– Пожалуйста, отвечайте честно, – попросил он.

Когда бумажки были собраны, в большинстве из них стоял прочерк или значилось «нет». Одна гласила: «Это не я».

Форестер собрал их в стопку и вздохнул.

– Ну что ж, гипотеза отпадает. Признаюсь, я не питал особой надежды.

Крейвен тяжело поднялся на ноги.

– Мы тут думаем об одном, – начал он. – Так что можно уже и вслух сказать. Хотя тема малоприятная.

Он с вызовом посмотрел на всех по очереди, словно ожидая, что кто-то попытается его остановить. Все молчали.

– Генри никому не нравился, – продолжил Крейвен. – Не спорьте. Тип он был необаятельный. Сложный, как ни крути. Я общался с ним больше, чем любой из вас. Я согласился произнести речь на сегодняшней панихиде. И для меня это честь, потому что я его очень уважал. Он обладал такой целеустремленностью, таким упорством, каких редко сыщешь даже среди жестких людей. А еще он обладал этическими принципами. Со мной он иногда говорил – немного, по-настоящему, – а больше не делился ни с кем. Я знаю, что он был близок к открытию. И он боялся. Он умер, а ведь со здоровьем у него было все в полном порядке. – Крейвен посмотрел на Сью Лоуренс. – Так ведь? Он был здоров?

– Совершенно здоров, – подтвердила доктор Лоуренс. – Не с чего ему было умирать.

Крейвен повернулся к Лоджу.

– Вы общались с ним незадолго до его смерти.

– Да, за день или два. И вел он себя вполне нормально.

– О чем вы говорили?

– Да как обычно. О чем-то незначительном.

– О чем-то незначительном? – переспросил Крейвен с усмешкой.

– Хорошо, если вам угодно, он заявил, что не хочет продолжать. Что работа наша «богомерзкая». Именно так он и сказал. – Лодж посмотрел на всех остальных. – Что-то новенькое, правда? До такого словечка никто из вас пока не додумался.

– И в своем нежелании продолжать он был более настойчив, чем обычно?

– Да нет… – Лодж пожал плечами. – Он вообще впервые поднял эту тему. Единственный из всех.

– И вы уговорили его вернуться к работе?

– Мы обсудили такой вариант.

– Вы его убили.

– Возможно, – произнес Лодж. – Возможно, я всех вас тут убиваю. Или мы сами убиваем себя. Откуда мне знать? – Он обратился к Сью: – Как по-вашему, доктор Лоуренс, можно ли умереть от психосоматического расстройства, вызванного страхом?

– Клинически выявленных случаев такой смерти нет, – ответил Сьюзен. – Однако на практике… на практике, боюсь, все возможно.

– Он был в западне, – произнес Крейвен.

– Все человечество в западне! – не выдержал Лодж. – Если хотите искать виноватых, вините всех. Всю человеческую цивилизацию.

– По-моему, это к делу не относится, – вмешался Форестер.

– Еще как относится, и я вам сейчас объясню почему, – гнул свою линию Крейвен. – Я буду последний, кто поверит в существование призраков…

Элис Пейдж вскочила на ноги.

– Хватит! – крикнула она. – Хватит! Хватит! Хватит!

– Успокойтесь, мисс Пейдж, – сказал ей Крейвен.

– Но вы заявляете…

– Я заявляю вот что: если и бывает у призрака усопшего мотив – и даже, не побоюсь этого слова, право – остаться на месте своей кончины и мстить, это как раз тот самый случай.

– Сядьте, Крейвен! – рявкнул Лодж.

Крейвен помедлил и нехотя сел, злобно бурча себе под нос. А Лодж потребовал:

– Если вы видите какой-то смысл в продолжении этой дискуссии, будьте любезны опираться на факты, а не суеверные домыслы.

– Да нет никакого смысла, – произнес Мэйтленд. – Как ученые, исследующие саму природу жизни, мы не можем не признать, что смерть – это абсолютный предел и за ней нет ничего.

– Спорное утверждение, сами понимаете, – возразил Сиффорд.

– Давайте пока отложим этот вопрос, – спокойно предложил Форестер. – Потом к нему вернемся. Сейчас необходимо выяснить еще кое-что. Мы должны знать, какой персонаж принадлежал Генри.

Все затихли.

