– Воистину, умиротворение и покой.

Жена встала с кровати, подошла к Джону и, наклонившись, поцеловала.

– Пойду проведаю Луизу. Ты будешь тут?

– Нет, еще прогуляюсь перед собранием.

Он доел обед, медленно, смакуя каждый глоток, выпил воду и пошел на гидропонную ферму.

Джошуа по-прежнему работал там, только еще больше постарел и поседел. Впрочем, добрые морщинки вокруг глаз и приятная, едва заметная улыбка никуда не делись.

Он поприветствовал Джона по-старому, шуткой:

– Что, снова пришел воровать помидоры?

– Не в этот раз.

– А где второй? Твой приятель?

– Его зовут Джо.

– А, точно, Джо. Что поделаешь, старость. Память уже не та. – Уголки его губ тронула улыбка. – Мне недолго осталось, мой мальчик. Я не заставлю вас с Мэри ждать.

– Это сейчас неважно, – сказал Джон.

– Хорошо, а то я уж боялся, ты совсем перестанешь приходить.

– Так получилось. Это закон, а с законом не спорят. И ни я, ни ты, ни Мэри ничего не изменим.

Джошуа положил руку Джону на плечо.

– Посмотри, какой урожай. Лучше помидоров я еще не выращивал. Прямо только-только созрели.

Он сорвал самый спелый и отдал Джону.

Джон потер ярко-красный плод в ладонях, ощущая мягкую гладкую кожицу, которую распирало от соков.

– Когда полежат, будет уже не то. Так что давай, съешь.

Джон впился зубами в помидор, и вкусная, сочная мякоть потекла в горло.

– Ты, кажется, что-то хотел сказать, мой мальчик?

Джон мотнул головой.

– Я не видел тебя с тех пор, как объявили решение, – продолжил Джошуа. – Ты винишь себя, потому что знаешь, что вам не разрешат завести ребенка, пока я не умру. Тяжело, должно быть; причем вам от этого куда тяжелее, чем мне. Но раз ты пришел – значит, случилось что-то серьезное.

Джон промолчал.

– Раньше ты часто захаживал, потому что помнил наш первый разговор.

– Тогда я нарушил закон, хотел украсть помидоров. Мы с Джо хотели. А ты нас поймал.

– Я тоже только что нарушил закон. Дал тебе помидор, – сказал Джошуа. – Он не мой, я не мог им распоряжаться. А ты не имел права его брать. Я совершил преступление, потому что в основе любого закона должен лежать здравый смысл, и здравый смысл подсказывает мне, что одного помидора никто не хватится. Смысл должен быть в каждом законе, а если его нет, то и закон не нужен.

– Но ведь нарушать закон плохо.

– Послушай, ты помнишь, что было сегодня утром?

– Еще бы не помнить.

– Посмотри на эти рельсы, врезанные в стену. До сегодняшнего утра это был пол.

– А как же баки…

– Именно! – сказал Джошуа. – Именно об этом я и подумал, когда вылетел из кровати. Баки, мои замечательные баки! Я как представил, что они висят на стене, из них хлещет вода, растения разбросаны, все усыпано химикатами… Ничего подобного не случилось! – Он похлопал Джона по груди. – И дело вовсе не каком-то законе, а в здравом смысле. Посмотри под ноги.

Джон опустил взгляд и увидел под собой рельсы – продолжение тех, что шли по стене.

– Баки закреплены, их колеса утоплены в рельсы. Когда пол стал стеной, баки просто-напросто съехали вниз по рельсам и оказались на стене, которая стала полом. И все словно так и надо. Да, немного воды расплескалось, некоторые растения поломались, но это мелочи.

– Так и задумывалось, – сказал Джон. – Понимаешь, корабль…

– За каждым законом должен стоять здравый смысл. В отношении баков закон был и, как выяснилось, был и смысл. Однако закон – лишь напоминание о том, что противоречить логике нельзя. Другое дело, логику можно забыть, с ней можно спорить, можно заявить, что она себя изжила. Но правила придают логике вес, к тому же исполнять их можно, даже не понимая, что за ними стоит. Так вот, закон гласил: рельсы на стене – бывшей стене, я имею в виду – нужно всегда смазывать и нельзя захламлять. Порой мы недоумевали зачем, ведь это пустая трата времени. Однако мы прилежно исполняли его, и вот, когда прозвучал Гул, рельсы были свободны и смазаны и баки беспрепятственно по ним проехали. А теперь представь, что было бы, не соблюдай мы этого закона. Хотя в конечном итоге важен именно смысл, а не закон.

