», которые и повергались унизительной процедуре. Известна история, когда такой «подменный царь», служивший царским садовником, так и остался на троне, потому что настоящий владыка умер.
В Вавилоне считалось, что празднование Нового года и обновление сил царя невозможно без волшебной статуи бога Мардука. Вавилоняне так верили в это, что когда персидский царь уничтожил статую Мардука, они навсегда перестали бунтовать против персов.
Эпос о Гильгамеше. Со времен Шумера месопотамцы задумывались о человеческой судьбе, о страданиях и смысле жизни человека, о справедливости богов; на эту тему создавались произведения особого жанра — так называемой «литературы мудрости». В месопотамских представлениях можно, в общем, выделить три-четыре традиционных выбора «смысла жизни», т. е. наилучшего для человека жизненного пути. Все они так или иначе представлены в крупнейшем эпическом произведении Месопотамии — литературном Эпосе о Гильгамеше (древний царь Урука), сложившемся на рубеже III–II тысячелетий до н. э. и популярном до конца месопотамской истории.
Сюжет «Эпоса» таков: сначала Гильгамеш угнетал свой народ и кичился своей силой, затем, найдя в лице богатыря Энкиду друга по себе и узнав настоящую дружбу, он раскаялся и пожелал сражаться во имя блага людей, убивая демонов и чудовищ. При этом он не считается с гневом великих богов и упрекает их в несправедливости и вероломстве. Увидав позднее смерть Энкиду, Гильгамеш впервые задумывается о собственной кончине и мечтает освободиться от смертного страха, добыв вечную жизнь — свойство богов, недоступное людям. После множества приключений Гильгамеш овладел было травой бессмертия, но ее похитила и съела змея. В печали Гильгамеш возвращается домой, и все, что ему остается — это зрелище стен родного города, возведенных по его приказу; им суждено еще много веков защищать жителей Урука.
Согласно одному из месопотамских воззрений, человеку следует сосредоточиться на своих отношениях с богами: упорное и непрерывное исполнение их предписаний должно обеспечить «богобоязненному» человеку (акк. палих-или) всевозможные житейские блага как награду со стороны богов (напомним, что этического пафоса в подобное отношение к богам не вкладывается: их надо слушаться не потому, что они добры или являются источником нравственности, а потому, что они могучи и суровы к непокорным). Эта концепция представлена во многих произведениях «литературы мудрости», но в Эпосе о Гильгамеше последовательно отводится: Гильгамеш периодически оказывается в конфликте с богами и демонами, не боится их гнева и в итоге остается победителем. Здесь же подробно описывается, как боги погубили человечество всемирным потопом просто каприза ради: «богов великих потоп устроить склонило их сердце». На вознаграждение богов невозможно полагаться, а их гневу можно с успехом противостоять. Иной (и, пожалуй, основной) выбор месопотамца — это собственно гедонистический выбор, в рамках которого смыслом всякого индивидуального существования является достижение обычных личных житейских радостей
В наиболее яркой форме идею гедонистического выбора Эпос о Гильгамеше вкладывает в уста доброй демоницы Сидури, дающей герою следующий совет: «Гильгамеш! Куда ты стремишься? Вечной жизни, что ищешь, не найдешь ты! Боги, когда создавали человека, смерть они определили человеку, вечную жизнь в своих руках удержали. Ты ж, Гильгамеш, насыщай желудок, днем и ночью да будешь ты весел; праздник справляй ежедневно; днем и ночью играй и пляши ты! Светлы да будут твои одежды, волосы чисты, водой омывайся, гляди, как дитя твою руку держит, своими объятьями радуй подругу — только в этом дело человека!» Этот монолог можно считать кульминацией «Эпоса», все содержание которого подтверждает правоту Сидури (Гильгамеш пытается добыть бессмертие, но в итоге оно ему не достается).
При этом из двух противоположных вариантов гедонистического идеала — грубо-эгоцентрического (погоня за чисто материальными благами, без соблюдения этических норм) и социально-этизированного (где важными радостями признаются любовь, дружба, честь, правота и заслуги перед окружающими, а этическим нормам отдается должное) «Эпос» делает решительный выбор в пользу второго, «товарищеского» гедонизма. Из тирана Гильгамеш преображается в героя, познав любовь и дружбу, а построенные им стены Урука появляются в финале «Эпоса» как главная награда и утешение в жизни Гильгамеша и вместе с тем как символ благого наследства, которое одни люди могут получать от других. Согласно «Эпосу», человеку не стоит чересчур бояться богов и склоняться перед их властью; лучший удел — беречь и охранять свою и чужую жизнь; единственное доступное человеку благо заключено в собственных радостях и добрых делах, совершенных им для других людей.
Вавилонские «теодицеи». С начала II тысячелетия до н. э. в Месопотамии распространяется концепция, согласно которой боги попечительны и справедливы по отношению к людям (хотя и не вполне всемогущи). Но в таком случае вставал вопрос теодицеи («богооправдания»): если боги и могущественны, и благи, то почему же в мире происходит столько несправедливости и зла, и праведники зачастую бедствуют, а злодеи преуспевают? Чем можно оправдать богов, коль скоро они допускают подобное? Этому вопросу посвящен ряд вавилонских текстов II тысячелетия до н. э., прежде всего поэмы «Владыку мудрости хочу восславить…» и «Мудрый муж, постой, я хочу сказать тебе…» («Вавилонская теодицея»). Их главные герои — праведники, соблюдавшие все божеские и человеческие законы, но тем не менее бедствующие и упрекающие поэтому богов в несправедливости и непредсказуемости.
Хотел бы я знать — что богу приятно?!
Что хорошо человеку — преступленье пред богом,
Что ему отвратно — для его бога хорошо!
Кто волю богов в небесах узнает?