– Я не пытаюсь узнать, кто есть кто, – поспешил объяснить Форестер. – Просто методом исключения…

– Раздавайте бумажки, – сказал Сиффорд.

Форестер принялся отрывать полоски от листа, но тут Крейвен возмущенно заявил:

– Какие еще бумажки? Я на этот трюк не куплюсь, нашли дурака.

Форестер поднял на него глаза и переспросил:

– Трюк?

– Разумеется! И не отпирайтесь. Вы давно вынюхиваете.

– Я и не отпираюсь, – признал Форестер. – Если бы я не предпринимал попыток это выяснить, то не соответствовал бы своей должности.

– Не понимаю, зачем мы так стремимся сохранить это в тайне, – произнес Лодж. – В обыденной ситуации такая прихоть не имела бы значения, но ситуация далека от обыденной. Я считаю, надо раскрыть карты. И готов начать. Прямо сейчас назову свой персонаж, скажите только слово.

Все молчали. Лишь смотрели на него без всякого выражения – не было на лицах ни гнева, ни страха, вообще никаких читаемых эмоций.

Лодж пожал плечами, смиряясь с неудачей, и повернулся к Крейвену:

– Хорошо. Что вы предлагаете?

– Я предлагаю не писать имена на бумажках! Это же все равно что встать и выкрикнуть вслух! Форестер сразу же поймет, где чей почерк!

– Мне это даже в голову не пришло! – запротестовал Форестер. – Уж прошу поверить. Хотя Крейвен прав. По почерку я действительно узнаю каждого…

– Тогда как поступим? – требовательно спросил Лодж.

– Давайте сделаем бюллетени, как для тайного голосования, – предложил Крейвен. – Со списком персонажей. Каждый поставит крестик напротив своего.

– А вы не боитесь, что вас опознают по крестику? – не удержался Лодж.

Крейвен бесстрастно посмотрел на него, словно не заметив издевки.

– Ваша правда. Вы можете.

– Штемпель возьмем, – устало проговорил Форестер. – В лабораториях есть штемпели для маркировки образцов.

– Такой вариант вас устроит? – спросил Лодж Крейвена.

Тот кивнул.

Лодж тяжело поднялся с кресла.

– Я пошел за штемпелем, – объявил он, – а вы тут пока бюллетени готовьте.

«Ну дети! – думал он. – Просто дети. Недоверчивые, эгоистичные, боязливые, как загнанные в угол зверьки. Пойманные меж смыкающихся стен вины и страха в темном углу собственной неуверенности».

Он спускался по лестнице к лабораториям, металлические ступеньки звенели под подошвами, и звон эхом разносился по многим углам страха и вины.

«Если бы только Генри не умер, – в который раз повторял Лодж про себя, – все было бы в порядке. Мы бы еще продержались».

Но он уже сам понимал, что это не так. Не умер бы Генри, случилось бы что-нибудь другое. Что-то непременно сработало бы катализатором распада, они ведь были к этому готовы, уже давно готовы. В последние недели фитиль мог вспыхнуть в любой момент, от самой маленькой искры.

Лодж нашел штемпель и чернильную подушечку, загромыхал по ступенькам назад.

В салоне на столе уже были разложены бюллетени, кто-то раздобыл обувную коробку и сделал в ней прорезь, соорудив таким образом урну для голосования.

– Сядем в дальнем углу, – распорядился Форестер. – Будем подходить по одному и ставить штамп в бюллетене.

Если кто и видел комизм этого «голосования», то вида не подал. Лодж опустил на стол чернильную подушечку со штемпелем и занял место в дальнем углу среди остальных.

– Кто начнет? – спросил Форестер.

Тишина.

«Даже этого боятся», – подумал Лодж.

Первым вызвался Мэйтленд.

В полном молчании они по одному подходили к столу, ставили оттиск в бюллетене, сворачивали листок и опускали в урну. Никто не спешил – лишь когда предыдущий возвращался на свое место, вставал следующий. Наконец «голосование» было окончено. Форестер как следует встряхнул коробку, чтобы перемешать бюллетени, и объявил:

– Нужны два наблюдателя. – Он обвел глазами группу. – Крейвен. И Сью.

Наблюдатели подошли к столу. Форестер по одному доставал бюллетени, зачитывал, передавал Сьюзен, а та передавала Крейвену.

Беззащитная Сиротка.

Провинциальный Хлыщ.

Инопланетный Монстр.