– Так что ты хочешь этим сказать? – спросил Джон.

– Я хочу сказать, что законы появились неслучайно и исполнять их нужно без рассуждений, пока не откроется скрытый смысл. А вот когда он откроется, уже можно будет судить, достойный ли это смысл. И если он чем-то плох, не нужно молчать. Ибо если плох смысл закона, то плох и сам закон, поскольку закон есть не более чем способ закрепить смысл или послужить достижению цели.

– Постой, ты сказал «цели»?

– Именно так, мой мальчик, цели. Без нее никак. Корабль устроен настолько грамотно, что за этим просто не может не быть хоть какой-нибудь цели.

– Ты так думаешь? Говорят же…

– Да знаю, знаю: «Все, что ни делается, все к лучшему». – Джошуа покивал. – И все же, как ни крути, цель у Корабля есть. Когда-то давным-давно она была ясной и прозрачной. Мы просто забыли ее. Нам не хватает знаний…

– Знания были в книгах. Но книги сожгли.

– Я стар и одинок. Вечно в работе и почти никого не вижу. Поэтому болтовня, которой заняты все на Корабле, меня не отвлекает. Вместо этого я думаю, много думаю. Про нас и про Корабль. Про законы и их суть. Я хочу понять, как растут растения, почему им нужна вода и химикаты. И почему нужно включать лампы строго по расписанию? Что в них такого, что помогает росту? А забудешь включить, и растение завянет. Значит, помимо воды и химикатов, нужен еще и свет.

Или почему помидоры вырастают только на помидорных стеблях, а огурцы – на огуречных? На огуречном стебле помидор не вырастет никогда – значит, и за этим стоит какой-то смысл. Даже такое простое дело, как выращивание помидоров, требует понимания массы факторов и причин. А нам они неизвестны, потому что у нас нет знания.

Я хочу понять, что происходит, когда щелкаешь переключателем, и почему загораются лампы. И еще я хочу узнать, что делает наше тело с пищей. Куда делся помидор, который ты только что съел? Почему для выживания необходимо есть? А спать? Как человек учится говорить?

– Никогда об этом не задумывался, – признался Джон.

– Ты вообще никогда не задумывался. Или почти никогда.

– Так ведь никто не задумывается.

– В том-то и беда: никто ни о чем не задумывается, – вздохнул старик. – Все просто влачат свое существование. Не ищут смысла, не задают вопросов… «Все, что ни делается, все к лучшему» – и этого довольно.

– И все-таки я начал думать.

– Хорошо… Так зачем ты пришел?

– Уже неважно. Я услышал то, что хотел.

И он ушел по проходу между баками, вдыхая запах свежей зелени, слушая журчание воды в насосах. Впереди тянулись длинные коридоры, за иллюминаторами в смотровых пузырях светили неподвижные звезды.

«Смысл, логика, цель», – сказал Джошуа. В Письме говорилось о том же. Однако, кроме истины, есть и ложь, и чтобы отделить одну от другой, нужны знания.

Джон подобрался и вошел в церковь.

Собрание было в самом разгаре, так что он тихонько скользнул в приоткрытую дверь и разыскал Мэри. Встал рядом, а она взяла его за руку и улыбнулась.

– Опаздываешь, – прошептала она.

– Прости, – прошептал он в ответ.

Они стояли рядом, держась за руки, и смотрели, как по бокам от огромной Иконы мерцают две большие свечи. Джону вдруг пришло в голову, что он никогда не видел эту картину в таком хорошем освещении, да и вообще особо не разглядывал. Стало быть, повод важный, раз решили зажечь свечи.

Под Иконой сидели трое: Джо, Грег и Фрэнк. Как здорово, что именно его лучший друг был среди них, ведь туда сажали только самых верующих и тех, за кем готов пойти Экипаж.

Пересказали Притчу о Начале, затем Джо поднялся и заговорил о Конце.

– Мы движемся к Концу. Пока мы узрели первые знамения, но будут еще, и вскоре за ними – Конец. Каков он, никому не ведомо, ибо об этом ничего не сказано…

Мэри вдруг крепче сжала его руку, и Джон ответил тем же. Это рукопожатие наполнило его спокойствием и умиротворением: жена рядом, Вера сильна, и, пока Экипаж един, им ничто не грозит.